URSS.ru Магазин научной книги
Обложка Шовен Р. Поведение животных. Пер. с фр. Обложка Шовен Р. Поведение животных. Пер. с фр.
Id: 79118
698 р.

Поведение животных.
Пер. с фр. Изд. 2

Remy Chauvin. LE COMPORTEMENT ANIMAL
URSS. 2009. 488 с. ISBN 978-5-397-00867-9.
Типографская бумага

Аннотация

В книге отражены основные направления, по которым идет развитие науки о поведении животных: исследование механизмов обучения, работы по инстинктивному поведению, групповому, половому, родительскому поведению, генетике поведения и т. д. Несомненное достоинство книги --- систематичность и полнота изложения. Написанная с позиций эволюционизма, она позволяет проследить особенности поведения животных от низших их представителей до млекопитающих... (Подробнее)


Оглавление
top
Предисловие к русскому изданию
Введение. Теории поведения
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ . ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ В ФИЛОГЕНЕТИЧЕСКОМ РЯДУ ЖИВОТНЫХ
ГЛАВА I.ТРОПИЗМЫ И ОРИЕНТАЦИЯ
ГЛАВА II.ПРОБЛЕМЫ ИНСТИНКТА (ОЧЕРК ОСНОВНЫХ ФОРМ ПОВЕДЕНИЯ)
 Половое поведение
  О понятии "инстинкт". Сближение половых партнеров. Релизеры. Эволюция релизеров. Общественные отношения в период размножения. Механизм общественных отношений до и во время спаривания; синхронизация процессов полового созревания. Развитие мужского полового инстинкта у млекопитающих. Воздействие на овуляцию раздражителей, связанных с предкопуляционным ритуалом
 Родительское поведение
  Забота о молоди у рыб. Родительское поведение у птиц. Млекопитающие. Обучение и родительское поведение. Взаимоотношения матери и детеныша у резусов (по Харлоу)
 Доминирование и иерархия
  Иерархия у насекомых. Иерархия у рыб. Иерархия у птиц. Иерархия у млекопитающих. Понятие территории. Заключительные замечания об агрессии и агрессивности у высших животных
 Организация группы у позвоночных
  Моногамная семья у птиц и рыб. Семейные сообщества у птиц. Полигамные или смешанные сообщества у млекопитающих. Основные черты организации сообществ у позвоночных. Человек и животные (Хедигер, 1965). Переход от семейных к истинно общественным отношениям. Заключение
 Скопления животных и миграции
  Одиночный образ жизни. Скопления. Миграции. Заключение
 Эффекты группы и явление фазовой изменчивости
  Перелетная саранча. Фазы у других насекомых. Эффект группы как таковой. Эффект массы. Группы, объединяющие насекомых разных видов. Эффект группы у позвоночных
 Плотность популяции и поведение млекопитающих
  Обонятельные раздражители и размножение млекопитающих. "Физиологическая социометрия"
ГЛАВА III.ОНТОГЕНЕЗ И НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ ПОВЕДЕНИЯ
 Влияние условий содержания в раннем детстве
  Пренатальные воздействия. Воздействия в период выкармливания. Влияние условий воспитания после прекращения вскармливания
 Запечатление
  Что может быть запечатлено? Запечатление и последующее половое поведение. Обратимо ли запечатление. Запечатление и "общительность". Следование за запечатленным объектом и "закон усилия". Привязанность к неподвижным объектам. Запечатление и одомашнивание. Продолжительность критического периода. Раннее и позднее обучение
 Генетика поведения
  Нервная система и действие генов. Поведение пчел при очистке ульев. Генетическая изменчивость поведения. Опыт Мак-Дугала. Генетика поведения у собак
 Биологические ритмы и биологические часы
  Некоторые параметры ритма. Стабильность и точность. Изменения чувствительности к внешним воздействиям на протяжении цикла. Эндогенные и экзогенные составляющие циркадных ритмов. Возбуждение ритмического процесса. Влияние температуры. Влияние света. Влияние объединения в группу и взаимодействие внешних факторов. Ритмы в природных условиях. Органы, контролирующие ритм. Характер колебаний в биологических системах. Эндогенные часы и ориентация (204). Лунные ритмы активности. Фотопериодизм у животных
ГЛАВА IV.ЭНДОКРИННАЯ РЕГУЛЯЦИЯ ПОВЕДЕНИЯ
 Гормоны и поведение
  Половые железы. Поведение, предшествующее спариванию, и спаривание. Откладка яиц, роды, родительское поведение. Агрессивность, доминирование и гормоны. Гормоны, условные рефлексы и обучение. Гормоны и общая активность. Гормоны и развитие. Различия в чувствительности к гормонам. Индивидуальные различия в чувствительности к гормонам. Заключение: интерпретация действия гормонов. Нервный механизм гормональной секреции
ГЛАВА V.ЭЛЕМЕНТЫ ПСИХОФАРМАКОЛОГИИ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ . ПРИОБРЕТЕНИЕ ОПЫТА
ГЛАВА VI.ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ АКТИВНОСТЬ
 Представления Павлова о роли внимания и исследовательской активности (ориентировочные реакции)
 Исследовательское поведение
  Собственно исследовательское поведение. Активные поиски новых раздражителей. Манипуляторно-исследовательские реакции
 "Зрительное" подкрепление
  Сходные черты в поведении детей
 Влияние побуждений на исследовательское поведение и уровень бодрствования
ГЛАВА VII.ОБРАЗОВАНИЕ УСЛОВНЫХ РЕФЛЕКСОВ ПО ПАВЛОВУ
  Виды условных реакций. Угашение. Генерализация
  Анализ. Теории. Сопоставление с подходом Лоренца. Мотивация и подкрепление
 Неврозы. Некоторые понятия экспериментальной психиатрии
 Аудиогенная эпилепсия
  Общие нарушения поведения при экспериментальных неврозах. Экспериментальные неврозы животных и неврозы человека. Влияние среды
 Два примера обучения у животных с разным уровнем организации
  Обучение у обезьян. Пример обучения животного, принадлежащего к совсем иной группе
ГЛАВА VIII.ТРУДНОСТИ КЛАССИЧЕСКИХ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ ВЫСШИХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ
  Особые виды обучения: инсайт, отсроченные реакции, подражание. Примеры нейрофизиологических подходов к проблеме обучения
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ . ОСНОВНЫЕ ТИПЫ ПОВЕДЕНИЯ У РАЗНЫХ ЖИВОТНЫХ
ГЛАВА IX.ПОЗВОНОЧНЫЕ
 Рыбы
 Амфибии
 Рептилии
 Птицы
  Привыкание к соплеменникам и к хищникам. Условные рефлексы и обучение. Возвращение "домой". Использование орудий. Обход преграды. Мозг и обучение у птиц. Восприятие формы. Восприятие количества (представление о величине множества). Пение и подражание у птиц. Врожденное и приобретенное в песне птиц. Птица и человек. Строители шалашей. Птица-Термометр"
 Млекопитающие
  Крыса. Поведение бобров при строительстве плотины
  Некоторые черты поведения хищных. Коровы
ГЛАВА X.БЕСПОЗВОНОЧНЫЕ
 Простейшие
 Кишечнополостные
 Иглокожие
 Черви
  Плоские черви. Кольчатые черви
 Моллюски
  "Путешествия" пателлид. Головоногие
 Необщественные членистоногие и насекомые
 Общественные насекомые
  Медоносная пчела. Взаимопомощь у муравьев. Термиты и теория стигмергии
Рекомендуемая литература
Литература на русском языке

