URSS.ru Магазин научной книги
Обложка Шамин А.Н. История биологической химии. Истоки науки Обложка Шамин А.Н. История биологической химии. Истоки науки
Id: 37115
688 р.

История биологической химии.
Истоки науки. Изд. 2

2006. 392 с.
Типографская бумага
  • Мягкая обложка

Аннотация

Книга посвящена первым шагам взаимодействия химии с биологией и медициной. В ней впервые дано систематическое изложение истории возникновения биологического эксперимента, использованного для изучения методами химии биологических объектов и процессов. Отдельная глава посвящена появлению биохимии в России, первым биохимическим трудам, учебникам и научным учреждениям, где проводились биохимические исследования.

Книга тематически связана... (Подробнее)


Оглавление
top
Предисловие
ВВЕДЕНИЕ
Глава I.ПРОТОБИОХИМИЯ
 Концепция протобиохимии
 Представления о свойствах живой материи в древности
 Древнегреческая протобиохимия
 Протобиохимия и медицина в эпоху эллинизма
Глава II.МЕДИЦИНА, БИОЛОГИЯ И ХИМИЧЕСКИЕ ЗНАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ И ВОЗРОЖДЕНИЯ
 Алхимические знания и интерпретации
 Парацельсианство и иатрохимия
Глава III.ПНЕВМОХИМИЯ И БИОЛОГИЯ
 Кинетизм и динамизм в химии и биологии XVII–XVIII вв.
 Р.Бойль и Д.Мэйоу
 Флогистон и теория дыхания и брожения
 Эмпирическая химия и медицина
 Пневмохимический эксперимент
Глава IV.А.ЛАВУАЗЬЕ И ОРГАНИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
 Новая концепция горения и дыхания
 Натурализм в органической химии первой половины XIX в. (зоо- и фитохимия)
 Химическая "статика" и "динамика" организмов
Глава V.БИОКАТАЛИЗ И ПРОЦЕССЫ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ
 Витализм первой половины XIX в.
 Открытие явления биокатализа
 Получение ферментных препаратов
 Брожения и проблема природы биокатализа
 Изучение природы брожений
Глава VI.МЕДИЦИНСКАЯ ХИМИЯ
 Химия и медицина на рубеже XVIII–XIX вв.
 Химические исследования мочи
 Химические исследования крови
 Клиническая химия
Глава VII.ХИМИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ
 Основные химические компоненты живых организмов
 Обмен веществ растительных и животных организмов
 Проблема новообразования веществ в организмах
Глава VIII.НАЧАЛО ХИМИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ БИОЛОГИЧЕСКИХ ОБЪЕКТОВ В РОССИИ
 Химические знания о биологических объектах до XVIII в.
 Химия, биология и медицина в России XVIII в.
 Развитие физиолого-химических исследований
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
ПРИЛОЖЕНИЕ
 Я.Б.Беккари. О хлебе
 А.Лавуазье. Опыты над дыханием животных и над изменениями, которые претерпевает воздух, проходящий через их легкие
 К.С.Кирхгоф. Об образовании сахара солодом зерна и при обваривании муки кипятком
ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Предисловие
top

За последние десятилетия из всех биологических наук наибольшее воздействие на развитие не только биологии, но и всего естествознания в целом оказала биохимия. Достижения биологии и в познавательном, и в практическом плане превзошли самые смелые прогнозы первой половины нашего века. Многое из того, что доступно современным биологам, еще несколько лет назад представлялось фантастичным.

Ученым удалось проникнуть в глубь живой материи до уровня составляющих ее молекул, надмолекулярных комплексов и их организованных ансамблей. Изучение материальных носителей жизнедеятельности – нуклеиновых кислот и белков – приобрело качественно новый характер. Совершенно заново стали осмысливать и экспериментально исследовать механизмы хранения, передачи и реализации наследственной информации, преобразования материи и энергии в клетке, иммунитета, передачи нервных импульсов и восприятия клеткой сигналов и воздействий внешней среды, принципы гуморальной регуляции и многое другое.

Совершенно новым стало и изучение разнообразнейших регуляторов процессов, протекающих в клетках и тканях, гормонов, нейропептидов, простагландинов и т.п. Сформировалась совершенно новая система проблем, в которых фундаментальные познавательные задачи оказались сближенными с практическим приложением необычайно высокой эффективности (идет ли речь о функционировании ферментов, раскрытии механизмов фотосинтеза, зрения, нервной регуляции, деятельности мозга, защиты от инфекций и многого другого, включая важнейшую проблему манипулирования с генетическим материалом).

