Книга профессора Г.Ф.Николаи, нашумевшая при своем выходе в свет и вызвавшая восторженные отзывы и статьи Романа Роллана, выходит на русском языке в несколько сокращенном виде: в тексте опущены не только некоторые мелочи, рассчитанные исключительно на то, чтобы служить назиданием немецкому читателю, не только кое-какие замечания полубеллетристического – или, вернее, полуфельетонного – характера, но и четыре главы, посвященные вопросу о происхождении милитаризма и патриотизма и о вырождении последнего в шовинизм. Вместе с тем, ради сохранения архитектонической стройности и цельности книги Николаи, содержание этих глав изложено в сжатом, конспективном виде и напечатано особым шрифтом – петитом. Идеологически, немецкий автор, конечно, далек от марксизма и, таким образом, его книга отнюдь не может претендовать на научность. Однако, если Николаи – типичному буржуазному ученому и не удалось правильно подойти к проблеме войны, которая может быть научно освещена только на основе марксистской теории, все же, отдельные его мысли и замечания не лишены интереса. Что же касается его многочисленных спорных и даже явно ошибочных выводов, то читателю, обладающему общей марксистской подготовкой, они не страшны: он без труда внесет в них необходимые поправки. Профессор Николаи почтил меня просьбою написать несколько вступительных слов к новому изданию его труда. Я с радостью исполняю это: в ту эпоху, которую мы теперь переживаем, долг мыслителей, борющихся за единство Европы, к какой бы стране они ни принадлежали, братски протянуть друг другу руки через поля битв; их долг – подтвердить единение свободных умов всего человечества перед лицом мрачных сил минувшего. Профессор Николаи явил собою блестящий пример гражданского мужества. В такое время, когда разум, отравленный страстями народных масс, всюду умолк или гнусно предоставил себя в распоряжение правительств, этот великий ученый в невозмутимом спокойствии гордо сохранил независимость своего мышления. Для того, чтобы исполнить свою миссию – служение правде, – он рискнул всем. Обращаясь к интеллигенции Германии, я писал в сентябре–октябре 1914 года: "Истина заговорит! Тщетно вы заглушаете ее голос. Она заговорит через вас, устами одного из вас, в котором проснется совесть вашей расы. Да, да, он явится, наконец. Пусть дано нам будет услышать его, этого незапятнанного гения-освободителя, которому суждено искупить вас! Тот, кому довелось жить в тесном общении с вашей старой Германией, помнит ее и ждет...". Пока я ждал7 мне было неведомо, что истина уже заговорила устами гения-освободителя. Еще в октябре 1914 года профессор Николаи, вместе с двумя другими знаменитыми учеными, А.Эйнштейном и Вильгельмом Фёрстером, в ответ на заявление 93 представителей германской интеллигенции, составил "Воззвание к европейцам". Впоследствии история покажет, что те, которые, где бы они ни были, осмелились (рискуя своим положением, репутациею, благополучием, порою даже жизнью) восстать против заблуждений и неистовств своего народа, оказались лучшими гражданами этого народа, людьми, самым достойным образом отстоявшими честь своей нации. Но великая заслуга Николаи состоит не только в выявлении бесконечной совестливости, которой не сломить никаким силам в мире, но и в том, что он просветил человечество блеском своего освобождающего разума, вступившего в борьбу с софизмами и предрассудками, отравляющими наше время. Бич, разрушающий ныне Европу – война, – является результатом медленной инФекции, заразившей организм европейской мысли. Как мудрый врач, д-р Николаи захватывает болезнь в ее корне. Он решается раскрыть пустоту, Фальшь и никчемность всех мнимых идолов современной цивилизации, ее ложный идеализм и ее лже-науку. Он делает это с точностью хирурга, умело прикасающегося своим инструментом к самому ядру болезни, чтобы удалить его. Но тут же он дает и исцеляющее средство – новый идеализм, веру науки и любви в то божественное Новое, которое принадлежит всему человечеству, веру в гуманность, ту живую, органическую действительность, могучее сознание которой присуще всякому здоровому человеку. В ряде статей я пытался проанализировать эту глубокую мысль. Здесь я хочу лишь напомнить об ее благодетельном влиянии на все те искренние души, которые в этом мировом кризисе были удручены бессилием своих духовных вождей и крушением всех