Предисловие к русскому изданию
top

Наука о поведении животных, или зоопсихология, переживает период бурного развития. Непосредственно по вопросам поведения животных издается ряд специальных научных журналов; кроме того, статьи зоопсихологов регулярно публикуются во многих периодических изданиях по психологии, зоологии и общей биологии. Накопленный в этой области фактический материал огромен, и в настоящее время назрела необходимость в создании подробной сводки по данному вопросу. В своей книге известный специалист по поведению животных Р.Шовен, с которым наш читатель уже знаком по другим его книгам (см. дополнительный список литературы, стр.482), предпринял попытку разобраться во всем многообразии фактов, относящихся к зоопсихологии. При этом он заранее оговорил, что ограничится лишь систематизированным изложением наблюдений и экспериментов, не касаясь (или почти не касаясь) современных теоретических построений. Такой подход, вероятно, до некоторой степени оправдан. Наука о поведении животных создавалась и развивалась учеными, которые придерживались различных, а зачастую взаимоисключающих взглядов на природу одних и тех же явлений. По-видимому, не настало еще время для создания единой всеобъемлющей теории, способной обобщить и объяснить все известные факты. Все же следует сказать о двух наиболее плодотворных направлениях, в которых развивались зоопсихологические исследования в последние десятилетия. Одно из этих направлений связано с изучением закономерностей обучения у животных (школа бихевиористов и павловская школа), другое посвящено объективному исследованию инстинктивного поведения (школы К.Лоренца и Н.Тинбергена).

