Глисон Г. Введение в дескриптивную лингвистику.
Пер. с англ. Изд. 3

Оглавление

Дескриптивная лингвистика

История языкознания последних десятилетий характеризуется чрезвычайно активными и разнонаправленными поисками новых методов лингвистического исследования. Представителей новых течений объединяет один общий момент: все они одинаково критически относятся к традиционным исследовательским методам сравнительно-исторического языкознания, получившим свое наиболее полное выражение в младограмматической концепции. Некоторые из этих новых направлений обычно включают в единую группу структуральной лингвистики, различая в ней несколько разветвлений: пражский структурализм (Пражский лингвистический кружок), копенгагенский структурализм и американский структурализм (дескриптивная лингвистика). Однако такое объединение представляется в значительной мере искусственным, хотя все указанные течения исходят из общего понимания языка как структурного образования и в соответствии с этим пониманием формируют свои рабочие приемы. Объединение их в одно направление на той основе, что все они исходят из рабочего принципа структурального подхода к изучению языка, в такой же мере правомерно, как и объединение в единое направление натурализма, младограмматизма и социологической школы (А.Мейе) на основании того, что они осуществляют лингвистическое исследование, исходя из сравнительноисторического принципа. Общий рабочий принцип (будь то структуральный подход или же сравнительно-исторический), не являясь достоянием одной науки, но, как правило, распространяясь на совокупность наук, отнюдь не мешает различному его воплощению в неоднородные системы рабочих приемов в пределах одной науки и тем самым созданию нескольких, часто не сводимых к одному методическому и даже методологическому потенциалу школ и направлений. Высказанные соображения полностью применимы и к дескриптивной лингвистике, которая обладает рядом особенностей, позволяющих рассматривать ее как отдельное и достаточно самостоятельное направление в современной науке о языке. Эти особенности зависят от условий формирования дескриптивной лингвистики и от того языкового материала, с которым ей в первую очередь приходится иметь дело.

В противоположность копенгагенскому структурализму (глоссематике) и Пражскому лингвистическому кружку (функциональной лингвистике) дескриптивная лингвистика, которая по месту своего образования нередко именуется американской, не является прямым производным теоретических положений, выдвинутых Ф.Де Соссюром. Она выросла из практических потребностей изучения языков американских индейцев и в дальнейшем, когда стала применять свои методы к изучению сначала английского, а затем и других индоевропейских, семитских и тюркских языков, стремилась сохранить свою практическую направленность, установив, в частности, тесные связи с методикой преподавания языков. Уже эти факторы не могли не отграничить дескриптивную лингвистику от иных исповедующих структуральный принцип языковедческих направлений, в том числе и от глоссематики, исходящей из абстрактных категорий и схем и сближающейся этим своим качеством с нормативными построениями А.Марти.

"Американский" путь развития языкознания связывают обычно с именем выдающегося лингвиста и антрополога Франца Боаса (1858–1942). В ряде своих описательных грамматик индейских языков, и в особенности в большом теоретическом введении к коллективному "Руководству по языкам американских индейцев", Ф.Боас призывал к отказу от единых для всех языков принципов описания и к замене их описаниями на основе "логики данного конкретного языка", "изнутри" языка, или путем индукции, а не дедукции. Основываясь на своем опыте, Ф.Боас стремился доказать непригодность выработанных преимущественно на материале индоевропейских языков научных приемов для изучения и описания индейских языков. Не говоря уже о том, что в этих языках представлены иные языковые категории, чем в языках индоевропейских, они не имеют и исторической перспективы ввиду отсутствия письменных памятников, свидетельствующих о прошлых этапах развития, а внутренние генетические отношения этих языков остаются во многом еще неясными. В связи с этим к ним не применимы разработанные индоевропеистами методы исторической и сравнительной интерпретации. Отсюда, по мнению Ф.Боаса, возникает необходимость создания объективных методов описания языков, делающего упор на внешние формальные их качества.

Работу Ф.Боаса в двух разных направлениях продолжили Э.Сепир и Л.Блумфилд, которых называют иногда Лейбницем и Ньютоном американской лингвистики. Интересы Э.Сепира сосредоточивались главным образом на изучении языка в широком культуроведческом контексте, во взаимосвязи со всякого рода иными формами "моделей человеческого поведения"; он, несомненно, был более близок традициям европейского лингвистического исследования и нередко черпал свои идеи из арсенала того направления в лингвистике, начало которого было положено В.Гумбольдтом. Работы Э.Сепира подготовили почву для формирования этнолингвистики; ею занимается ныне значительная группа американских языковедов, некоторые из них являются одновременно и антропологами (в американском понимании этой науки) – Дж.Гринберг, Г.Хойер, С.Ф╕гелин, Ф.Лаунсбери, А.Кр╕бер и др. Свое крайнее выражение это направление находит в работах Б.Уорфа.