Все это привело к тому, что за последнюю четверть века – срок необычайно короткий, если подходить к нему с установившимися историческими мерками, – структура биологии подверглась значительным переменам. Можно утверждать, что современная биология принципиально отличается от биологии XIX в. и даже первой половины XX в. Можно утверждать также, что изменения, происшедшие в биологии, носили революционный характер [1].

Основание биологии как науки, переход к познанию ее общих закономерностей обычно связывают с созданием эволюционного учения Ч.Дарвина. Однако развитие эволюционных идей было лишь одной составляющей развития биологии. Формирование экспериментальной биологии, накопление принципиально нового эмпирического материала, а затем и перестройка концептуальных основ науки о жизни были не в меньшей мере подготовлены созданием клеточной теории и появлением принципиальных возможностей проникновения в глубь клетки.

Изучение клетки (и организма как клеточной системы) стало той логической (и методологической) линией развития биологии, которая привела к возможности построения подлинной теоретической биологии и соответственно к глубокой перестройке структуры этой науки. Редукционизм, понимаемый как методический прием исследования, привел к созданию "биологических универсалий", которые стали использоваться для проверки или адаптации к современным данным всех основных положений биологии, включая таксономию и проблемы биологической эволюции.

В процессе этой перестройки важнейшая, а иногда и решающая роль принадлежала биологической химии, а затем тому комплексу развившихся на ее основе наук, которые ныне получили название физико-химической биологии.

Эти обстоятельства в определенной мере уже исторически обусловили особое положение биологической химии в системе биологических наук да и всего естествознания в целом. Внедрение методов химии в биологию содействовало тому, что формирующаяся биохимия оказалась среди биологических наук наилучшим образом подготовленной для проникновения в тайны функционирования клетки. Именно благодаря этому она превратилась из "служанки физиологии" в самостоятельную, методологически необычайно важную область биологии. В поисках ответа на вопрос, как функционирует клетка, биохимия определила цитологию и первой проникла в мир субклеточных образований. Прогресс генетики также на определенном этапе зависел от развития биохимических методик и концепций.

Эта линия развития, связанная с углублением редукционного направления в биологии, не привела к забвению идеи целостности клетки и организма. Развитие фундаментальной идеи единства мира живого, воплотившейся в клеточной теории, продолжалось методами биохимии и реализовывалось в химических дефинициях. Биохимия вместе с развивающейся классической генетикой преобразили биологический эксперимент (можно даже сказать, что эти науки породили биологический эксперимент в его завершенной форме). Однако биологи, в том числе и генетики, не сразу научились "химически мыслить". Внедрение химической дискретности в континуальный строй биологических образов явилось далеко не прямолинейным процессом, формы которого исторически были весьма разнообразны. В результате сложилась ситуация, в которой решение ряда фундаментальных проблем биологии (и генетики в частности) оказалось возможным лишь на биохимической основе.

Путь к решению фундаментальных проблем биологии, связанных с передачей и реализацией в процессе индивидуального развития биологической информации, открыла молекулярная биология. Ее "центральная догма" оказалась наиболее важным универсальным принципом, сформулированным в биологии после учения Ч.Дарвина. Осознание всей огромной совокупности возможных следствий из этого положения на какое-то (очень короткое) время даже создало впечатление, что возможности нового направления исчерпаны и речь может идти лишь об уточнении деталей. Однако именно здесь наметился принципиальный методический и методологический поворот: произошло стремительное расширение используемых для решения возникающих проблем методик, исследования стали комплексными. Наступила эра физико-химической биологии, комплекса наук (биологической и биоорганической химии, молекулярной биологии, биофизики, частично молекулярной генетики и вирусологии и т.д.), использующего идеи и методы физики, химии и математики для изучения живой материи в едином, необычайно продуктивном методологическом сплаве. Характер проблем, стоящих перед физико-химической биологией, указывает на рост их общебиологической значимости. По Ю.А.Овчинникову, "не противопоставление одного уровня организации живой материи другому, не возведение одного звена в абсолют, а рассмотрение простого и сложного, частного и целого в их связи и единстве и является подлинным мировоззрением физико-химической биологии, ее принципом, ее кредо" [2, с.3].