Бихевиористы проводили свои исследования на разных видах животных в лаборатории. При этом животное действует в условиях, часто не имеющих ничего общего с природными.

В 1911 году один из основателей бихевиоризма, Э.Торндайк, в своей монографии сформулировал принцип, оказавший значительное влияние на дальнейшие исследования способностей различных животных. Этот вывод звучит так: животные, стоящие на разном филогенетическом уровне, имеют одинаковый "интеллект ". Эта точка зрения широко принята и в настоящее время.

И.П.Павлов и его ученики задались целью изучить те физиологические механизмы, которые лежат в основе высшей нервной деятельности, в основе адаптивного поведения животного в новой для него ситуации. И.П.Павлов отмечал, насколько важно исследование безусловно-рефлекторной (инстинктивной) деятельности. Он писал: "... конечно, представляется делом огромной важности полное изучение всех этих основных нервных реакций организма. К сожалению, этого в настоящее время далеко нет, как это указано уже выше и как это надо в особенности подчеркнуть в отношении тех рефлексов, которые называют инстинктами. Наше знание об этих инстинктах очень ограничено и отрывочно" (И.П.Павлов, "Лекции о работе больших полушарий головного мозга". Поли. собр. соч., том IV, стр.26, АН СССР, М. – Л., 1951). Однако И.П.Павлов и его школа почти не занимались проблемами инстинкта, сосредоточив основные усилия на изучении условнорефлекторной деятельности. Исключением является ориентировочный рефлекс. Этот рефлекс тесно связан с функциональным состоянием ретикулярной формации ствола мозга, которая оказывает в свою очередь активирующее влияние на кору мозга, а тем самым и на динамику выработки условных рефлексов. Электрофизиологические исследования последователей Павлова и ряда зарубежных физиологов в основном разрешили вопрос о значении ориентировочного рефлекса в формировании условных рефлексов.

Начало объективного изучения инстинктов следует отнести к концу прошлого века. Вслед за английским исследователем Сполдингом, Уитмен пришел к выводу, что инстинктивные движения весьма стабильны и поэтому, подобно морфологическим признакам, могут иметь таксономическое значение, т.е. их можно использовать для классификации животных. Развитие этой концепции связано с именами Хейнрота (1911) и Крэга (1918). Крэг разделил инстинктивный акт на составляющие элементы, введя такие фундаментальные понятия, как побуждение (drive), требующее удовлетворения, и поисковое поведение (appetitive behavior), которое в свою очередь складывается из двигательной активности и завершающего акта (consummatory behavior).

Это направление исследований, изучающее поведение животного во всем многообразии его взаимодействий со средой, получило название этологии (от греч. этос – поведение; термин введен в 1909 году Долло). Оно разрабатывалось в 1930–1950 г.г. Лоренцем, Тинбергеном, Круком и рядом других исследователей. Эти ученые, исследовавшие поведение животных под новым углом зрения, собрали огромный и интересный материал, к сожалению еще мало известный нашему читателю.

Следует отметить, что исследование поведения, формирующегося под ведущим влиянием врожденных факторов, было начато в конце прошлого столетия профессором Петербургского университета В.А.Вагнером. Его интересные исследования, опубликованные в нескольких монографиях, ставших библиографической редкостью, к сожалению, совершенно забыты. Позднее А.Н.Промптов выполнил ряд точных и оригинальных исследований по формированию инстинктивной деятельности у птиц. Эти работы также совершенно не упоминаются в современной литературе по этологии.

Этологическое направление в изучении поведения развилось в значительной степени как результат полемики с американской школой бихевиористов, которые пытались объяснить все поведение на основе индивидуально приобретенного опыта, отрицая какое бы то ни было значение врожденных факторов. В конечном счете специалисты пришли к выводу об ошибочности этой точки зрения бихевиористов. В своих концепциях этологи в значительной степени исходили из положения И.П.Павлова, согласно которому в основе формирования индивидуально приобретенного поведения лежат врожденные безусловнорефлекторные компоненты.

