Алисова Т.Б. Очерки синтаксиса современного итальянского языка:
Семантическая и грамматическая структура простого предложения. Изд. 2

Оглавление

Предисловие

1. Синхронное описание языка как системы взаимообусловленных элементов, находящееся в центре внимания современной лингвистики, достигло в области фонологии и морфологии высокой степени точности. Однако при каждой попытке анализа синтаксического строя какого-либо конкретного языка исследователь все еще сталкивается с расплывчатостью основных лингвистических понятий и терминов, таких, например, как "предложение", "простое предложение", "подлежащее", "грамматический субъект", не говоря уже о терминах, обозначающих смысловые категории – "субъект", "объект", "активность", "пассивность" и т.п.

Нечеткость лингвистической терминологии в области синтаксиса объясняется сложностью самого объекта изучения, где скрещиваются такие явления, как система языка и ее реализация в речи, языковой знак и обозначаемая неязыковая ситуация, понятийное содержание высказывания и отношение к нему говорящего. Однако наиболее запутанным и, пожалуй, наиболее важным вопросом остается до сих пор проблема взаимоотношения внешней грамматической формы предложения и его содержания.

Формально-грамматическая структура предложения детально описана во всех языках на основании ее внешних признаков. Так, в итальянских грамматиках1 предложение считается "простым", если оно содержит только одну глагольную форму, безразлично – личную или неличную. Поэтому предложения, включающие два или более однородных сказуемых (egli piangeva e rideva), предложения, содержащие личную форму глагола и деепричастный (причастный) оборот юга инфинитивное дополнение (egli mi guardava ridendo, egli desidera venire, io credo di non sbagliare), a также сложноподчиненные и сложносочиненные предложения рассматриваются как сложные, называемые термином "periodo". В русской грамматической традиции предложения, содержащие личный глагол с инфинитивом или ряд однородных личных сказуемых с общими показателями лица, времени и наклонения, относятся к простым.

Оба изложенные выше определения простого предложения не безупречны. Так, если, следуя русской грамматической традиции, мы признаем простыми предложения с двумя однородными сказуемыми при условии совпадения у них показателей лица, наклонения и времени, то почему нужно считать сложными "сложноподчиненные " предложения, которые тоже отвечают этим требованиям ("Я думаю, что я не ошибаюсь"?). Если же сам факт подчиненного положения одного из сказуемых заключает в себе признак "сложности", то почему в таком случае предложения с глаголами мысли и воли, управляющие инфинитивом, не отнести к сложным, тем более, что личный глагол и инфинитив обозначают действия, относящиеся к разным временным планам ("я предполагаю вернуться завтра")?

Не более последовательной оказывается и итальянская традиционная классификация. Так, предложения с неличными формами глагола, подчиненными основному личному глаголу, признаются сложными на том основании, что инфинитив, причастие и деепричастие заключают в себе потенциальное предложение (proposizione implicita). В таком случае было бы логичным рассматривать как сложное всякое предложение, один из именных членов которого может быть развернут в личное предложение ("он читает в постели", "он не пришел изНза болезни"). Тем не менее в итальянских (и русских) грамматиках такие предложения относятся к простым.

Произвольность и догматизм традиционных определений простого предложения, как, впрочем, и многих других синтаксических понятий, вытекают из чисто внешнего и поэтому случайного характера признаков, отобранных для классификации этих единиц.

Между тем форма языковых знаков не только "тесно связана " с их содержанием, но и составляет с ним органическое нерасторжимое единство. Смысл предложения и его элементов не аморфен и имеет свою структуру, которую можно было бы назвать внутренней.

Формально-грамматическая структура предложения и его внутренняя семантическая форма не находятся во взаимно однозначных отношениях. Преобразования внешней формы предложения зачастую не затрагивают его смысловой стороны ("принесите книги ", "я приказываю вам принести книги", "я требую, чтобы вы принесли книги"), и наоборот, внешне одинаковые предложения имеют разную семантическую структуру ("он лежит в постели" и "он читает в постели").