Выдвинутые Ф.Боасом объективные методы описания языка Л.Блумфилд ориентировал на положения "поведенческой" психологии (бихейвиоризм) и в своих работах обосновывал принципы так называемой механической лингвистики, которая расчленяет процесс речевого общения на ряд физиологических в своей основе стимулов и реакций. Именно в идеях Л.Блумфилда заключены источники формализации методов лингвистического описания, которые составляют сущность дескриптивной лингвистики, представляемой ныне трудами Б.Блока, Дж.Трейджера, Э.Хэрриса и др.

Надо, впрочем, отметить, что описанные два основных направления в современной американской лингвистике не всегда четко противопоставляются друг другу и нередко отдельные языковеды в своей научной практике стремятся синтезировать теоретические принципы, восходящие как к Э.Сепиру, так и к Л.Блумфилду. В качестве примера можно сослаться на Ч.Хокетта, К.Пайка, Е.Найду и пр.

Каковы основные черты дескриптивной лингвистики, в чем сущность ее общих принципов? Языковеды данного направления сосредоточивают свое внимание на описании "внешних", формальных элементов структуры языка, игнорируя его смысловую сторону, – все то, что имеет какое-либо отношение к логике или психологии и что объединяется ими под именем металингвистики. Такой целеустановке соответствует и "операционалистский" метод лингвистического описания. Этот метод отграничивается от традиционных языковедческих категорий и опирается на такие структурные качества языка, которые даже можно выражать во внелингвистических и отвлеченных от языковой специфики терминах и понятиях. В этом отношении дескриптивная лингвистика полностью укладывается в те тенденции развития новейшего языкознания, которые охарактеризованы Эйнаром Хайгеном в специально посвященной этому вопросу статье: "Для современного математического подхода (к изучению лингвистических явлений – В.З.) характерно, что упор ныне делается не на конкретные элементы, а на их распределение (дистрибуцию). Видимо, основное открытие современной лингвистики заключается в том, что оказывается возможным путем исследования дистрибуции элементов языка вскрыть их отношения. Даже традиционная лингвистика констатировала окружение по крайней мере некоторых лингвистических элементов и, в частности морфем, вступающих в синтаксические сочетания, но выделение этого аспекта в качестве основы лингвистического исследования обязано своим происхождением структуральной школе лингвистики".

В соответствии с указанными предпосылками основной методической (и методологической) категорией в дескриптивной лингвистике является дистрибуция (именно поэтому рассматриваемое направление именуется иногда дистрибуционной лингвистикой). Но и эта основная категория не одинаковым образом трактуется даже в трудах тех американских языковедов, которых можно назвать главными зодчими нового лингвистического построения. Насколько можно проследить, первым употребил "дистрибуцию" в специально терминологическом смысле создатель нового метода датировки процессов языковой дифференциации (так называемой глоттохронологии или лексикостатистики) Морис Сводеш. Но употребление данного термина у М.Сводеша носит двойственный характер. С одной стороны, он разумеет под ним статистическое распределение элементов или их признаков (Сводеш разбирает в своей статье фонологические принципы), с другой – ограниченность позиций, в которых выступают эти элементы. Сводешом введен и принцип дополнительной дистрибуции (Complementary distribution), который он определяет следующим образом: "Если в отношении двух тождественных типов звуков можно сказать, что один из них нормально встречается только в одном фонетическом окружении, а второй – только в другом, то они могут быть подтипами одной и той же фонемы... Примером может служить р в английском слове speech; дистрибуция р является дополнительной как по отношению к дистрибуции звонкого лабиального b, так и к дистрибуции глухих лабиальных взрывных звуков в peak, keep, hapen, но примыкает скорее к последним, чем к первому, вследствие своей фонетической тождественности". Таким образом, у М.Сводеша дистрибуция обладает только статистическим содержанием, а дополнительная дистрибуция используется им как метод, с помощью которого можно обнаружить фонемы. Последние, по его мнению, даны говорящим, для которых соответствующий язык является родным, в качестве постоянных структурных элементов.

Б.Блок и Дж.Трейджер в своей совместной работе, посвященной принципам лингвистического анализа, употребляют термин "дистрибуция" примерно в том смысле, в каком М.Сводеш говорит о дополнительной дистрибуции, причем особый упор они делают на окружение.