Исследования генетики поведения с большой убедительностью показывают, что генетические факторы играют огромную роль в формировании любого поведенческого акта (Йеркс, 1916; Багг, 1923; Даусон, 1932; Садовникова-Кольцова, 1931; Д.К.Беляев, 1964; Хирш, 1967; Фаллер, 1964 и др.). Любая форма поведения определяется нормой реакции животного на внешние факторы. Вопрос о том, является ли та или иная форма поведения врожденной или индивидуально приобретенной, сейчас можно считать лишенным смысла. Ясно, что любая поведенческая реакция формируется при участии как генетических факторов, так и всей совокупности условий среды. Вопрос может стоять лишь об относительной роли врожденного и приобретенного в формировании данного поведенческого акта (Л.В.Крушинский, 1944, 1948; К.Холл, 1951; К.Лоренц, 1965).

Все эти вопросы в большей или меньшей степени нашли отражение в книге Р.Шовена. Это очень полная сводка экспериментальных данных и наблюдений, проведенных зоопсихологами за последние несколько десятилетий.

Благодаря богатству и разнообразию собранных в ней данных, касающихся поведения животных чуть ли не всех групп, начиная от одноклеточных (амеба) и кончая приматами, книга читается с неослабевающим интересом. Читатель узнает из нее об основных направлениях исследований современных этологов и зоопсихологов, т.е. о вопросах, весьма слабо освещенных в отечественной литературе. Сюда в первую очередь следует отнести работы по групповому поведению, о роли агрессивности в организации сообществ, о сложных формах поведения различных групп позвоночных. Представляет интерес глава об онтогенезе поведения, в которой приводятся многочисленные факты о влиянии внешней среды на становление поведения в ранние периоды индивидуального развития животных.

Этим, конечно, не ограничивается круг вопросов, освещенных в книге Шовена. Автор рассматривает самые разнообразные стороны поведения животных, черпая материал из многочисленных и зачастую малодоступных источников. Это несомненное достоинство книги. Вместе с тем сама широта охвата проблем, относящихся к разным областям исследований, неизбежно приводит к тому, что некоторые вопросы излагаются бегло и потому несколько поверхностно. Это, в частности, относится к главе о роли эндокринных факторов в поведении, особенно к тем ее разделам, в которых автор рассматривает влияние стероидных гормонов коры надпочечников на индивидуальное и групповое поведение животных.

Пытаясь провести некий синтез данных, полученных этологами и бихевиористами, и результатов, полученных школой И.П.Павлова, автор в ряде мест недостаточно точно излагает представления Павлова.

К сожалению, автор, излагая работы различных исследователей, не дает точных библиографических ссылок, а приводимый им список литературы очень краток. Чтобы в какой-то мере восполнить этот пробел, в конце книги приводится небольшой дополнительный список литературы на русском языке.

Несмотря на эти недостатки, книга, несомненно, представляет интерес для широкого круга читателей.