Таким образом, предложение, "простое" с точки зрения формально-грамматической, может быть семантически сложным, разложимым на две законченные по смыслу предикативные единицы ("он читает в постели"="он лежит в постели и читает"), а семантически "простое" предложение, не распадающееся на два законченные по смыслу предиката, может иметь форму "сложноподчиненного " предложения ("я не уверен, что уеду завтра").

Констатация объективного факта несовпадения формальной и смысловой структуры предложения, а также реакция на чрезмерное увлечение "логической" интерпретацией синтаксических категорий привели многих лингвистов к мысли о том, что между грамматической (синтаксической) формой предложения и его "материальным " лексическим содержанием нет необходимой связи и что, следовательно, "описание языка, объединяющее высказывания, одинаковые по смыслу, но различные по форме, не имело бы никакой научной ценности". Эта точка зрения характерна не только для некоторых направлений так называемой структурной (в основном американской) лингвистики, но и для многих описательных грамматик различных языков, классифицирующих синтаксические единицы на основании их внешних формальных признаков. Так, в академической "Грамматике русского языка" можно прочесть, что "конкретное содержание предложений не может быть предметом грамматического рассмотрения".

Действительно, индивидуальные лексические значения слов не имеют отношения к грамматике. Однако лексико-семантические подклассы слов, заполняющих синтаксические позиции предложения, неотделимы от его синтаксической структуры (ср. "ребенок смеется" – "книга продается"), так что вряд ли целесообразно исключать из области синтаксиса исследование взаимосвязи между смысловой и формально-грамматической структурой предложения и тем более отрицать наличие этой связи.

В настоящее время существует целый ряд работ, в которых при классификации синтаксических единиц (типов предложений, членов предложения) учитываются категориальные смыслы лексем (одушевленность – неодушевленность, абстрактность – конкретность). Наряду с традиционным понятием члена предложения в синтаксических исследованиях постепенно утверждается более дифференцированное и гибкое понятие "позиции", определяемое как место какой-либо одной части синтаксического целого, обусловленное ее отношением к другим частям. Толкование синтаксической структуры как определенной комбинации взаимно обусловленных позиций позволяет заметить функциональную, т.е. в конечном счете смысловую основу синтаксических единиц, в составе которых слова и их грамматические формы получают новые соотносительные значения.

2. Анализ синтаксической системы любого языка предполагает не только ее описание "изнутри", как множества связанных между собой формальных и смысловых структур, но и установление ее специфических черт по сравнению с системами других языков.

Для выяснения своеобразия языка, в нашем случае итальянского, не достаточно констатировать наличие (или отсутствие) в его синтаксической системе форм, отсутствующих (или присутствующих) в другом языке, тем более что большинство синтаксических единиц совпадает во всех европейских языках.

Как показали исследования последнего времени, "межъязыковая идиоматичность" проявляется также и в том, какую из синонимичных форм, существующих в системах сопоставляемых языков, избирает каждый из них для выражения данного смысла или для обозначения данной ситуации. Это значит, что в ряду синтаксических синонимов существуют формы частотные и формы более редкие, применимые лишь в определенных условиях.

Тенденция языка к преимущественному употреблению одного из возможных способов обозначения ситуации проявляется в конкретных речевых актах и яснее всего обнаруживается при сопоставлении переводов. Это не значит, однако, что частотные характеристики синтаксических структур относятся только к сфере речевого узуса ("нормы речи") и не имеют отношения к системе языка и к ее строению. Чем чаще употребляется конструкция, тем шире ее функциональный диапазон, тем более "центральным" оказывается ее положение в системе.

Так, например, основным средством выражения неопределенности (обобщенности) субъекта высказывания в итальянском является возвратная форма сказуемого (которая может быть образована даже от возвратно-непереходных глаголов: ci si accorge). Bo французском возвратная форма в этой функции встречается гораздо реже, в связи с наличием в системе языка конструкции с неопределенно-личным местоимением "on".