своих, казалось бы, незыблемых религиозных и светских идеалов. В то время как церковь и социализм, с их огромной численной и моральной мощью, ни секунды не задумываясь, стали на сторону войны, одинокий, осужденный, заточенный мыслитель с презрительною улыбкою взирал на картину разнузданного безрассудства и грубого насилия. Но это не поколебало его твердой веры. "Именно оттого, что это война, он хочет писать книгу о мире". И думая о своих братьях – единомышленниках, более слабых и более сломленных, чем он сам, он посвящает им эту книгу, "чтобы убедить их, что эта пугающая их война представляет собой лишь преходящее на земле явление, не стоящее того, чтобы относиться к нему серьезно". Он говорит это с тою целью, чтобы "внушить хорошим и справедливым людям свою непоколебимую уверенность". Пусть эта уверенность воссияет над теми, кто прочтет его книгу! И пусть они, благодаря этой книге, приобщатся к великой, героической радости свободной мысли, которая одна только противостоит целому миру насилия и безумия, уверенная в своей конечной победе! В этой книге я постарался нелицеприятно осветить войну – явление, к которому я раньше относился совершенно безразлично, видя в нем нечто чуждое мне, нечто давно преодоленное моим миросозерцанием и моим мышлением. Но эта книга написана мною под гнетом обстоятельств, которые я ощущал почти с физическою болью. Я счел себя вынужденным протестовать против явления^ которое, сперва к моему крайнему изумлению, а затем и глубокому негодованию, уничтожило все, что до этого я благоговейно почитал. Ныне я знаю, что такое война. Теперь мне ведомо, какова власть демонов прошлого даже над нами, людьми нового времени, и отныне я ненавижу войну, по крайней мере войну XX века! Это основное настроение я не мог и не хотел отрицать. Поэтому неизбежно, что инако мыслящие откажут моей работе в объективности. Однако я надеюсь, что все непредубежденные без труда и сразу увидят, где я выступаю в роли ученого, и где во мне говорит просто человек. Впрочем, мне отнюдь не страшна та оценка, которую еще со времен Сократа весьма охотно применяли к людям, проверявшим свое научное миросозерцание на вопросах житейской практики. Тем не менее, мне не хотелось бы, чтобы кое-кто из моих друзей был введен в заблуждение подобной критикою. Поэтому я вкратце разъясню, что я понимаю под научной объективностью, особенно при рассмотрении явления, подобного войне, явления, важнейшие основы которого скрываются в наиболее сокровенных и глубоких тайниках человеческой души. Кто вздумал бы обойтись без этих основ, тот по необходимости не пошел бы дальше поверхностного анализа всего явления. Между тем настоящая объективность, вполне совместимая со страстною убежденностью, вовсе не состоит в том, чтобы открещиваться от вопросов, которые мы не в силах разрешить вполне, а в том, чтобы равномерно использовать все то, что может способствовать их разрешению. Высшим достижением современной науки представляются нам "объективные методы". Обратите сугубое внимание на то что только методы должны быть объективны. Необходимо объективно собирать отдельные данные; выводы же из последних всегда будут отличаться некоторою гипотетичностью и, следовательно, в известном смысле, субъективностью. Представители математики (т.-е. "наиболее объективной науки") – Пуанкарэ, Лоренц, Эйнштейн – подчеркивали в последнее время именно это обстоятельство, освещая его с самых различных точек зрения. Если сказанное приложимо к математике, то оно тем более применимо к Физике, еще гораздо более к естествознанию и в наивысшей мере ко всем тем областям знания, в которых естествоведением пользуются лишь в качестве метода. Тут чрезмерная объективность даже вредна; это отлично известно противникам естествознания. Так, например, один из них заявил недавно: "Никто объективно не знает, кто его отец, и о своей матери он не может говорить с уверенностью, так как ему приходится полагаться на, быть-может, лживые уверения матери, врача или повивальной бабки. А раз мы даже не в состоянии установить в точности, кто наши родители, как же нам объективно доказать, что наши пра-пра-родители происходят от обезьян?". Ясно, что при столь повышенных требованиях всякий прогресс в области наших знаний задерживается. При такой робости никакой успех здесь невозможен. В выигрыше может, в крайнем случае, оказаться лишь тот, кто