Л. В. Крутинский

Введение
top

ТЕОРИИ ПОВЕДЕНИЯ

Науку обычно мало заботит собственная история, но все же напомним в нескольких словах, как развивались представления о поведении животных. Уже на первом этапе развития зоопсихологии определились два основных направления: механицизм и антропоморфизм, представители которых оперировали в равной степени наивными аргументами. Механицисты вслед за Декартом считали, что животное─это всего лишь машина, а посему, как утверждал, например, Мальбранш, собаку можно истязать, не обращая внимания на ее визг — это не более чем скрип плохо смазанного механизма; отсюда с совершенной очевидностью явствует, что собаку этот философ никогда по─настоящему не видел. Сторонникам же антропоморфизма животное представлялось без малого человеком, существом, способным любить, страдать и рассуждать почти по─человечески; такие крайности наводят на мысль, что и эти зоофилы тоже никогда собаку не видели. Я хочу сказать, что и те и другие видели не собаку, а свое собственное предвзятое представление о ней. Перейдем к первым бихевиористам и рефлексологам: Лебу, Уотсону и Павлову. Мне придется высказать в их адрес несколько критических замечаний, но это ни в коей мере не мешает мне тут же и притом без всяких оговорок признать их исключительные заслуги перед зоопсихологией. Они заложили фундамент этой науки, первыми утвердив правильный подход к ее специфическим проблемам. Этот подход состоял в следующем: выводам должны предшествовать наблюдения, причем, говоря о животных, следует воздерживаться от таких понятий психологии человека, как разум и сознание. Нам не дано знать, о чем собака думает и думает ли она вообще, но если мы начнем наблюдать за ней, то сможем узнать, что она делает. Задача, сформулированная таким образом, кажется довольно скромной, однако она поставлена в таком виде самим развитием науки, и сегодня мы ее иначе и не представляем себе. Но бихевиористы были атомистами, и в этом заключалась слабость их построений. Находясь под сильным впечатлением успехов физики конца XIX в., они стремились обнаружить некие атомы поведения — простые явления, из различных сочетаний которых должно складываться поведение в целом. Леб полагал, что нашел их в тропизмах, которые присущи не только животным, но и растениям — организмам, несомненно, более простым. Он считал, что с помощью тропизмов удастся глубже проникнуть в элементарные явления жизни. В самом деле, что может быть проще движения герани, изгибающейся к свету, а между тем этот тропизм (от греческого "тропос" — поворот, направление) встречается и у животных, например у бабочки, летящей на пламя. Леб искал тропизмы и находил их повсюду. Действительно, каким бы воздействиям ни подвергать организм, ответная реакция всегда налицо, хотя иногда она может оказаться бесполезной и лишенной смысла. Знаменитый опыт Леба с гусеницами золотистого шелкопряда (Porthesia chrysorrhea) общеизвестен, но о нем стоит рассказать еще раз. Гусениц помещали в стеклянную трубку, обращенную запаянным концом к солнцу, и они автоматически ползли в сторону солнечных лучей и гибли под действием высокой температуры; тем не менее назад они не отступали. Эти вынужденные и часто неадаптивные, т.е. препятствующие выживанию организма, движения, столь похожие на движения растений, эти тропизмы тем более восхищали Леба, что позволяли ему разделаться с проблемой "свободы воли". Не правда ли, стремление разрушить концепцию "свободы воли" с помощью герани и гусениц выглядит довольно странно, и сегодня эти попытки нам смешны, но застрахованы ли мы сами от подобных просчетов? Не тщись Леб во что бы то ни стало доказать заранее заданные положения, он бы скоро заметил, что в естественных условиях поведение гусеницы Porthesia совсем иное, нежели в лаборатории. Эта гусеница непрерывно объедает листья, но едва только солнце начнет припекать, она, как всякое другое животное, тут же прячется в тень. Чем же вызвано столь нетипичное поведение гусеницы в лаборатории? Да просто тем, что она оказалась в совершенно) необычных условиях. В самом деле, в стеклянной трубке она полностью лишена привычных ее зеленому миру зрительных, тактильных и химических раздражителей; кроме того, трубка жестко ограничивает возможности передвижения, позволяя ползти лишь вперед или назад, а отступать — не в привычках этой гусеницы. Когда на нее падают слишком сильные солнечные лучи, она предпочитает не пятиться назад, а отползти в сторону. Словом, этот тропизм гусеницы Porthesia не что иное, как патология, В равной мере это справедливо для большинства тропизмов, особенно для фототропизмов, которые так любили изучать последователи Леба. Реакции животных на химические раздражители, на влажность и температуру, вероятно, в большей степени отвечают концепции Леба. Павлов, как и Леб, тоже был атомистом, но не столь прямолинейным. Он также считал, что сложное поведение можно расчленить на простые единицы — условные