Таким образом, показатель частотности различных элементов системы, который мы можем извлечь только из данных ее реализации в речи, является не просто количественным показателем речевой избирательности, а качественным признаком самой системы, не менее важным, чем отсутствие или присутствие какого-либо элемента. Более того, только подсчет сравнительной частотности употребления синонимичных форм позволяет установить первичную форму выражения для данного смысла, а подсчет сравнительной частотности различных значений данной формы – ее первичную, основную функцию в системе языка.

3. Как известно, представление о языке как об органической и единой системе складывается на основе сознательного или бессознательного анализа множества речевых актов ("текстов"). Каждый из устных или письменных "текстов" содержит стилистически нейтральные элементы, общие всем другим речевым проявлениям данного языка, и стилистически отмеченные элементы, свойственные только определенной части "текстов".

Так, в синтаксической системе общенационального итальянского языка существуют конструкции, бытующие преимущественно в устной (письменной) сфере общения и появляющиеся в письменной (устной) речи как своего рода внутриязыковые заимствования. Кроме того, многие конструкции, употребительные в просторечно-разговорном (в Италии всегда диалектально окрашенном) языке, не допускаются литературной нормой и рассматриваются как "неправильные" в словарях и грамматиках. В свою очередь письменная форма литературного языка изобилует "книжными " конструкциями, неуместными в разговорном (и устном литературном) языке, т.е. не соответствующими его нормам. Наконец, существуют синтаксические формы, "видоизмененные под влиянием чувств" и не употребительные в высказываниях, лишенных аффекта или эмфазы.

Синтаксические варианты, принадлежащие к разным функциональным стилям и сферам языка, в различных комбинациях и пропорциях содержатся во всех текстах, так что при описании синтаксической системы приходится учитывать не только одноплановые стилистически нейтральные единицы, но и формы, имеющие ограниченную область употребления. При этом особый интерес для исследования представляют разговорно-просторечные отклонения от нормы, в которых общие тенденции развития языков и специфические тенденции, заложенные в системе данного языка, проявляются наиболее отчетливо.

Намеченные выше вопросы – взаимоотношение внутренней и внешней формы языкового знака, синонимия и полисемия, литературная норма и ее нарушения, а также специфика итальянского языка по сравнению с другими европейскими языками (в основном, с русским и с французским) – будут составлять основную проблематику настоящей работы, посвященной описанию простой предикативной конструкции ("простого предложения") современного итальянского языка.

В первой части работы будут рассмотрены субъектно-предикатные отношения, т.е. семантико-формальная структура простого предложения и его членов.

Во второй части рассматриваются дополнительные отношения между модальным ("субъективным") и денотативным ("объективным ") смыслом предложения и формы выражения этих отношений.

Последняя часть содержит описание определительных отношений.

Формально-грамматические признаки "предложения" как синтаксической единицы, отличной от "высказывания" или "фразы", в работе не уточняются. "Простое предложение" рассматривается как интонационно законченная единица, содержащая одну простую предикативную конструкцию. Определение последней дается в первой главе первой части.

В работе приняты следующие сокращения: N – существительное; N₁ – подлежащее; N₂ – прямое дополнение; N₃ – косвенное ("дательное") дополнение; N₄ – дополнение агента или причины; N₅ – обстоятельство места. N_an. – одушевленное предметное понятие; N_inan. – неодушевленное предметное понятие; V – личная форма глагола; Vi – непереходный глагол; Vt – переходный глагол; inf. – инфинитив; р.II – причастие второе; prep. – предлог; adj. – прилагательное; * – форма, не употребляющаяся в языке.

Об авторе

Доктор филологических наук, профессор кафедры романского языкознания филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, член-корреспондент итальянской Академии делла Круска.

Основные публикации: "Очерки синтаксиса современного итальянского языка" (М.: Изд-во МГУ, 1971); "Введение в романскую филологию" – в соавторстве с Т.А. Репиной и М.А. Таривердиевой (изд. 3-е – М.: Высшая школа, 2007).