Собственно дистрибуция определяется ими только через окружение в соответствии с сформулированным ими правилом: дистрибуция – это положение элемента относительно тождественных или нетождественных окружений. Критерий окружения включается ими и в дополнительную дистрибуцию, чем несколько пополняется и уточняется определение, данное этому понятию М.Сводешом. "Тождественность позиции, – пишут они, – означает не только тождественность положения в отношении начала или конца формы..., но также тождественность окружения, определяемого как предшествующие и последующие звуки".

Как показывают уже приведенные высказывания, понятие дистрибуции (так же как и дополнительной дистрибуции) возникло и применялось первоначально лишь в области фонологии и имело дело с элементами, лишенными прямой связи с предметно-логическими или психическими категориями. Но затем принцип дистрибуции стал универсализироваться, переноситься в морфологию, синтаксис и даже семасиологию и теперь в качестве всеобщего принципа лингвистического исследования и описания прилагается также и к языковым единицам, которые всегда были наполнены "металингвистическим" содержанием. Подобного рода экспансионистские тенденции нового исследовательского принципа потребовали такого определения понятия дистрибуции, которое обладало бы характером всеобщности и было бы способно охватить качественно различные элементы структуры языка. Такое универсальное определение и стремится дать Э.Хэррис в своей книге, которая как бы подводит итог определенному периоду в развитии дескриптивной лингвистики.

Именно потому, что Хэррис стремится охватить все виды "дистрибуции речевых признаков относительно других признаков в пределах высказывания" и таким образом выявить все потенциальные возможности дистрибутивного описания структуры языка, представляется необходимым более подробно задержаться на высказываниях Хэрриса. К этому надо добавить, что, поскольку Хэррис во многих случаях доводит дистрибутивный принцип до своего логического завершения, его книга с наибольшей четкостью обнаруживает как положительные, так и отрицательные стороны нового лингвистического направления.

В главе "Методологические предпосылки" Хэррис следующим образом определяет сущность рассматриваемого направления: "Дескриптивная лингвистика (в терминологическом смысле) есть особая область исследования, имеющего дело не с речевой деятельностью в целом, но с регулярностями определенных черт речи. Эти регулярности заключаются в дистрибуционных отношениях определенных черт исследуемой речи, т.е. в повторяемости этих черт относительно друг друга в пределах высказываний. Разумеется, возможно изучение различных отношений между частями или определенными чертами речи, например отношений тождества (или других отношений) в звуках или значениях или генетических отношений в истории языка. Главная цель дескриптивной лингвистики (а вместе с тем единственное отношение, которое будет рассматриваться в настоящей работе) – это изучение отношения распределения (дистрибуции) или порядка расположения (аранжировки) отдельных частей, или черт, речи относительно друг друга в процессе речи".

Важно сразу же отметить, что в этом определении представлены весьма существенные ограничения возможностей применения дескриптивного метода, которые никак не позволяют рассматривать его в качестве универсального и пригодного для решения всех лингвистических задач, что проскальзывает иногда в утверждениях его адептов. Как явствует из приведенного высказывания, дескриптивная лингвистика с самого начала отказывается от рассмотрения многих проблем, существующих в науке о языке в качестве ее обязательных компонентов (проблем: формы и законов развития языка, взаимоотношения языка с другими видами психической деятельности и в первую очередь с мышлением, общественной сущности языка, взаимодействия языка и культуры, взаимоотношений и взаимовлияний языков и пр.), и ограничивается только одной диахронической плоскостью языка. Она фактически изучает не столько язык, сколько речь, что многократно подчеркивается всей подробно разработанной методикой дескриптивного исследования языка, исходящего из речевых отрезков или высказываний. Характерно при этом, что такое дескриптивное изучение речи проводится вне учета ее динамических потенций, обусловливающих формы развития языка.

Но и диахроническое изучение языка с помощью методов дескриптивной лингвистики носит обедненный характер. Рассмотрение разных структурных элементов языка лишь через призму их дистрибутивных признаков приводит к нивелировке этих элементов, к отказу от вскрытия их специфических качеств. Разработанные дескриптивной лингвистикой методы обнаруживают полное соответствие названию данного направления: оно действительно занимается только чистым описанием, а не изучением языка, если под этим последним понимать стремление проникнуть во внутреннюю сущность языка. Причем даже и такое описание в соответствии с практикой дескриптивной лингвистики носит односторонний характер, ориентирующийся лишь на "внешний", т.е. физический, доступный непосредственному наблюдению костяк языка.

Вышеприведенное общее определение целей и методов дескриптивной лингвистики Хэррис в дальнейшем уточняет, характеризуя отдельные основные категории этого направления. Обратимся к наиболее существенным из них.

