Последние десятилетия XX и начало XXI века ознаменовались глубокими изменениями в структуре и содержании социального и гуманитарного знания, в самой методологии социальных и гуманитарных наук. В этом общем интеллектуальном контексте произошла радикальная перестройка современной исторической науки. Важным качественным сдвигом в мировой историографии явился так называемый "культурный поворот", в котором получили свое отражение как небывало возросший интерес к проявлениям человеческой субъективности в истории, так и стремление к ее контекстуализации на новой теоретикометодологической основе, соответствующей глобальному характеру современной цивилизации, целям развития межкультурного диалога и принципу единства в многообразии. Сопоставление ключевых аспектов картин мира, особенностей ценностных систем и содержания культурных идеалов разных исторических социумов и цивилизаций – одна из центральных проблем современной исторической науки. Насущные проблемы современного человечества требуют решительного отказа от доминирующих моделей, которые по существу все еще выстраивают исторические процессы и события отдаленного и недавнего прошлого в европоцентристской перспективе, и обращения к мировой истории как истории действительно всеобщей, что обязательно предполагает развитие и разработку новых методик компаративного анализа, способных не только выявить общее и особенное, но и дать целостное представление об истории человечества в ее целостности и взаимосвязанности. Эта задача невероятно трудна. Размышляя о ней в середине 1990-х годов и видя, что "подлинные трудности" состоят не в постмодернистском вызове как таковом, а "скрываются в необходимости преодолеть изначальный заряд европоцентризма в истории", выдающийся французский историк Морис Эмар не испытывал большого оптимизма: "Сможем ли мы выйти за рамки нашей культуры, чтобы воспринять, понять и, насколько это возможно, освоить мировоззрения других народов, которые вовлечены в колоссальную работу по написанию своей собственной истории, будучи не в состоянии довольствоваться тем местом, которое было им уготовано в нашей истории? Мало кто из нас готов сделать усилие и приобрести необходимые знания, чтобы встретить лицом к лицу этот вызов... Вопрос стоит о создании совершенно нового мира во множественном числе, мира, в котором историк, используя отпущенные ему средства, сделает возможным диалог людей с разнообразными культурами – как в прошлом, так и в настоящем". В этой связи специалист в области истории мысли не может не обратить внимание на смысловую трансформацию и национальные воплощения европейской идеи универсальной истории, которая прошла большой путь на протяжении нескольких столетий истории Нового времени. Как же изменялось содержание понятия всеобщей истории в отечественной интеллектуальной традиции? С самого введения этого термина (в начале XIX в.) он имел несколько значений. Главные сдвиги происходили в их соотношении, и динамика этих изменений совпадает с ключевыми фазами в долгом процессе российской модернизации: в первой половине XIX в., в конце XIX – начале XX в., в конце 1990-х гг. – начале XXI столетия. Заслуживает внимания то, что в эти исторические моменты идея всеобщей истории оказывалась значимой не только для профессиональных историков, но и для более широкого круга российских интеллектуалов, принимавших участие в острых публичных идейно-политических дискуссиях о перспективах национальной истории. В российской общественно-политической мысли рубежа XVIIIXIX вв. тесные культурные и интеллектуальные связи между Россией и Западной Европой воспринимались как естественные. Но модернизация и европеизация российских элит в этот период произвела негативную реакцию и вызвала враждебность как к самой модернизации, так и к западной культуре, которая воплотилась в первые десятилетия XIX века в официальной идеологии и позднее в славянофильском интеллектуальном движении. После декабрьских событий 1825 года и в 1830-е гг. в государственной культурной политике сформировалась идея национальной самобытности и "официальной народности". Принципы "православия, самодержавия и народности" широко пропагандировались в учебниках, лекциях, популярных брошюрах. В этой атмосфере философское осмысление исторического пути России с такими главными темами, как культурные и интеллектуальные связи России и "Запада" и оценка западноевропейского социальнополитического строя, заняло центральное место в трудах и лекциях ведущих общественных и государственных деятелей, ученых, сохранявших свою приверженность культу знания и разума, идеям европейского Просвещения, и в жарких публичных дебатах. Влияние славянофильской идеологии было очень сильным в интеллектуальных кругах, среди так называемой "старой профессуры". Ситуация начала быстро меняться в 1840-е годы, когда новое поколение ученых заняло ведущие позиции в университетах, а их публичные лекции по всеобщей истории стали собирать большие аудитории. Понятие всеобщей истории было центральным для так называемой западнической