Таким образом, развитие биологической химии привело к формированию новой области науки о мире живого – физико-химической биологии, области сложной структуры со специфическим методическим аппаратом, опирающейся на обширный, новый по своему характеру эмпирический материал, строющей свое собственное, принципиально новое теоретическое основание. Эта область способствует также и построению новых теоретических концепций в биологии (начиная от биологии развития и кончая геносистематикой, не говоря уже о генетике) и обладает четким механизмом практического использования полученных результатов (через биотехнологию, инженерную энзимологию, генетическую инженерию и т.п.). Изменился характер чисто биохимической составляющей данной области – ее феноменологическая основа к изучению процессов обмена веществ прибавила изучение соотношения структуры и функции определяющих эти процессы биологически активных соединений. В недрах биохимических (точнее – молекулярно-биологических) исследований были сформулированы новые фундаментальные принципы, имеющие значение не только для биологии, но и для химии: принцип передачи информации на уровне молекул и принцип регуляции процессов биосинтеза и обмена веществ. Это был первый пример транслокации фундаментальных идей из области биологии в область химии – "химизация биологии" дополнилась "биологизацией химии".

Возникновение новой области науки изменило структуру современной биологии – она приобрела ясно различимые проблемные очертания. Сложное иерархическое соподчинение уровней организации структур живой природы служит сейчас скорее для осознания системного единства экспериментально изучаемого мира живого, нежели для классификационного дробления. Биологическая наука оказалась разделенной на два логических комплекса наук. Объектом одного из них является одиночный организм (вплоть до деталей строения составляющих его клеток), другого – сообщества организмов (популяции, биоценозы и т.п.).

Первоначально полагали, что лишь генетика может выполнить объединяющие функции среди биологических наук. Однако реально мост между этими системами начал расширяться за счет возможностей и интегративных тенденций физико-химической биологии. Развитие последней уже сейчас распространяется на анализ исторического развития организмов (через эволюционную биохимию, геносистематику и филогенетику), изучение судеб популяций (через молекулярную генетику и генетическую инженерию) и даже биогеоценозов (через биохимию насекомых, например, и химическую экологию) [3].

Необходимо отметить и особое положение биохимии и включившей ее физико-химической биологии в системе естественных наук в целом. Это можно пояснить следующим наглядным примером. В классификации материальных систем X. Шепли имеется ветвь объектов, относящихся к нулевому классу по шкале размерностей [4], – эта ветвь объединяет все объекты органической природы, включая человека. Таким образом, классификация Шепли образует как бы своеобразную "вилку". По основной шкале размерностей располагаются объекты от субъядерных образований (класс размерностей -4) до метагалактик и вселенной вообще (классы размерностей +7-+8). Нулевая шкала представляет собой ветвь объектов, усложняющихся по иному принципу, нежели объекты, расположенные по основной шкале.

Вне зависимости от того, какую из концепций генезиса и эволюции естественных наук мы попытаемся исторически реконструировать, мы неизбежно придем к констатации разрыва между науками "физическими" (основная шкала) и "органическими" (нулевая шкала) и к необходимости его исторического заполнения.

Именно биохимия и особенно физико-химическая биология ликвидируют "вилку Шепли", соединяя "органическую" и "физическую " ветви в единую систему естественных наук.

Мы подчеркиваем исторический аспект данной проблемы, так как схема Шепли была создана с целью разобраться в классификации современных наук, что подчеркивал Б.М.Кедров: "Изложенная концепция имеет прямое отношение к классификации современных наук" [4, с.390]. Сам же Шепли, астроном по специальности, прекрасно понял важную роль биохимии в объединении естественных наук.

Например, он писал, что для того, чтобы реконструировать климат Земли в различные периоды ее геологического развития, надо "воспользоваться методами и результатами доброго десятка различных наук, некоторые из них относятся к биологии, другие – к физике" [5, с.27]. Далее он поясняет: "Биохимия и микробиология при помощи геофизики, астрономии и других наук зашли настолько далеко в постройке моста между неживым и живым, что мы можем и не сомневаться в том, что если только физические, химические и климатические условия на поверхности какой-то планеты подходят для жизни, она появится там..." [5, с.112]. И, наконец, он дает наиболее общую характеристику: "Вмешательства сверхъестественных сил в биохимические процессы, которые мы именуем жизнью, не требуется. Вполне достаточно естественных явлений, большинство из которых уже известно. Через пропасть между живым и неживым мы перекинули мост, пусть даже непрочный. Микробиолог, идущий от клетки к неодушевленной природе, и химик, идущий от атома к живой клетке, работают практически на стыке. Однако в этой работе еще многое недоделано..." [5, с.22].