рефлексы. Работал он главным образом с собаками в свето- и звуконепроницаемом помещении, так называемой "башне молчания". Собаку помещали в станок и при помощи шлеек фиксировали ее положение, не допуская никаких движений. Экспериментатор добивался, чтобы на строго определенные раздражители животное реагировало строго определенной реакцией. Например, собаки должны были связывать звук метронома с вкусом мяса, так что в конце концов один лишь звук метронома вызывал слюноотделение. На самом же деле реакция выражается не только в этом: собака непроизвольно помахивает хвостом, если его заблаговременно не подвязать, настораживает уши, ее дыхание учащается. Одним словом, из целой группы реакций, сопровождающих этот акт, произвольно выбирали лишь одну — слюноотделение. Тем не менее следует признать, что изучение условных рефлексов оказалось весьма плодотворным методом исследования. Условные рефлексы и сейчас остаются почти единственным инструментом физиологов, стремящихся разобраться в элементарных функциях мозга. Что до этолога, то такой подход его явно не удовлетворит, и в первую очередь это относится к методу. Совершенно очевидно, что содержание животного в стесненных условиях само по себе может вызвать стресс, причем настолько значительный, что у крыс, например, одно это может привести к развитию язвы желудка. Далее, возможность перемещаться способствует проявлению у животных исследовательской активности — фундаментальной формы функционирования организма, присущей почти любому поведению. Для этолога наибольший интерес представляет именно эта активность, а также целый ряд других реакций, которые никогда не бывают изолированными; их вычленение приводит к невозможности какой бы то ни было интерпретации как самих этих реакций, так и поведения в целом. Для этологов понятие условного рефлекса в узком смысле — не побоимся сказать это — лишено смысла. В начале 20-х годов XX в. это поняли многие биологи, и в числе первых — Хейнрот, а затем его великие последователи Лоренц и Тинберген. Ими была основана так называемая объективистская школа, которая делала упор на наблюдения в естественных условиях, вне стен лаборатории. Второй ее характерной чертой в отличие от школы Леба было преимущественное изучение высших позвоночных и лишь в гораздо меньшей степени — беспозвоночных. Внимание животного, говорили объективисты, привлекают сигналы, иногда довольно сложные. Сигналами могут служить ярко окрашенные части тела — зеленое зеркальце на крыле селезня, красная грудка зарянки и т.д. С помощью экспериментов можно выяснить, каково значение той или иной составляющей в структуре сигнала. Эти сигналы — релизеры (declencheurs, evocateurs, releasers) — служат как бы ключом, позволяющим высвободить часть внутренней энергии, спрессованной в организме, и направить ее по вполне определенному каналу, который только этим ключом и открывается. Исходя из подобных представлений была разработана новая теория поведения, возможно и не лишенная недостатков, но зато менее "частная" и теснее связанная с реальностью, чем предшествующие. Но время идет, и вот уже 30 лет отделяют нас от появления знаменитой работы Лоренца "Der Kumpan in der Umwelt der Vogel"- работы, в которой он выводит объективизм на плодотворный путь (хотя тогда мало кто это осознавал). В настоящее время работы по поведению чаще всего представляют собой лишь перепевы идей основоположников этологии, независимо от того, принадлежат ли они их сторонникам или противникам. Лоренц и Тинберген, создавая свою систему, обратились к изучению брачного поведения, но это не значит, что нужно описывать и анализировать только брачные церемонии (птиц, рептилий, пауков), до бесконечности уточняя фазы ритуалов и элементы фаз. Настало время снова обратиться к истокам биологии, взглянуть на природу открытыми глазами, не затуманенными никакими теориями. Пора вновь поставить старый вопрос: что такое живой организм, что он делает, как его изучать? Наиболее простой и широко принятый сейчас в науке ответ на этот вопрос таков: живое существо — это машина. Но как понять эту машину? Позвольте привести притчу. Пусть марсианин, впервые попавший на нашу планету, нашел часы. Как он сообразит, что это такое? Если он специалист по металлам, то он не преминет отметить сплавы, из которых состоит корпус, отметит способы обработки и т.п. (это микроанатомия); затем его внимание привлекут шестеренки и анкерное устройство, их взаимодействие (физиология). Но если, достигнув этого пункта, он не сделает следующего шага, не перейдет к "внешнему", "молярному" (этология) изучению часов, не увидит, что этот механизм измеряет время, то упустит основное и ничего в часах не поймет. Распространим эту аналогию на живые существа, избегая по возможности (что очень нелегко) финалистского языка. Я не говорю, что часы — это механизм для измерения времени. Я говорю, что часы измеряют время. Точно так же хищник — это машина, которая ловит добычу, бобр — машина, строящая плотины, и т.