Черносвитов П.Ю. Закон сохранения информации и его проявления в культуре

Оглавление

Введение

Заявленная тема предлагаемой монографии, как следует из ее названия, претендует на внесение нового представления в фундаментальные основы современной научной картины мира. А именно, здесь предлагается ввести еще один закон в совокупность ныне принятых законов сохранения -- закон сохранения информации. Справедливость требует отметить, что автор данного исследования отнюдь не является первым, кто пришел к мысли о существовании и "действовании" этого закона в нашем мире. За последние десятилетия появился целый ряд работ, авторы которых, будучи исследователями самых разных областей знания, выдвинули и обосновали утверждение о его существовании, приводя в пользу этого утверждения свои профессиональные доводы, спектр которых оказался весьма широк: это были и системно-философские доводы, и эволюционно-биологические, и физико-теоретические, точнее -- космологические, подкрепленные рядом математических выкладок. Кроме того, некоторые исследователи-философы, занимаясь различными аспектами системной организации мира, т. е. рассматривающие наш мир как системную целостность высшего порядка, приходили к выводам о существовании законов перераспределения информации в адаптивных системах разного уровня организации, которые, на наш взгляд, можно считать частными проявлениями закона сохранения информации, который, однако, так и не был сформулирован этими исследователями в общем виде.

В итоге, как сейчас представляется, вся совокупность имеющихся в литературе доводов в пользу существования закона сохранения информации не является абсолютно полной. Поясним: абсолютно полной -- это такой, которая могла бы по "уровню доказательности" быть равной "уровню доказательности" других законов сохранения, принятых современной наукой. Иными словами, выдвинутый закон должен иметь не только четко выраженную математическую и вербальную формулировку, но и поддаваться многократному экспериментальному или строгому наблюдательному подтверждению. Это и побуждает автора выдвинуть свои обоснования данного закона, возможно, дополняющие и уточняющие эту совокупность.

Сказанное выше не исчерпывает всю тематику настоящего исследования. Оно заявлено как культурологическое, и потому выдвижение и обоснование закона сохранения информации, при всей важности данной общенаучной проблемы, является лишь введением к основной теме. Представляется необходимым показать, а в идеале и доказать, что доводы в пользу его существования лежат не только в естественнонаучной и философской сферах, но существенная их часть вытекает из современного знания "механизмов" и путей эволюции человеческой культуры -- с одной стороны. С другой же стороны, само принятие в качестве научной истины наличие закона сохранения информации побуждает нас к поиску "механизмов" его реализации в процессе становления и развития культуры как феномена, без которого видовое существование человека немыслимо. Поэтому значительная часть исследования посвящена рассмотрению обеих "сторон медали" с наиболее перспективных, как сейчас представляется, точек зрения, часть которых на сегодня является отнюдь не общепринятой в науке, и потому требующих особенно внимательного отношения. Так, нам представляется важным показать, что, во-первых, ментальная сфера культуры (она же -- сфера идеального) сама по себе является достойным объектом исследования, поскольку идущие в ней процессы имеют прямое отношение к проблеме проявления закона сохранения информации в среде "носителей разума". А во-вторых, юнгианское понятие "коллективное бессознательное" есть один из фундаментальных функциональных "архивов" хранения информации в ментальной сфере культуры, и потому имеет смысл попытаться выявить те "механизмы", с помощью которых человечество формирует этот информационный "архив" по ходу своей видовой истории.

Наконец, предпринятое исследование, будучи культурологическим по своей сути, закономерно дополняется собственно социокультурными исследованиями, призванными выявить на фактологическом материале один из важнейших, вероятно, аспектов проявления в культуре закона сохранения информации. А именно, есть возможность показать, что такая важнейшая составляющая человеческой культуры, как художественное творчество, даже в современном рационалистическом обществе "западного типа" незримо содержит в своих "продуктах" архетипические основы образов и сюжетов. И это содержание проступает даже не через исследовательские процедуры, произведенные с художественными произведениями, а при изучении предпочтений определенных образов, представленных в этих произведениях, высказываемых их "потребителями", т. е. "рядовыми гражданами" социума, читающими книги разного содержания, смотрящими кино- и телефильмы, слушающими выступления артистов, журналистов, политиков. Именно за этими предпочтениями стоит то, что К. Г. Юнг называл коллективным бессознательным с содержащимися в нем архетипами, и именно эти последние, опять-таки "незримо" влияя и на творцов художественных произведений, и на "потребителей" художественного творчества, заставляют первых, практически независимо от их воли, воспроизводить в своих произведениях архетипические образы и сюжеты, а вторых -- отдавать предпочтения, иногда даже неотрефлексированные в сознании, лишь тем из них, за которыми стоят доминирующие для каждой личности архетипы.