Напомним лишь, что свои идеи Шепли начал развивать более полувека тому назад. Отметим также, что биохимию в системе естественных наук можно сравнить с замковым камнем свода, не дающим рассыпаться ему на отдельные блоки. Подчеркивание этого положения (многим оно покажется самоочевидным) до сих пор необходимо, так как имеются рецидивы разобщения естественных наук (по объектному признаку, например), влияющие на разработку проблем истории науки. В качестве примера сошлемся на концепцию П.Оже и Р.Татона, в которой "фактически... авторы осуществили расщепление общего ряда наук на две ветви: одну, которая завершается биологией (в рамках "ведущих наук"), и другую, представленную геологией и астрономией и поставленную особо после ряда "ведущих наук" и тем самым – в качестве отдельной ветви научного знания" [4, с.396]. Это не что иное, как попытка модифицировать представления О.Конта.

Всего сказанного выше вполне достаточно, чтобы оправдать стремительное возрастание интереса историков науки и специалистов, работающих в лабораториях, к проблемам развития биологической химии. Когда автор этих строк в середине 1950-х годов приступил к изучению истории биохимии, то у него сложилось впечатление, что работает он в одиночестве. Уже через несколько лет положение стало резко меняться. Достаточно быстро оформились три потока публикаций, которые и заложили фундамент современных исследований. Прежде всего интерес к истории биохимии проявили крупнейшие специалисты, лидеры современной биохимии. Появились книги Ф.Жакоба, Э.Чаргаффа, Ж.Моно, Д.Уотсона и многих других. Это были не всегда подлинно исторические исследования (хотя без "DNA-story" Д.Уотсона и Д.Туза сейчас немыслима и история биохимии, и история молекулярной биологии, и история генетической инженерии). Скорее авторы стремились осмыслить, что происходит в зоне взаимодействия химии и биологии, естествознания и философии. Мотивы написания этих работ могли быть самыми различными, но всех их объединяет одно – авторы понимали, что они своими руками вызвали в современном естествознании необратимые изменения. Поэтому одновременно со стремлением набросать чертеж здания современной биологии (или будущего естествознания) они задумывались и над определенными философскими и социальными последствиями революции в биологии.

Вторую группу работ составили книги и статьи крупных ученых-биохимиков, которые стали интересоваться историей биохимии как таковой. Мотивы здесь тоже были самые различные, нередко они предопределяли и характер, и уровень публикаций. Но, во всяком случае, этими авторами был выполнен ряд выдающихся работ. Так, никакие серьезные обобщения по истории биохимии сейчас невозможны без "Биобиблиографии по истории биохимических наук начиная с 1800 г.", изданной Д.Фрутоном [6], одним из крупнейших специалистов по химии белка. Прекрасным образцом исторической литературы являются также воспоминания Г.Кребса об О.Варбурге. Специальные исследования по истории биохимии подготовили Д.Фрутон и Г.Лестер в США, М.Флоркен в Бельгии.

Наконец, с середины 1960-х годов в исследования по истории биохимии включается большая (и все растущая) группа профессиональных историков науки. Сейчас интенсивная работа по изучению истории биохимии развернулась в СССР, США, Великобритании, Чехословакии, ФРГ, Швеции. В исследования этой группы включились в основном специально подготовленные молодые специалисты, которые уже обогатили историко-научную литературу рядом значительных работ.

Последствия развития именно истории биохимии для истории науки и философии сейчас еще трудно оценить. Во всяком случае, ее значение явно распространяется за пределы простой выработки "самосознания" биохимии. Вероятно, мало и ограничиваться простой констатацией факта, что "историческая критика современных традиций... с необходимостью ощущается в современном климате науки" [6, с.VIII].

По крайней мере без развития даже просто добротной фактографической истории биохимии сейчас невозможна разработка многих фундаментальных проблем в различных гуманитарных областях, начиная от истории культуры и кончая философией естествознания. Разработка истории биохимии, несомненно, будет иметь огромные последствия и для истории науки. Последняя много страдала из-за того, что ряд концепций, претендовавших на "всеобщность", а иногда и просто прокламируемых как универсальные, создавался на основе примеров исторического процесса в области физики или даже математики, не говоря уже о чисто логических конструкциях. В силу этого многие теории развития науки оказались "опрокинутыми" в прошлое: в лучшем случае они объясняли, как происходило развитие науки, но не обладали предсказательной силой. При этом авторы очень немногих из них имели мужество (или прозорливость), подобно Т.Куну, отметить, что их схемы не могут объяснить процессы развития биохимии (или биологии) даже в описательном плане. Вместе с тем структура биологии и биологической химии в достаточной мере сложна, чтобы можно было смоделировать с ее помощью гораздо больший круг явлений (в том числе и прогнозируемых), чем с помощью анализа структуры физики или химии, не говоря уже о математике.