д. Выделить в каждом случае основное и характерное направление активности, которое служит стержнем всего поведения, изучить поведение как функцию этой активности, исследовать детали, имея в то же время в виду общую картину,- такова, по─моему, основная задача этологии. Пусть сформулированная подобным образом задача исследований кажется весьма скромной, но только так можно избежать легковесности иных теорий. Такой подход позволил отойти от исключительного изучения тропизмов, когда за шестеренками забывали о часах. Гусеница Porthesia — это прежде всего механизм, объедающий листья растений, для чего вполне достаточно хеморецепторов, а свет большой роли не играет; это, пожалуй, ясно a priori. Как же узнать, какова деятельность того или иного механизма — животного? Не всегда это просто; вот, например, шимпанзе — какова основная задача этой достаточно сложной машины? Однако для большинства видов вполне достаточно выяснить, к чему животное проявляет "страстный интерес". Всем биологам, несомненно, известно, что средоточием интересов паука служит паутина, поэтому, изучая его поведение, вопросы следует формулировать "на языке нитей и паутины". Для птицы главное — гнездо, и чтобы получить вразумительный ответ, ее надо спрашивать "на языке пушинок и веточек". Точно так же бобр ответит нам только в том случае, если говорить с ним на языке "бревен, глины и камней", и т.д. Вот почему я уже несколько лет призываю изучать поразительно разнообразные сооружения животных. Не сомневаюсь, что исследования, связанные со строительным инстинктом, приведут к самым плодотворным и убедительным результатам. Одним словом, перед животным следует ставить не любые задачи, а лишь такие, к решению которых приспособлена его внутренняя механика. Не требуйте от часов, чтобы они служили вам компасом или амперметром. Одни и те же поведенческие опыты с осьминогом, крысой или шимпанзе дают курьезно схожие результаты, заставляющие предполагать, что шимпанзе, осьминог или крыса — одно и то же. Понятно, что такой вывод совершенно неоснователен и что виной всему — слишком упрощенный экспериментальный подход. Движение часового механизма осуществляется посредством шестеренок и анкерного устройства, но, располагая только этими сведениями, мы вряд ли сможем разобраться в каталогах часовых фирм. Неоспоримые успехи объективистской школы можно объяснить, в частности, тем, что исследователи обратили внимание на фактор, в определенный период приводящий в возбуждение любое животное,- на выбор партнера для спаривания. Все же последователям Лоренца и Тинбергена не стоило замыкаться только в этой проблематике, ведь в жизни животных, как мы видели, много других "центров притяжения". В общем в этой книге теориям уделено незначительное место, а главный упор сделан на объективное изложение фактов, связанных с основными формами поведения. О тропизмах речь идет только в одной главе. Не забыта и физиология (действие гормонов, условные рефлексы), ибо никакие часы все─таки не обходятся без шестеренок∙ Кроме того, в отличие от аналогичных работ по поведению основное внимание будет уделено максимальным функциональным возможностям живой машины, т. э. высшим формам поведения. Я вовсе не хочу сказать, что элементарные явления, вроде тех, что встречаются у примитивных организмов, лишены интереса, но, как сказал Кёлер, "нет ничего загадочнее начала". В ребенке, конечно, заложены все возможности взрослого человека, но разглядеть их трудно, а вид первых поднявшихся в воздух монопланов ничего не дает для понимания реактивной авиации. Чтобы покончить с метафорами, повторю, что при "молярном" изучении поведения от атомизма не приходится ожидать никакой помощи. Если вы хотите разобраться в поведении органической машины, не следует с первого же шага ограничивать ее возможности весьма искусственными условиями лаборатории, напротив, надо поставить ее в условия нормального, свободного функционирования. Бобр интересен тем, что может строить плотины, и эту его способность и следует изучать. Можно, конечно, расширить круг исследований, изучая его условные рефлексы; у него они, естественно, имеются, и притом довольно сложные. Но что мы узнаем таким путем об этом строителе плотин? Первые возможности приложения. Максимальные функциональные возможности организмов интересны и по другим причинам. Я глубоко убежден, что наука о поведении, преодолев наивность "младенческого" периода своего развития, не побоится лицом к лицу встретить неоспоримую истину: человек — это представитель класса млекопитающих, а поскольку это так, не следует бояться рассматривать его как такового, по крайней мере в сфере эмоционального. Впрочем, мне могут возразить, что вот уже несколько десятилетий, как этот подход у нас практикуется, и притом весьма решительно. Известно ведь, что приемы крайне узкой теории обучения методом проб и ошибок, основанной на опытах с кошками и крысами, были перенесены