Лингвистическое исследование начинается с установления лингвистических элементов. Как же оно проводится? "Лингвистические элементы, – пишет Хэррис, – определяются для каждого языка посредством ассоциации их с конкретными особенностями речи, или, точнее, с различиями между частями или особенностями речи, которые доступны наблюдению лингвиста... Принято говорить, что элементы представляют, указывают или идентифицируют соответствующие особенности, но не описывают их. Для каждого языка устанавливается подробный список элементов.

Утверждение, что данный конкретный элемент употребляется, например, в определенной позиции, означает, что в этом случае имеет место высказывание, особенности некоторой части которого в лингвистическом отношении представлены этим элементом.

Можно говорить, что каждый элемент встречается в определенном сегменте высказывания, т.е. в части лингвистически выраженного и протекающего во времени высказывания... Окружение, или позиция элемента, – это соседство (в пределах высказывания) других элементов, установленных на базе той же самой процедуры, которая использовалась при установлении данного элемента. Под "соседством" разумеется позиция элементов перед, после и одновременно с рассматриваемым элементом... Дистрибуция элемента есть совокупность всех окружений, в которых он встречается, т.е. сумма всех (различных) позиций (или употреблений) элемента по отношению к употреблениям других элементов".

П.Дидерихсен в своем докладе на 8-м международном лингвистическом конгрессе справедливо отметил, что данные определения содержат внутреннее противоречие. В самом деле, уже из приведенной цитаты явствует, что, с одной стороны, понятие дистрибуции выводится с помощью понятия элемента, а с другой – понятие элемента определяется через посредство дистрибуции. Получается заколдованный круг. Определение понятия дистрибуции не учитывает далее того, что конкретные элементы, принадлежащие одному классу, распределяются (осуществляют дистрибуцию) только по определенным положениям, а конкретные элементы, принадлежащие другому классу, могут употребляться как в том же самом положении, так и в других положениях. Определение Хэрриса не уточняет также, что разумеется под "совокупностью позиций" – возможные позиции в пределах языка или же только совокупность высказываний в том материале, в каком данный элемент встречается. Что касается понятия окружения, то, определяя его, автор ничего не говорит о том, как устанавливать соответствующее "соседство", и не проводит разграничения в отношениях между двумя элементами в пределах одной и той же единицы (например, двух фонем в пределах слога) и в отношениях между элементом и единицей, в которой он употребляется. Важным недостатком понятия окружения является расплывчатость его границ, особенно в применении к определению дистрибутивных отношений морфологических и синтаксических элементов. Ведь совершенно ясно, что "соседство" звуковых последовательностей во многих случаях может простираться очень далеко в обе стороны окружения, теряя четкость своих пределов. Этот недостаток отчетливо проступает в тех главах книги Глисона, где говорится о морфологических и синтаксических категориях (гл.VI–XI). Наконец, определение ряда категорий страдает нечеткостью и неясностью границ. Например, такие термины, как окружение (environment), позиция (position) и употребление (occurence), являются фактически синонимами.

Подобного рода неувязки, недоговоренности и противоречия нельзя, конечно, отнести к числу достоинств рассматриваемого метода. Но вместе с тем их нельзя считать органическими и неисправимыми. В значительной мере они обусловлены недоработанностью метода, который еще не имеет возможности опереться на более или менее значительный и достаточно обширный опыт. Иной и уже собственно методологический характер имеет другой весьма серьезный недостаток, коренящийся в самом подходе к изучению языковых явлений. Устранение его совершенно переориентирует дескриптивную лингвистику и во многом лишит ее качеств оригинальности, на которые она, несомненно, претендует. Эта переориентация есть одновременно единственный путь выхода из того кризиса, в который попала дескриптивная лингвистика, не успев еще расцвести полным цветом.

Речь в данном случае идет об отношении дескриптивного исследования языка к значению. Выше уже указывалось, что дескриптивная лингвистика сознательно и намеренно отграничивается от значения – в этом и заключается один из основных теоретических постулатов "американской" школы языкознания, истоки которого восходят непосредственно к Л.Блумфилду.