Развитие истории биохимии может отразиться и на методике и методологии самого историко-научного исследования. Отметим лишь, что автор в течение многих лет отрабатывал применительно к истории биохимии методику и методологию изучения истории науки по элементам ее структуры (методическим, эмпирическим, теоретическим и прикладным), экстраполируя полученные результаты на историческую реконструкцию представлений об изучаемом объекте. Этот прием имеет очень широкие границы применения и очень большие возможности, что показал пример изучения методов науки как системообразующих факторов, проведенного С.Г.Кара-Мурзой. Через анализ методического аппарата (притом ограниченного одним приемом, правда, в историческом развитии) нам удалось показать возможность разрешения некоторых противоречий в классификационном анализе современных направлений науки (молекулярной биологии и биоорганической химии) [7].

Само развитие биохимии было достаточно сложным процессом. Смена противоборствующих гипотез и концепций (часть из которых были ложными, а потому исследования в этих направлениях образовывали тупиковые направления), выбор уровней (с вектором от молекулы или от организма, например) и интенций доказательств (от химии или от биологии) образовывали достаточно сложный узор. Поэтому история биохимии представляется нам удобным полем для отработки еще одного принципа (или выбора принципа) исследования. Речь идет о том, что мы называем проспективным или ретроспективным принципами реконструкции истории развития науки.

В общей форме проблема сводится к следующему. Необходима ли для изучения развития науки (физико-химической биологии в нашем случае) последовательная реконструкция всех ветвей ее "исторического древа", включая и тупиковые, бесплодные направления? Мы сможем восстановить их, только поднимаясь от корней "древа" к его вершине. Такой подход мы называем проспективным. Или достаточно сосредоточиться на анализе исторических истоков современных направлений, другими словами, реализовать ретроспективный подход, значительно упрощающий изложение, позволяющий сосредоточиться на логике развития науки, но скрывающий многие детали исторического процесса?

Эта проблема переплетается с иной, не менее важной. Речь идет об историческом определении биохимии. Историки этой науки уже столкнулись с ее многоликостью. Мало того, что она расположена в зоне взаимодействия ряда современных дисциплин и исторически ее положение оценивалось далеко не однозначно. Если подходить к решению вопроса с наиболее общей точки зрения и относить к биохимии все науки, в которых идеи и методы химии использовались для решения биологических проблем или изучения биологических объектов, а также те области биологии, медицины и агрономической науки, которые активно использовали химические методики, то придется признать, что в момент своего рождения как науки биологическая химия полностью сливалась с химией органической: создание методов органического анализа, А.Лавуазье можно трактовать и как развитие химии и органического анализа, и как приложение методов химии для изучения биологических объектов. Есть объяснения и истолкования этого процесса. Введен термин "переходные науки", дополняющий и раскрывающий понятие "науки пограничные" [8]. Однако историку приходится иметь дело прежде всего с реалиями той или иной эпохи, а не со сколь угодно остроумными схемами, построенными для описания или объяснения происходящего много позднее.

Поэтому нам приходится фиксировать и объяснять процесс перехода органической химии в химию природных соединений и, параллельно и одновременно, в химию животных, или зоохимию, и химию растений, или фитохимию. Нам приходится трактовать первые химические анализы животных объектов как дань натуралистическим исследованиям и тут же говорить о том, что медицинская химия преобразуется (или дополняется) в физиологическую химию. Мы должны как-то обосновать одновременность существования патологической химии, клинической химии, физиологической химии и биологической химии, или биохимии (последние термины появились достаточно давно – в 1858 г.). Одновременно существовали химическая физиология и химическая патология. В наши дни ситуация не облегчилась – специализация (или дифференциация) привела к появлению биоорганической химии. Претендует на существование биофизическая химия. Наконец, сформировались науки с определением "молекулярная": молекулярная биология, молекулярная генетика, молекулярная патология, молекулярная кардиология, молекулярная фармакология и т.п. Хотим мы этого или не хотим, но как историки мы обязаны бережно зафиксировать все эти направления, показать реальность (или иллюзорность?) претензий на их выделение, обрисовать границы или зоны взаимодействия и, наконец, самое главное, показать их классификационное и структурное положение в системе биологических да и вообще естественных наук.