в систему школьного образования, где и утвердились прочно и надолго. Но произошло здесь то, что психологи решили, используя первые имеющиеся под рукой средства, объяснить самое сложное — человека — и с элементарными методами бросились в самую неподходящую для этого область интеллектуального. Несомненно, у человека возможны и простые квазирефлекторные формы обучения, но им принадлежит лишь второстепенная роль. На человеческое мышление наложила неизгладимый отпечаток речь. Не стоит сравнивать условнорефлекторную деятельность человека и животного. Конечно, такие сравнения правомерны, но они не представляют интереса, точно так же как не представляет интереса изучение условных рефлексов бобра по сравнению с исследованием его строительных способностей. Речь настолько отличает человека от животных, что бессмысленно проводить какие─либо сравнения между ними в сфере интеллектуального. Но есть область, в которой наше поведение в самом деле элементарно и где мы в гораздо большей степени млекопитающие и имеем гораздо больше общего с обезьяной и крысой, чем нам это представляется. Речь идет об огромной сфере эмоционального. В дальнейшем, говоря о родительском поведении, поиске полового партнера, установлении иерархии, защите территории, сдвигах в доведении детенышей и т.д., мы убедимся, насколько важны и актуальны возникающие при этом проблемы. И еще мы увидим, что сколько─нибудь серьезное сравнение перечисленных выше форм поведения животных и человека даже не начиналось. Но близок час, когда психолог создаст модель поведения человека, изучая поведение животных, подобно тому как врачи три четверти экспериментальной патологии изучают не на человеке, а на животных. Контакт зоопсихолога и психолога должен быть плодотворным при исследовании динамики групп, при изучении групп подростков и специфических эмоциональных расстройств у них, взаимоотношений людей во время стихийных бедствий и патогенеза психических заболеваний, не говоря уже об экспериментальной психиатрии. Несомненно, в эмоциональной сфере, как и в патологии, нельзя ставить знак равенства между человеком и обезьяной или крысой, но отнимите у врачей подопытных животных, и это отбросит медицину далеко назад. Именно в этом смысле "братья наши меньшие" могут послужить психологии, как они уже служат биологии человека. Аналогии, теории и машины. Я уже говорил, что многие теории поведения кажутся примитивными, а аналогии, на которые они опираются,- топорными. Такое впечатление усугубляется еще тем, что сейчас мы располагаем моделями поведения, о каких прежде не могли и мечтать. Речь идет о моделировании поведения на электронных вычислительных машинах с помощью соответствующих программ. Нас не интересует непосредственно вопрос, может ли машина мыслить, но с ее помощью мы можем создавать модели, способные воспринимать и обрабатывать информацию, и притом значительно лучше, чем это делают животные. Теперь можно ждать, что именно инженеры скажут нам, каковы должны быть параметры машины, соответствующей тому или иному живому объекту. Интересно, что при разработке программы игры в шахматы для ЭВМ обнаружилась полная непригодность алгоритмов, реализующих метод проб и ошибок. В результате пришлось обратиться к эвристическим методам, т.е. к созданию определенной стратегии игры. В этой связи следует вспомнить известного специалиста в области обучения Кречевского, утверждавшего, что крыса в лабиринте обучается не методом проб и ошибок, а строит "гипотезы", т.е. здесь опять─таки используется эвристический принцип. При реализации метода проб и ошибок в программах ЭВМ его несостоятельность становится особенно очевидной, так как алгоритмы, построенные на его основе, сложны и вычисления занимают слишком много времени. По─видимому, у животных принцип проб и ошибок не используется по тем же причинам. Анализ работы вычислительных машин помогает уяснить, что классические теории поведения безнадежно устарели.
Об авторе
top
Реми ШОВЕН

Известный французский биолог, этолог, энтомолог, специалист по социальному поведению муравьев. Доктор наук (1941), почетный профессор Сорбонны, почетный член ряда французских и международных научных обществ. На протяжении всей жизни преподавал в ряде ведущих университетов Франции. В 60-е годы руководил лабораторией пчеловодства, затем лабораторией биологии пчел под Парижем, а также лабораторией общей психофизиологии в Страсбурге. В 1977 г. стал одним из основателей французской Лиги защиты прав животных. Помимо биологических исследований, ряд работ Р.Шовена посвящен феномену экстрасенсорного восприятия и другим паранормальным аспектам психики человека.

Р.Шовен – автор многочисленных монографий и статей, посвященных различным аспектам поведения животных. На русский язык были переведены его книги "Жизнь и нравы насекомых" (1960), "От пчелы до гориллы" (1965), "Поведение животных" (1972), которые сыграли большую роль в популяризации достижений этологии в России.