Последнее утверждение играет принципиальную роль в представленном исследовании. Чтобы объяснить -- почему, зададимся вопросом (для философии -- отнюдь не новым, впрочем): всегда ли человек волен, свободен в своих мыслях? Когда-то, на том, достаточно позднем, этапе собственной эволюции, когда он приобрел способность к саморефлексии такого уровня, что смог обдумывать не только свои поступки и выискивать их побудительные причины, но и "обдумывать обдумывание", "размышлять над размышлением", ему казалось, что в этом-то он совершенно свободен. Он может мыслить о чем угодно и как угодно ему самому. Более того, он смог понять, как строятся мысленные процедуры наподобие логических доказательств справедливости какого-либо утверждения и даже вывести законы этой логики. И в результате пришел к выводу, что мыслью можно охватить все, весь мир, и понять его "устройство".

Правда, человек уже понимал, что не каждый на это способен. Люди различаются по умственным способностям, по склонности к размышлениям, в том числе и философским, или к активным действиям. Но уж если он интеллектуально активен и склонен к философии, то никаких преград в области ума у него нет. Его не ограничивает ни выбор темы для размышлений, ни сам ход мысли, ни количество выводов, к которым он может придти в процессе размышления: он свободен в своих мыслях, и именно в них, в то время как в своих поступках он всегда чем-то ограничен, и иногда очень жестко. И это тоже осознавалось вполне четко, причем с очень раннего времени, как сейчас можно судить -- с этапа расцвета ранних цивилизаций, от которых остались письменные документы самого разного характера: от сугубо хозяйственных записей до сводов законов, и от мифоэпических произведений до религиозно-философских трактатов.

В этом убеждении человек цивилизованный -- т. е. выросший в культурной среде, где упомянутый уровень саморефлексии был достигнут и стал обыденным, нормальным, по крайней мере, в высших слоях социума -- пребывал с эпохи античности и до Новейшего времени. Однако в XIX в. человеческие "размышления над размышлением", никогда, впрочем, не прекращавшиеся, о чем свидетельствует широчайшее развитие европейской философии самых различных направлений, неожиданно получили толчок в новом направлении. Зигмунд Фрейд, венский врач-психиатр, размышляя над содержанием снов своих пациентов, страдающих неврозами и психозами разного характера, пришел к выводу, что ментальная сфера человека не сводится только к сознанию, т. е. к тому, что попадает в область человеческой саморефлексии. "Под" областью сознания лежит огромная и совершенно неисследованная область бессознательного -- того, что не охватывается разумом как таковым, не контролируется им, поскольку сознание, разум попросту "не видит" его, хотя оно тоже находится в ментальной сфере. Иначе говоря, в ментальной сфере есть некий "высший контроль", блокирующий доступ рефлексирующей части сознания в некую часть самой ментальной сферы. И, что самое главное в данном случае, бессознательное подспудно и весьма основательно влияет на сознание человека, о чем он и не подозревает!

На основании своих исследований Фрейд пришел к выводу, что человек не так уж и волен не только в своих поступках, но и в своих мыслях. Сам выбор темы для размышления, ход мыслей, круг возможных выводов -- все это в целом диктуется не только внешними относительно человека задачами существования в социуме, не только его интеллектуальными способностями, культурой, в которой он вырос и живет, уровнем образования и прочими осознаваемыми факторами, но в значительнейшей степени содержанием его собственного бессознательного, о котором он не имеет ни малейшего представления, но которое может быть выявлено при изучении содержания его снов, фобий, навязчивых мыслей и т. п.

Как известно, именно это утверждение легло в основу психоанализа -- нового направления в психиатрии, психологии и неврологии, основанного (и обоснованного!) З. Фрейдом, довольно быстро превратившегося в обширную научную дисциплину, и почти столь же быстро поделившегося стараниями наиболее талантливых его учеников и последователей на целый ряд активно развивающихся в дальнейшем направлений. Более того, психоанализ быстро вырос из своей исходной, сугубо медицинской, лечебной ниши до уровня почти философского -- при всем том, что как лечебная неврологическая и психотерапевтическая практика он продолжает существовать и процветать и поныне, особенно в западной культуре.

Надо отметить, что такому росту статуса психоанализа в значительнейшей степени способствовали работы тех учеников Фрейда, которые отошли от основополагающего утверждения его теории, согласно которому все содержание бессознательного есть вытесненные самой личностью из сферы сознания травмирующие психику комплексы, "комплексы неполноценности", порожденные неудовлетворенным (по разным причинам) сексуальным влечением. Последнее, согласно Фрейду, является вообще основой всех прочих жизненных побуждений человека. Так вот, самые талантливые и самостоятельно мыслящие его ученики, знаменитые психотерапевты Адольф Адлер, Вильгельм Райх, Отто Ранк и особенно Карл Г. Юнг, пришли к выводу, что этим, центральным для самого Фрейда, утверждением содержание бессознательного отнюдь не исчерпывается.