Во всяком случае, даже немногого сказанного выше достаточно, чтобы понять, что современные биохимия или физико-химическая биология появились не сразу в своем современном виде, а в равной мере обязаны своим возникновением труду и гению ученых прошлых десятилетий или даже столетий и блестящим и виртуозным исследованиям современных ученых (самая значительная квота Нобелевских премий и по химии, и по физиологии и медицине приходится на биохимиков). Ясно, что биологическая химия имеет славное прошлое, которое определяет ее блестящее настоящее, в свою очередь обещающее, говоря словами поэта, "веселящие сердце перемены".

Для того, чтобы этого удалось достичь в полной мере, необходимо тщательно изучить историю методов, эмпирических фактов, гипотез и теорий развивающейся биологической химии. Однако история науки мертва без создающих ее людей. И здесь тоже есть своя специфическая трудность. На нее обратил внимание (и, можно сказать, в полной мере испытал) Д.Фрутон при составлении своего биобиблиографического указателя биохимиков. Он отметил, что среди тех, кто делал биохимию, были люди, которые называли себя химиками, фармацевтами, физиологами, патологами, фармакологами, микробиологами, бактериологами, врачами, зоологами, ботаниками. Были среди них и просто естествоиспытатели (по собственному определению), были и биохимики (особенно, когда эта наука превратилась в одну из самых престижных областей знания).

Но сейчас не менее ясно, что история науки обязательно должна быть дополнена институциональным элементом. Кстати говоря, в своей практической работе историки науки очень медленно переходят к созданию комплексных исследований по истории как отдельных наук, так и всего естествознания в целом. Во всяком случае, мы не можем назвать сейчас ни одного труда, который можно было бы представить как убедительный образец сочетания когнитивной и институциональной или социальной истории науки (кроме исследования Д.Лоу формирования рентгенокристаллографии белков как научной специальности или книги Дж.Гилберта и М.Малкея, посвященной биоэнергетике [9]). Вместе с тем не исключено, что практика истории науки поможет избавиться от надуманной, как мне представляется, догмы о противопоставлении "интернализма" и "экстернализма" в разработке комплексной истории естествознания. Ведь даже априорно можно сказать, что с "экстерналистских" позиций нельзя создать полной картины развития науки, в то же время без создания "интернальной" базы никаких ориентиров в историческом исследовании частной науки или естествознания в целом создать нельзя.

Автор не одинок в своем скептическом отношении к продолжающимся спорам. Д.Фрутон совсем недавно написал: "Сейчас модно подчеркивать "экстернальную" историю с первостепенным вниманием к социальным связям ученых между собой, к организациям, в которых они работали, к национальным или интернациональным корпорациям, способствовавшим или мешавшим их исследованиям. Не желая очернить важность таких исследований, которые, как я считаю, имеют неоценимое значение для понимания развития современной науки, я рассматриваю как недальновидную сопутствующую им тенденцию умалять достоинства критического изучения исторических документов, содержащих изложение теорий, наблюдений, экспериментов и методов" [6, с.X]. И продолжал: "Если историк считает исторический подход "изнутри" его науки недостаточно чувствительным к социальным связям и чрезмерно перегруженным теориями, наблюдениями, экспериментами и методами в развитии данной науки, представляется уместным спросить такого историка, как он решил, является ли определенный ученый, или определенный научный вклад, или определенная научная группа, или определенная научная организация достаточно важными для пристального внимания?. В самом деле, как еще, кроме как путем тщательного изучения "внутренней" истории различных направлений современной науки, может историк изучить работу людей, достигших относительно небольшой публичной славы, но чей вклад в науку оказался важным для ее исторического развития" [6, с.X].

Вместе с тем мы отлично понимаем и уже отмечали, что в науке в целом (как единстве когнитивного и социального) произошли важнейшие революционные изменения. В свое время, касаясь проблемы возникновения науки, мы писали: "Мы можем понять науку лишь как единое целое, и именно анализ древнейших состояний знания, его накопления, оформления и передачи может дать нам то представление об эволюционных основах науки, изучение которых особенно важно сейчас, когда эволюция дополнилась регуляцией. Принцип регуляции, порождение современных революционных изменений науки, необыкновенно расширил наши возможности. Однако, и это важно понять, он безвозвратно изменил ход ряда естественных процессов – это своеобразный ароморфоз на бесконечной лестнице развития знания" [10, с.5]. Смысл этого ароморфоза заключается, с одной стороны, в необратимом усилении вмешательства человека в развитие природы, ее эволюцию, с другой – в ликвидации свободного развития науки по всему фронту исследований и возрастанию числа и роли регулируемых "потоков" (отметим, что этот процесс вынужденный) на более перспективных направлениях. Однако лишь историки смогут дать ответ – насколько закономерным был одновременный переход в руки человека "власти над природой" и внедрение принципов регулирования в управление самой наукой.