идеологии. В то время многие российские ученые, студенты университетов и более широкая образованная публика проявляла огромный интерес к истории западноевропейских стран, которые уже испытали процесс модернизации и формирования современных общественных и политических институтов, процесс, который – как они считали – является универсальным для всех народов, и в который Россия в тот момент должна была вступить. Большинство западников были сторонниками конституционной монархии. Они связывали социальные реформы с заимствованием западноевропейских достижений. Веря в "уроки истории", они пытались отобрать наиболее ценные явления западного исторического опыта и применить их к российскому настоящему и будущему. Но философские и исторические концепции большинства оригинальных мыслителей данной ориентации не укладывались в "прокрустово ложе" этих довольно схематически обозначенных общих черт западнической идеологии. И в первую очередь это относится к Т.Н.Грановскому (1813–1855), который был настоящим лидером западнического интеллектуального движения и главным пропагандистом идеи всеобщей истории в 1840-е и до середины 1850-х гг. Формирование его идеи всеобщей истории, несомненно, восходит к годам его учебы (1836–1839) в Европе, прежде всего в Германии, где он посещал, в частности, лекции Леопольда фон Ранке. Там он всерьез заинтересовался гегелевской философией и позднее в течение всей своей жизни критически переосмысливал ключевые идеи гегелевской философии истории с ее видением конечной цели развития в субъективной свободе человека как индивида и как универсального существа. Именно в то время сформировались исторические взгляды Грановского и его понимание всеобщей истории. И это последнее не совпадало с гегелевским понятием "Всеобщей Истории" как первым типом "Рефлективной Истории", которая стремится обозреть всю историю какого-либо народа и склонна к абстрактным обобщениям. Идеал всеобщей истории Грановского имел более широкую перспективу, намного более обширное исследовательское пространство и очевидные соответствия с гегелевским идеалом "Философской истории" и "Философского Историка", с его задачей и способностью постичь поступательное движение в направлении к конечной свободе и достичь истинного понимания Всеобщего, которое может быть осуществлено только через осознание того, что история является рациональным процессом, управляемым универсальными, рациональными законами. Вернувшись в Россию в 1839 г. Грановский начал читать лекции на кафедре всеобщей истории Московского университета, а незадолго до своей безвременной кончины ему было поручено Министерством просвещения написать учебник по всеобщей истории. К сожалению, у него хватило времени только на две первые главы, в которых он дал яркие характеристики народов и эпох всеобщей истории и очертил главное направление исторического развития. Главным предметом собственных исследований Т.Н.Грановского была история Западной Европы в средние века, однако его ученая эрудиция далеко превосходила эти границы и охватывала древнюю и новую историю Западной Европы, как и историю России, знание которой давало основу для его сравнительных очерков, позволяя искать ключ к загадочным явлениям российской истории в "великих вопросах" западноевропейской истории3. Он верил в то, что его эпоха открывает новую перспективу для русского народа, прежде отстраненного от общего развития европейских народов. Идея всеобщей истории Грановского была поистине всеобъемлющей историей человечества. Его понимание истории было абсолютно лишено националистических предрассудков. Он подчеркивал, что история любого народа (включая не-европейские) заслуживает изучения. Он также утверждал, что в непрерывной преемственности всеобщей истории происходит постоянная смена ее "лидеров", т.е. тех народов, которым их предшествующие достижения дали возможность ввести новый принцип в общую историческую жизнь. В способности постичь этот новый принцип он видел необходимое условие "удержания" так называемых "старых, стареющих народов" в историческом процессе. Во вводной лекции по истории историографии Грановский дал пространное изложение своего понимания различия между частной (локальной или национальной) и универсальной или всеобщей историей. Заметив, что концепция всеобщей истории не могла бы сложиться в отсутствие какого-либо представления о человеческой цивилизации, он обнаружил ее корни в христианстве, но связал ее реализацию с современной философией истории. Он, в частности, указывал: "Только с введением христианства могла возникнуть всеобщая история... В наше время всякому историку понятна цель науки, всякий сознает ее идеал, но нет еще произведения, где бы эта идея осуществилась, и долго еще пройдет, пока цель, высказанная Диодором Сицилийским, – всеобщая история должна быть рассказана как история одного человека (курсив мой. – Л.Р.) – осуществится...". Далее Грановский говорит о том, что "всемирную историю не должно смешивать с всеобщей историей. Первая, т.