со своим вечным "постольку – поскольку" надеется спасти, помимо одной истины, еще всякого рода веру. Для обогащения нашего позитивного знания мужественная односторонность необходимее, чем всюду посредничающая половинчатость; последняя может вносить лишь коррективы в уже существующее, но отнюдь не в силах творить новое. Каждый инстинктивно чувствует, что эта половинчатость сводится в сущности к отсутствию культуры и стиля. – Однако, наше время, стремящееся к объективности и всесторонней "справедливости", вполне серьезно считает возможным объединять веру со знанием, красоту с модою, искусство с наживою, войну с гуманностью, либеральное миросозерцание с социальным, космополитизм с национализмом и мн. др. Подобного рода объективность внутренне никогда нет обоснована. Но при всех явлениях окружающей нас природы, она, во всяком случае, настолько допустима, насколько нет необходимости судить об этих явлениях всесторонне. Так, например, мы можем признавать извержение вулкана одновременно красивым и губительным явлением или усматривать в прыжке тигра грациозность, ни минуты не забывая, что такой прыжок может стоить человеку жизни. Ведь вулкан, несомненно, представляется частью непроизвольно действующей природы, да и тигра мы, конечно, в праве считать, по меньшей мере, ее же частью. Это – феномены природы; их воздействие мы в силах изменять (напр., не селясь в вулканических местностях и уничтожая тигров), но самих этих явлений мы никогда не изменим. Поэтому человеку предоставляется тут право рассматривать эти явления в качестве постороннего "зрителя" с любой, свободно избираемой им точки зрения. Иначе обстоит дело с поступками человека. Пока мы не отказываемся от права самооценки своей личности и стремления к нами самими поставленным целям, приходится оценивать человеческие поступки всецело с точки зрения отдельной личности. Между тем война – деяние человеческое и, как таковое, она требует точной оценки. Всякий компромисс в этом вопросе был бы неясностью, должен был бы считаться, пожалуй, безнравственным. Войну можно любить или ненавидеть; подобно кроткому Гербарту "Введение в философию", учебник, § 93), можно чувствовать "неприязнь к борьбе" или, подобно воинственному Иерингу ("Борьба за право"), подчеркивать свое "сочувствие к борьбе"; но если не одобряешь войны в принципе, то нельзя стараться и оправдать ее указаниями на разные привходящие обстоятельства. Раньше чем судить о войне, ее следует всесторонне осветить. И только посредственные умы могли додуматься до оценки ее со всех или хотя бы только с двух сторон. Это предварительное объяснение представлялось мне необходимым для того, чтобы определить характер объективности данной книги. Я старался по возможности объективно подобрать материал; последний я использовал затем под углом зрения одной руководящей идеи – идеи гуманности. Если угодно, и эту идею можно Формулировать объективно таким образом: Фактически существует только одно genus humanum (род людской), и этот род людской, как доказано, представляет собой единый организм. Впрочем, установление этого факта означало бы антиципацию данной книги, позитивное содержание которой определяется доказательством этой объективной основы, идеей гуманности. Георг Фридрих НИКОЛАИ (1874–1964) Известный немецкий врач-физиолог и философ. Окончил Берлинский университет, работал в Берлине. Был последователем И.П.Павлова и австрийского врача Фридриха Крауса, опубликовал книгу по электрокардиографии. В 1914 г., в связи с началом Первой мировой войны, выпустил антивоенный манифест "Воззвание к европейцам", который вместе с ним подписали выдающиеся ученые – Альберт Эйнштейн и астроном Вильгельм Ферстер. В 1922 г. Г.Ф.Николаи уехал в Южную Америку, где занимался врачебной деятельностью и преподаванием в Аргентине и Чили. В 1930-е гг. написал книгу по истории национал-социалистического движения, в которой охарактеризовал национализм как явление, представляющее собой одну из величайших опасностей для дальнейшего развития человечества. Книга "Биология войны", написанная в Германии во время Первой мировой войны, выражала надежду Г.Ф.Николаи увидеть объединенную Европу и предотвратить новую войну. И хотя чаяния автора не оправдались, тем не менее его труд имел огромную популярность и был переведен на многие языки мира. В 1926 г. книга была выпущена на русском языке. |