Все сказанное выше призвано не только показать сложность предпринимаемого исследования, но и в какой-то мере предостеречь читателя от ожидания получить абсолютно полную картину развития биохимии. Такая картина является лишь пределом, который мы стремимся достичь, скорее всего, тщетно.

Во всяком случае, если данный труд в какой-то мере приблизится к исторической энциклопедии биохимии по своему содержанию, основную задачу мы будем считать выполненной.

Но все же мы считаем необходимым подчеркнуть, что это скорее всего недостижимый идеал, и поэтому полагаем, что целью данной работы продолжает оставаться и формулирование программы дальнейших исследований в области истории биохимии (как в плане специальном историко-биохимическом, так и в общем историко-научном).

Современные требования к историко-научному исследованию одного отдельно взятого научного направления предполагают в той или иной мере обращение к социальным аспектам его развития. Необходимо отметить фазы, когда в научном сообществе, в недрах которого идет процесс формирования новых идей, достигается состояние консенсуса, внимательно следить за партикуляристскими и универсалистскими возможностями рождающейся когнитивной структуры. Эволюцию когнитивной структуры, когнитивную институционализацию желательно соотнести с процессами формирования коммуникаций в рамках нового направления, с профессионализацией, обязательно сопровождающей социальную институционализацию.

Это не означает, что исследование мы подчиняем социологическим проблемам и их решению. Мы лишь стараемся собрать и частично осмыслить материал, необходимый для подобных исследований, которые являются делом будущего. Мы надеемся, что эти усилия помогут сблизить различные направления изучения исторического развития науки, вооружить философов, социологов, специалистов по системному анализу конкретными знаниями по истории одного из важнейших и представительных направлений современного естествознания.

Дальнейшие исследования покажут, насколько мы были правы и в убеждении, что изучение истории современной биологии может не только расширить, но и значительно видоизменить современные общие концепции развития естествознания. Базирование современных подходов к созданию теории развития естествознания на анализе истории физико-математических дисциплин прежде всего, как нам кажется, привело к появлению далеко не всеобъемлющих и адекватных концепций. История биологических наук в развитии подобных концепций отнюдь не должна вытеснять или подменять историю физических или химических наук, но органически дополнять их. Складывается ситуация, когда любая модель развития "нормальной" науки (или научных революций) обязательно должна будет проверяться на историко-биологическом материале. Это определяется множеством факторов, и прежде всего тем, что комплексу биологических наук присущи все особенности, характерные для наук "неорганических", но, кроме этого, он обладает рядом дополнительных особенностей, мощной интегрирующей активностью (притом и вне сфер биологии), реализующей тенденцию к междисциплинарности.

Подчеркнем, что само понятие "междисциплинарность" и все, что с ним связано, в значительной мере обязано изучению формирования и эволюции биохимии и физико-химической биологии.

Кроме того, в своей работе мы были движимы стремлением изменить отношение к истории науки в целом и биохимии в частности у специалистов, делающих науку своими руками. На примере отдельных их представителей, которые благодаря стремительному развитию именно биохимических исследований стали на наших глазах личностями историческими и легендарными, мне хотелось бы разрушить существующее иногда безразличие к историческому процессу и напомнить, что те, кто делает сейчас науку, и их непосредственные предшественники являются творцами этого процесса или по крайней мере его участниками.

Данная работа является первой в серии монографий, в которых мы рассчитываем осветить все этапы истории биохимии – показать ее истоки, формирование как науки и специальности, развитие классической биохимии, возникновение и прогресс физико-химической биологии.

В процессе изучения истории биохимии нам, как мы надеялись, удалось подметить ряд особенностей развития этой науки, формирования ее структуры, которые легли в основу периодизации ее истории и соответственно структуры этой серии монографий. Первая книга посвящена истокам биохимии. В ней изложение исторического процесса доведено до середины XIX в. Это не произвольное деление, оно обусловлено рядом объективных исторических причин. Следующие книги покажут, как формировалась подлинная биологическая химия, как сложилась и развивалась классическая биохимия, наконец, как она превратилась в комплекс научных направлений, получивших название физико-химической биологии.