е. всемирная, история требует количества фактов; чем больше фактов, чем больше народов входят в ее состав, тем цель ее лучше достигнута; вторая, т.е. всеобщая, обращает главное внимание на качество фактов, и потому она не без разбора их принимает... Направление эмпирическое, выразившееся под формой всемирной истории, ложно в том отношении, что оно совершенно оставляет в стороне человека; оно довольствуется одними фактами и забывает развитие рода человеческого, что должно составлять сущность истории (курсив мой. – Л.Р.)". Грановский, утверждал, что "всеобщая история должна иметь предметом развитие духа рода человеческого"; "во всеобщую историю можно внести те факты, в которых выразилось сознание, которые характеризуют духовную жизнь, духовное движение народа". Традиции всеобщей истории в России были продолжены самым спорсобным учеником Грановского В.И.Герье и учениками последнего – выдающимися учеными так называемой русской исторической школы пореформенного периода (Н.И.Кареев, М.М.Ковалевский, И.В.Лучицкий, П.Г.Виноградов и др.). В.И.Герье вырос на традициях немецкой философии истории, основной сферой его интересов была история идей, и он предварял свои лекционные курсы по всем периодам всемирной истории специальным экскурсом в философию истории, опираясь на понимание истории как универсального процесса. История для Герье была исключительно всемирной историей, в смысле истории всего человечества, движимой развитием идей. Герье считал, что Грановский сделал всеобщую историю путеводной нитью, которая связывает русских с прошлым и указывает определенное направление в будущее. Он писал о том, что всеобщая история имеет для русских особое значение, по сравнению с представителями западных стран, которые не в состоянии отделить универсальную историю от своей национальной, ибо всеобщая история оборачивается взаимодействием тех же самых наций. Для русского же всеобщая история – это история человеческой цивилизации, на которую он смотрит как на завершенный процесс. Историки "русской школы" считали Россию неотъемлемой частью европейской цивилизации, а их исторические штудии стимулировались общественными дискуссиями вокруг перспектив российской модернизации. При этом они всегда признавали самобытность России и совершенно недвусмысленно выражали убеждение в необходимости учитывать национальные традиции и специфику внутреннего развития, культурно-историческое наследие – короче, все те характеристики, которые мы теперь назвали бы цивилизационными основаниями исторического процесса. П.Г.Виноградов в публичной лекции, посвященной Грановскому, отмечал: "Грановский был именно создан для всеобщей истории... Любопытно, что именно русский историк проявил необыкновенное дарование в этой области – любопытно и естественно. Не будет парадоксом сказать, что именно всеобщая история должна быть русскою наукой". Н.И.Кареев в своей известной речи на торжественном акте Петербургского университета (1896 г.) подчеркнул, возвращаясь к этой мысли не один раз: "Он был первый на кафедре всеобщей истории, который отрешился от взгляда на этот предмет, как на механическое соединение частных историй отдельных стран и народов, для того, чтобы возвыситься до всемирно-исторической точки зрения, до представления истории человечества, в недрах коего совершается единый по своему существу и по своей цели процесс духовного и общественного развития". Одна из лучших практических разработок идеи всеобщей истории – серия учебников для школ, написанная Н.И.Кареевым по всем частям и периодам мировой истории. Главная черта этих текстов – интегральная презентация исторического процесса. В советский период в условиях абсолютного доминирования марксистской интерпретации истории использование понятия "всеобщая (универсальная) история", не будучи проблематизировано, все более и более сводилось к техническому термину и часто просто означало "историю зарубежных стран" в противопоставлении отечественной истории. Это значение постоянно воспроизводилось в номенклатуре профессиональных специализаций историков, в заглавиях лекционных курсов, исследовательских публикаций и учебников, в названиях университетских кафедр и академических институтов. В 1968 г. в точном соответствии с этим значением термина Институт истории АН СССР был разделен на Институт истории СССР и Институт всеобщей истории. Сегодня представляется невозможным ни оставаться в прежнем "техническом" разделении, ни применять старое понятие всеобщей истории к современному видению мировой истории как совокупности различных частных, локальных и национальных процессов. Сторонники современных версий макроистории задаются вопросом: как следует писать "историю мира"? Некоторые из них описывают мировую историю как историю всех народов, альтернативную европоцентристским концепциям прошлого. Так или иначе, стараясь представить мировую историю не просто как сумму частных и локальных историй, но как нечто целостное, мы немедленно оказываемся в перспективе того или иного рода всеобщей (универсальной) истории. Л.П.Репина
Электронный адрес Редакции журнала: dialtime@gmail.ru |