Л.Блумфилд вынес значение за пределы собственно лингвистических явлений посредством довольно нехитрой манипуляции, включив его, в соответствии со своей бихейвиористской схемой, в физиологическую область стимулов и реакций. В своих "Постулатах" он набросал и схему "объективного" описания языка, что, как уже указывалось выше, составило один из основных принципов дескриптивной лингвистики. Сосредоточивая свое внимание только на физической стороне языка и отказываясь от обращения к металингвистическим факторам, дескриптивная лингвистика, по мысли ее адептов, обладает следующими положительными качествами: с одной стороны, она выходит из-под влияния установившихся традиционных схем и тем самым предоставляет возможность для более адекватного описания структуры языка, а с другой стороны – освобождается от груза нелингвистических представлений, привносимых в результате стремления поставить языковые факты в связь с психическими, логическими или социальными явлениями, а иногда даже этими явлениями подменить собственно лингвистические. В этой тенденции есть, несомненно, здоровое начало, но, к сожалению, ее представители – дескриптивисты, уклонившись от одной крайности, угодили в другую и в конечном счете опять-таки вышли за пределы лингвистики: отрешившись от металингвистики, они вместе с водой выплеснули и младенца, так как искусственно отсекли от языка то, ради чего он вообще существует – его коммуникативное содержание. Обращение лишь к физическому аспекту языка также, хотя и с другой стороны, характеризует тот же органический недостаток дескриптивных методов исследования языка, поскольку язык отнюдь не исчерпывается своими физическими качествами. Язык, разумеется, включает в себя доступные наблюдению физические качества (звуковые волны, артикуляция). Но звуки речи – не есть чисто физическое явление, и защитники физических теорий языка заблуждаются, полагая, что лингвистика может ограничиться изучением звуковых волн, рассматривая их как чисто физическое явление и исследуя чисто физическими методами, которым, конечно, нельзя отказать в большой "объективности". Однако язык, изучаемый как чисто физический объект, – это уже не язык, как не являются им графические способы его фиксации, тоже доступные физическим методам непосредственного наблюдения и описания.

Если быть последовательным до конца, то надо признать, что при дескриптивном описании языка можно его и не знать. Ведь "знание" языка в обязательном порядке предполагает усвоение его значимой стороны, а дескриптивисты отбрасывают эту сторону из принципиальных соображений. Они имеют дело только с речевыми отрезками как последовательностями физических явлений и распределением элементов этих отрезков относительно друг друга (дистрибуцией). И в плане теоретическом, правда, применительно только к фонологии, Б.Блок, например, вполне допускает такую возможность. "Располагая достаточным количеством образцов того или иного языка, – пишет он, –...лингвист, очевидно, в состоянии определить его фонологическую систему, не зная, что означает каждая часть образца, или даже обозначают ли любые его части, одну и ту же вещь или разные". Однако в исследовательской практике дескриптивистам никогда не удавалось быть последовательными в этом отношении.

Непоследовательность проявляется уже в том, что в дескриптивной лингвистике фактически сохраняется традиционное деление на фонологию, морфологию и синтаксис, которое было установлено отнюдь не на основе чисто физических или дистрибутивных критериев. Это приводит к ряду осложнений. Хотят ли того дескриптивисты или не хотят, но без металингвистических факторов оказывается невозможным отнесение отдельных языковых явлений к числу фонологических, морфологических или синтаксических (см. об этом ниже). Характерно при этом и то, что в применении, например, к фонологическим и морфологическим явлениям техника дескриптивного исследования (или, как говорит Хэррис, процедура исследования) видоизменяется. В работах представителей дескриптивной лингвистики деление лингвистических явлений на указанные три раздела нередко принимается до известной степени за само собой разумеющееся. Более того, в ряде случаев дистрибутивные признаки подгоняются под лингвистические категории, выделенные традиционным языкознанием. Таково, например, "дистрибуционное" определение корня, основы, суффиксов, префиксов и прочих морфологических категорий в книге Глисона. Все это говорит о том, что гонимое дескриптивистами значение в той или иной форме всегда присутствует в их работах.

Неизбежность признания значения де юре становится все более очевидной для дескриптивистов, хотя относительно этого существуют различные точки зрения и среди дескриптивистов. Наиболее ригористической позиции придерживаются здесь Блок и Трейджер, которые пишут по этому поводу: "Хотя важно проводить различие между грамматическими и лексическими значениями, и при систематическом описании языка приходится по необходимости с возможной точностью учитывать по крайней мере грамматические значения, однако все наши классификации должны основываться исключительно на форме – на различиях и сходствах в фонетической структуре основ и аффиксов или на функционировании слов в конкретных типах словосочетаний и предложений. При осуществлении классификаций не должно быть никакого обращения к значению, абстрактной логике или философии" (выделено мною. – В.З.).