В заключение я должен с благодарностью вспомнить многих людей, которые стимулировали это исследование, поддерживали его, никогда не отказывали автору в глубоких и доброжелательных советах, знакомились с разделами работы, а иногда выступали в качестве соавторов или редакторов моих книг и статей, которые легли в основу этой книги.

Я должен начать с А.Н.Белозерского, который первым обратил внимание автора на значение исследования истории биохимии и при этом прозорливо утверждал мысль о все возрастающей роли биологии в развитии естествознания, а также о том, что развитие наук биохимического комплекса окажет на жизнь человечества не меньшее влияние, чем в свое время оказало развитие ряда направлений физики. Все мои работы по истории науки – дань памяти этому выдающемуся и замечательному человеку, моему учителю.

С признательностью я вспоминаю П.М.Лукьянова, С.А.Погодина и Г.В.Быкова, память о которых надолго сохранят многие историки науки. Беседы с ними, их жесткая, но всегда доброжелательная критика, призванная служить повышению профессионального статуса истории науки, очень помогли мне преодолеть сложный и казавшийся иногда необъятным материал.

Внимание к моей работе проявили также многие зарубежные ученые – биохимики и историки науки. Признателен я и своим коллегам и сотрудникам. Особо благодарен я сотрудникам Государственной библиотеки СССР им.В.И.Ленина, Государственной публичной библиотеки им.М.Е.Салтыкова-Щедрина, Научной библиотеки им.А.М.Горького МГУ, Фундаментальной библиотеки АН ЛатвССР, библиотеки ИИЕиТ АН СССР, без которых я не смог бы собрать и обработать ценные и малодоступные источники, а также всем лицам, предоставившим мне возможность работать с семейными архивами.


Об авторе
top
Алексей Николаевич ШАМИН (1931–2002)

Родился 29 августа 1931 г. в Москве. Окончил Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова. Доктор химических наук, профессор. Работал в Институте биохимии им. А.Н.Баха АН СССР, затем во Всесоюзном институте научной и технической информации (ВИНИТИ) АН и СМ СССР. В 1962–1996 гг. работал в Институте истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН. С 1967 г. профессор истории фармации Московской медицинской академии им. И.М.Сеченова. Профессиональный историк науки (аспирантура ИИЕиТ – 1962–1964  гг., докторская диссертация там же – 1970 г.). В 1990 г. избран Исполнительным директором Фонда науки (с 1997 г. – Фонд науки им. Ю.А.Овчинникова).

Основные направления исследований: история науки, история химии и биологической химии, история фармации, науковедение. Специалист в области истории научной книги (автор каталога инкунабулов естественно-научного, медицинского и математического содержания, хранящихся в библиотеках мира). В последние годы изучал организационно-финансовую структуру науки зарубежных стран, проблемы формирования научного потенциала различных стран и регионов.

Автор более 300 работ, в том числе 15 монографий, ряд которых переведен на иностранные языки. Под его руководством защищено 18 кандидатских и 2 докторских диссертации.

Действительный член Международной академии информатизации, Европейской ассоциации истории медицины и здоровья, Американского общества истории науки и Общества истории алхимии и химии (Великобритания). Состоял членом редколлегий международного журнала "History and Philosophy of Life Science" (Италия), NTM (ГДР) и журнала "Вопросы истории естествознания и техники". Член редколлегий журналов "Биология в школе", "Вопросы медицинской, биологической и фармацевтической химии", "Вопросы медицинской химии", серий "Классики науки" и "Памятники науки" (РАН).

В 1988–1992 гг. – президент Комитета по истории науки Международного биохимического союза (International Union of Biochemistry). В 1989–1993 гг. – член Высшего экологического совета Российской Федерации. Председатель Специализированного совета по специальности "История науки и техники – химические науки" (ИИЕиТ РАН), член Специализированного совета по специальностям "История науки и техники" и "Социальная гигиена и организация здравоохранения" (ММА им. И.М.Сеченова).

В 1997 г. был избран Американским биографическим институтом "Человеком Года" по специальности "история науки". В 1998 г. был награжден Международным орденом "Order of International Ambassadors", Серебряной медалью Кембриджского биографического центра и званием Заместителя генерального директора Кембриджского биографического центра.