Для нашей темы главным из направлений мысли, порожденных фрейдовским психоанализом, является научное творчество К. Г. Юнга. Именно он ввел в научный оборот фундаментальные понятия -- коллективное бессознательное и архетип. Основополагающими в его теории личности (а тем самым -- и теории культуры) являются следующие утверждения, которые ниже приводятся суммарно.

Содержание области бессознательного в ментальной сфере человека отнюдь не сводится к вытесненным туда из сознания личным психотравмирующим комплексам. Не меньшее место в этой области, если не по объему, то по значению для самого человека, занимают порождения коллективного бессознательного -- некоего "культурного наследия" всего человечества, запечатленного в менталитете каждой личности -- которые Юнг назвал архетипами. Как и фрейдовские комплексы, последние проявляются в содержании снов и могут быть выявлены с помощью определенных психоаналитических процедур. Но не менее ярко они проявляются и в содержании порождаемых человеческим сознанием текстах -- в самом широком смысле этого слова. Архетипы -- это прообразы всех главных "действующих лиц" мифов, религиозных учений, сказок и даже бытовых литературных сюжетов современности, а также основа основных классических сюжетов, обыгрываемых в текстах разных времен и народов. Архетип -- это ментальная схема, инвариант всех этих образов и сюжетов. В каждом конкретном тексте-рассказе (мифологическом, религиозном, сказочном, литературном), каковых человеческая культура за время своего существования породила великое множество, задействованные в нем архетипы воплощаются в какую-то конкретную форму -- образы и связывающие их сюжеты, и потому их внешнее проявление, т. е. проявление в сфере сознания, невероятно разнообразно. Неврозы, с которыми обращаются к психоаналитику, вызываются тем, что обращающиеся к психотерапевту люди не могут преодолеть в себе давление на психику содержания бессознательного, что вынуждает их действовать так, а не иначе. Однако сам человек не осознает этого давления -- не может его отрефлексировать, что и доводит его до нервного срыва. Но психоаналитик "юнговской" школы, исследуя содержание снов пациента, старается "вытащить на поверхность" его сознания подспудно довлеющие на него архетипы, классифицировать их, помочь ему осознать причины этого давления и сознательным волевым усилием преодолеть его -- в чем, собственно, и состоит психоаналитическая терапия.

Для настоящего исследования, однако, наиболее важным является не психотерапевтическая сторона юнговской теории архетипов, а более общая, относящаяся к взаимодействию сознательной и бессознательной областей ментальной сферы человека, что и является главным для темы заключительной части данной работы. Она заключается в тезисе о том, что человек отнюдь не абсолютно свободен в сфере собственного сознания. О чем бы он ни писал, ни говорил -- он всегда, не сознавая этого, воспроизводит в текстах образы и сюжеты, основы которых архетипичны. Это проявляется также в человеческом поведении: и тут, как правило, человек следует архетипическим "образцам" разрешения ситуации, хотя ему кажется, что способов их разрешения -- масса, и они бесконечно разнообразны.

Можно показать -- и попытка это сделать будет изложена в последней части работы -- что фактически эта свобода выбора способа поведения достаточно иллюзорна. На самом деле мы действуем в значительной степени стандартно, архетипично по сути. Именно для этого, как говорилось выше, будут рассмотрены две стороны художественного творчества, поскольку обе они отражают художественное мировосприятие человека в его полноте: это проявление его в творческих актах художника и в отношении "потребителя" этого творчества к его "продуктам". И в той, и в другой стороне этого творчества всегда можно выявить тяготение личности к определенным архетипам, которые для него являются доминирующими.

Таким образом, будет введено понятие "доминирующий архетип", которое является ключевым для социокультурологической части настоящей темы. Именно они, а не просто все архетипы вообще, наиболее ярко "просвечивают сквозь призму художественного мировосприятия", и, тем самым, "намекают" на внутреннюю, глубинную ориентацию личности -- как творца художественного произведения, так и его потребителя. Возможно также, что это "просвечивание" определенных архетипов "сквозь призму" художественных произведений, наиболее популярных в какой-то социальной среде, дает возможность определить истинную ориентацию всей субкультуры, к которой эта среда принадлежит. Поэтому выявление и изучение доминирующих архетипов различных субкультур и даже "больших" культур, в которые эти субкультуры входят, представляется перспективным занятием для прогноза их состояния на момент изучения, а возможно -- и дальнейшей эволюции.