Сложнее с этим вопросом обстоит дело у 3. Хэрриса – ортодокса "американской" школы лингвистики. В библии этой школы – книге Хэрриса "Метод в структуральной лингвистике" значение и его роль в дистрибутивном анализе трактуются в основном в плане бихейвиористской формулы, состоящей из лингвистических стимулов и реакций воспринимающих их людей. Так, разбирая вопрос о методах установления фонологических и морфологических элементов, Хэррис пишет: "Эмпирически определено, что во всех описанных языках мы можем обнаружить некоторую часть высказывания, которая тождественна с частью какого-то другого высказывания. "Тождественность" в данном случае не следует истолковывать как физическую идентичность, но только как способность заменяться без того, чтобы вызывать при этом изменение в реакции говорящего, слышавшего данное высказывание до и после замены... Привлекая критерий реакции слушателя, мы тем самым начинаем ориентироваться на "значение", обычно требуемое лингвистами. Нечто подобное, видимо, неизбежно, во всяком случае на данной ступени развития лингвистики: в дополнение к данным о звуках мы обращаемся к данным о реакции слушающего. Впрочем, данные о восприятии слушающим высказывания или части высказывания как повторение произносившегося ранее контролировать легче, чем данные о значении".

В дальнейшем, однако, оказалось, что вопрос о реакции слушающих как критерии лингвистического анализа не столь уже простая и однозначная вещь. Без "нечто подобного" вроде значения никак не удается обойтись, именно поэтому определение роли его в дистрибутивном анализе языка превратилось в одну из центральных тем дискуссий, которые активно ведутся ныне вокруг принципов дескриптивной лингвистики. Этой проблемой вынужден был заняться и Хэррис, посвятив ей большую часть своей статьи "Дистрибуционная структура", которая вносит значительные коррективы в его первоначальные теоретические принципы. Основной корректив сводится к тому, что дескриптивная лингвистика фактически капитулирует перед значением, изгнание которого из лингвистики она так торжественно прокламировала. Эта капитуляция происходит, разумеется, в менее демонстративной форме.

Прежде всего Хэррис вносит дополнительные ограничения универсалистских тенденций дескриптивной лингвистики и делает при этом весьма знаменательные допущения. "Здесь будет показано, – определяет он задачи статьи, – как можно описать язык в терминах дистрибуционной структуры, т.е. с точки зрения употребления одних частей (в конечном счете звуков) относительно других частей, и как можно осуществить подобное описание, не обращаясь к другим факторам, таким, как значение или история. Нет надобности говорить, что возможно и иное изучение языка – историческое, психологическое и т.д. – как в связи с дистрибуционной структурой, так и независимо от нее" (выделено мною., – В.З.). Далее он пытается указать значению его место (конечно, по возможности вне языка), хотя уже с меньшей уверенностью: "Значение не есть исключительная принадлежность языка, но общая характерная черта человеческой деятельности. Правда, язык проявляет особое отношение к значению как в смысле классификации элементов опыта, так и в смысле коммуникаций. Но это отношение отнюдь не просто... Если кто станет утверждать, что язык существует в двух планах – формы и значения, – мы, во всяком случае, можем возразить, что структуры обоих планов не идентичны, хотя в некоторых отношениях они обнаруживают сходство".

Все сказанное относится к области общетеоретических рассуждений. Но вот Хэррис переходит к изложению практики дистрибутивного описания, и мы сразу же наталкиваемся на особый раздел – "Значение как функция дистрибуции", где говорится: "Если мы... исследуем области, в которых нет простых дистрибуционных регулярностей, мы часто обнаруживаем интересные дистрибуционные отношения, которые кое-что говорят нам об употреблении элементов и находятся в корреляции с некоторыми аспектами значения. В ряде важных случаев можно даже установить определенные аспекты значения как функции измеримых дистрибуционных отношений... Например, тот факт, что не каждое прилагательное употребляется с любым существительным, можно использовать в качестве мерила различий в значении. Ведь все не сводится к тому, что различные члены одного (дистрибуционного) класса производят различный отбор членов другого класса, в котором они были фактически обнаружены. Кроме того, если мы устанавливаем, что слова или морфемы А и Б гораздо более отличны по своим значениям, чем А и В, мы часто обнаруживаем, что дистрибуция А и Б более различна по значению, чем дистрибуция А и В.Иными словами, различие в значении координируется с различием в дистрибуции" (подчеркнуто мною., – В.З.).

Приведенные цитаты с полной отчетливостью говорят о важности значения также и для дистрибуционного анализа и описания языка. И чрезвычайно характерно, что первое написанное с дескриптивных позиций учебное пособие по введению в языкознание, каковым является книга Глисона, рассматривает первоначально преданное анафеме значение уже как вполне равноправный член лингвистического семейства. В языке он выделяет две соотносимые друг с другом структуры: выражения и содержания. Описывая морфемы, Глисон пишет: "Определяя морфему как наименьшую значимую единицу в структуре языка, нужно попытаться избежать неправильного понимания слов "значимый" и "значение". "Значение" должно обозначать отношения, которые существуют между морфемами как частями системы выражения какого-либо языка и соответствующими единицами в системе содержания того же языка. Морфема – это наименьшая единица в системе выражения, которая непосредственно соотносится с той или иной частью системы содержания". И даже в терминах дескриптивной лингвистики определение морфемы у Глисона принимает такую форму: "Морфема – это группа из одного или нескольких алломорфов, объединяемых по признаку общности (обычно легко устанавливаемой) дистрибуции и значения. Так, /-z/, /-s/ и /-iz/... являются тремя алломорфами одной морфемы, потому что они имеют определенную установленную дистрибуцию... и одинаковое значение".

Таким образом, значение все более легализируется и, что следует отметить особо, перестает рассматриваться как внелингвистическая категория, но входит обязательной составной частью в структуру языка, вступая в регулярные отношения с другими его частями. Бесспорным достоинством методики дескриптивистов является при этом то, что она исходит из понимания языка как структурного образования; именно это и делает возможным описание элементов языка в терминах их взаимоотношений.

Подвергнув внимательному и последовательному рассмотрению принципы дескриптивной лингвистики, П.Дидерихсен приходит к такому выводу: "Несомненно, европейские кабинетные лингвисты могут поучиться у своих американских коллег их здоровому и эффективному операционализму. Но если наш критический анализ дистрибуционной теории не бьет мимо цели, он, быть может, напомнит нетерпеливым лингвистам, ведущим "полевую" работу, что по другую сторону дороги есть также канава. Физикалистские термины, содержащие привкус логики или статистики, могут ввести в заблуждение лингвиста, если он удовольствуется выводом, что они оправдали себя в определенной области исследования и могут быть выражены в ряде формул. Не приходится возражать, что слепое преклонение перед традицией нередко тормозило развитие лингвистики; но недостатки Хэрриса вместе с тем показывают, как важно при поисках новых методов не забывать о драгоценном опыте, накопленном старой системой грамматики. Конечно, необходимо выйти за жесткие рамки традиционной лингвистической методики и выработать методы в соответствии с опытом, полученным посредством различных и нетрадиционных исследований языков, которые не представляется возможным адекватно описать в терминах греческой грамматики. Но если новая теория, построенная на основе опыта идущей пока ощупью очень молодой отрасли исследования, не способна включить в себя понятия, необходимость которых доказана всеми предыдущими исследованиями, то в этом случае мы просто заменяем одни предрассудки другими, вместо того чтобы объединять все совместимые рабочие приемы в едином и обобщенном методе более высокого порядка". К приведенным словам мало что можно добавить.

В пособии Глисона рассматривается большинство проблем, входящих у нас в программу по курсу введения в языкознание. Учебный характер книги подчеркивается и тем обстоятельством, что к ней в виде приложения дается сборник упражнений, ориентированных на содержание книги. В русском издании работы Глисона этот сборник не воспроизводится по той простой причине, что эта работа предназначается отнюдь не для учебных целей.

Русское издание книги Глисона имеет своей целью общее ознакомление с основными принципами дескриптивной лингвистики. Этой цели она, как кажется, может служить лучше, чем перевод какой-либо теоретической и оригинальной в научном отношении работы (например, книги 3. Хэрриса "Метод в структуральной лингвистике") или сборника статей (что, впрочем, не исключается изданием книги Глисона). Во-первых, Глисон дает систематическое изложение всех основных проблем языкознания с дескриптивных позиций, что не делает ни одна другая, хотя и более высокая по своим научным качествам работа. Во-вторых, это изложение избегает крайностей, которыми характеризуются многие посвященные дескриптивной лингвистике работы, Глисон излагает главным образом то, что более или менее себя оправдало в исследовательской практике. Работа Глисона с большой ясностью вскрывает как положительные, так и отрицательные стороны дескриптивной лингвистики.

Особо следует отметить способ изложения, принятый Глисоном в его книге. Он не дает перечисления некоторой совокупности правил в сопровождении ряда примеров, как это обычно принято в пособиях подобного рода, но выводит правила в результате сплошного анализа структуры языка. Это делает выводы автора более доказательными, но требует знакомства со всей книгой, так как части ее взаимосвязаны. Известное неудобство для русского читателя представляет то, что изложение ориентировано на английский материал. Но это неудобство неопреодолимо, так как сама сущность дескриптивного метода не допускает замену одного языка другим. Кроме того, в этом заключается и известный положительный момент – описание языка приобретает для русского читателя качества большей объективности.

Предисловие автора

Язык – одна из наиболее важных и характерных для человека форм поведения. Именно поэтому он всегда привлекал внимание ученых. В последние годы, однако, в области языкознания произошли значительные перемены: если некогда изучение языка было почти полностью ограничено изучением отдельных языков, в первую очередь языков Западной Европы и классической древности, то в последнее столетие наряду с исследованием отдельных языков стали изучать язык и в более широком аспекте.

В ходе развития любая общественная наука сталкивается в пределах своей области с проблемами языка. И психология, и социология, и антропология исследовали язык и как вид человеческой деятельности, и как систему, взаимодействующую с человеческой личностью, обществом и культурой. Язык вторгся даже в область технических наук, и это заставило инженеров серьезно заняться изучением человеческой речи. В результате мы располагаем в настоящее время хорошо разработанными приемами изучения языка с самых различных точек зрения. Каждый из этих приемов дополняет все другие, обогащая наши теоретические познания и способствуя практическому решению многих актуальных проблем.

Существует, однако, такой аспект языка, который до последнего времени привлекал мало внимания. Это – внутренняя структура языков, изучаемая особой научной дисциплиной – дескриптивной лингвистикой. Она отличается от других дисциплин тем, что концентрирует свое внимание на иных сторонах человеческой речи. Общий предмет исследования, а также то, что дескриптивная лингвистика занимается разрешением некоторых особых проблем, приводит ее в тесное соприкосновение со многими другими дисциплинами.

Одновременно с ростом интереса к исследованию языка произошло коренное изменение и в преподавании конкретных языков. Языки, которые предыдущие поколения не сочли бы достойными серьезного внимания, изучаются теперь по строго разработанным программам. Заметно увеличилось число языковых систем, подлежащих изучению, и возникла необходимость в более широкой теории. Дескриптивная лингвистика стала, таким образом, существенной частью новейших программ по языку. Об этом свидетельствует введение курсов дескриптивной лингвистики во многих американских колледжах и университетах. Более того, эти курсы завоевывают все большую популярность. В силу установившейся традиции антропологи и раньше в процессе подготовки знакомились с методикой лингвистических "полевых" работ, а специализирующиеся в области языка нередко слушали курсы по романской филологии и т.п. Однако эти и аналогичные им курсы весьма различались по содержанию и установкам. В настоящее время интересы обеих групп, по-видимому, сближаются, и во многих учебных заведениях можно теперь читать единые общие курсы по дескриптивной лингвистике. Изучающие другие социальные науки также начинают испытывать потребность в подобном курсе. Лингвистические курсы перестают быть придатком отдельных специализированных циклов и привлекают все новых и новых слушателей.

С учетом всех этих изменений и был написан наш учебник. Он предназначается не только для будущих лингвистов, но и для читателей других специальностей и научных интересов. Многие из тех, кто будет пользоваться учебником, вероятно, заинтересуются вопросом о месте дескриптивной лингвистики в ряду смежных дисциплин, но будут лишены возможности прослушать специальные курсы, посвященные этой проблеме. Вот почему мы сочли правильным по возможности расширить круг рассматриваемых проблем. Краткие экскурсы в область исторического языкознания и диалектологии, в теорию коммуникаций и акустическую фонетику включены прежде всего для того, чтобы показать их тесную связь с дескриптивной лингвистикой. В курсах, ставящих более узкие задачи или более ограниченных по объему, соответствующие главы можно опустить.

Эта книга создана на основе вводного курса, прочитанного в Hartford Seminary foundation, и предназначается в первую очередь для подготовки слушателей к решению тех языковых проблем, с которыми сталкиваются в настоящее время миссионеры в чужих странах. Однако наш курс слушали также и те, кто начинал готовиться к специальной лингвистической деятельности – к анализу, переводу, преподаванию и т.д. Подготовка и специализация учащихся были в высшей степени различными – от литературы и философии до медицины и ядерной физики. Среди них были американцы, владеющие только своим родным языком (для них этот курс был первым опытом изучения языка), и люди, бегло говорящие на нескольких экзотических языках. Книга родилась из конспекта, который неоднократно пересматривался, и является плодом многолетнего опыта чтения вводных курсов по языкознанию. Кроме того, первоначальный мимеографированный вариант книги был проверен на практике в других учебных заведениях при самых различных условиях – как в качестве факультативного пособия для начинающих, так и в качестве учебника для выпускников, специализирующихся по английскому языку. В целом книга полностью себя оправдала и значительно выиграла в результате проверки.

Опустив менее существенные, второстепенные главы, наш учебник можно использовать и в полугодовом курсе для студентов старших курсов или выпускников. При условии введения некоторого дополнительного материала он может быть полезен и для годового курса по общему языкознанию.