|
Оглавленiе
Jus Manium (отрывок)
Въ числе великихъ задачъ, искони поставленныхъ природою человеческому разуменiю, ни одна не имеетъ такого верховнаго, необходимаго значенiя, какъ задача смерти. Жизнь человека проходитъ въ заботахъ и борьбе, въ мятеже страстей и разнообразiи явленiй; несомый ихъ потокомъ, онъ редко отдаетъ равную дань каждому требованiю своей нравственной природы: въ увлеченiи однимъ – онъ равнодушенъ къ другому, вообще же – доволенъ ходячими, унаследованными мыслями и обходится безъ труда тамъ, где только можетъ. Среди такого самозабвенiя – явленiя смерти, и не редко они одни, представляютъ вечный мотивъ, возвращающiй человека къ его нравственному долгу, къ серьезной работе мысли надъ задачами существованiя. Смерть всегда была и вечно будетъ непримиримымъ врагомъ человека, и если во мгновенiя, свободныя отъ посещенiй страшной неземной гостьи, его мысль можетъ спокойно остановиться на ней и представить ее въ привлекательномъ образе добраго друга людей, молодаго генiя, гасящаго факелъ жизни и призывающаго всехъ къ безмятежному покою, – то это лишь мечта поэта, далекая отъ действительной жизни, отъ обычныхъ человеку мыслей и чувствованiй, для которыхъ образъ смерти всегда отвратительно страшенъ, а ея явленiя – всегда действуютъ новымъ и какъ бы внезапнымъ образомъ. Действительно, несмотря на законную необходимость смерти, на непрерывную, опытомъ вековъ угвержденную, власть ея надъ людьми, человекъ никогда не можетъ войти въ полную мировую съ нею, и вечный ааконъ природы все имеетъ для него значенiе случая или произвола: столько новой тревоги и лишенiй ведетъ за собою исполненiе этого закона! Оттого, ни равнодушiе къ общимъ вопросамъ жизни, ни сила привычки, прiучающей человека къ самымъ страшнымъ несчастiямъ – не властны овладеть вопросомъ о смерти, обезсилть его или низвести на обыкновенную незнаменательную степень. И въ единичной жизни человека, и во всей исторiи человечества это – роковой вопросъ, предъ которымъ все другiе кажутся столь малыми, чуть не суетными; самая жизнь ежедневно приводитъ къ нему и – неудивительно, что на решенiе его потрачено столько крепкихъ думъ, столько серьезнаго умственнаго труда, что онъ всегда былъ великимъ нравственнымъ двигателемъ исторiи! Ближайшею попыткою ответитъ на загадку смерти была мысль о матерiальномъ посмертномъ существованiи, идея о безсмертiи. Где существуетъ хотя какая нибудь связь семей и поколенiй, тамъ всегда есть и представленiя о загробной жизни; они вызваны потребностью души, для которой нетъ высшаго блага, какъ благо жизни, и нетъ чувства естественнее, какъ желанiе продолжить эту жизнь и за дверями гроба. Такимъ путемъ разрешаетъ каждый народъ страшную неизвестность смерти, – и нетъ такаго, – какъ бы ни былъ низокъ уровень его нравственнаго развитiя, который не испыталъ бы необходимости этой властительной мысли, потому что нетъ народа, который не чувствовалъ бы цены жизни, святости узъ родства и дружбы, любви и нравственной привязанности, который не оскорблялся бы безпощадными вторженiями смерти и, въ чувстве горькой утраты – не отдался бы обаятельной мечте о временной разлуке и вечномъ союзе за гробомъ! Смутная или понимаемая въ грубыхъ формахъ – въ начале, возвышенно-идеальная – впоследствiи, мысль о безсмертiи исполняла великую историческую миссiю: возстановляя нарушенный миръ души, она примиряла человека съ вечнымъ и непонятнымъ для него закономъ природы, поддерживала и укрепляла энергiю, готовую изнемочь предъ страхомъ совершеннаго уничтоженiя, она же столь часто указывала и ближайшую цель его деятельности и направленiя его исторiи: воодушевленiе безсмертiя влекло юные народы къ темъ славнымъ подвигамъ, о которыхъ разсказываютъ преданiя старины: легко разставаясь съ жизнью, они верили, что съ честью будутъ приняты въ обители блаженныхъ предковъ, что жизнь ихъ отныне будетъ вечнымъ праздникомъ и наслажденiемъ; путемъ идеи безсмертiя: обещанiемъ вечнаго блаженства и грозою вечной казни водворились высокiя истины Христiанства между грубыми варварами, темъ же путемъ, только действуя на чувственную сторону человека и льстя его чувственнымъ инстиктамъ, распространился и Исламъ, самъ по себе чуждый характера нравственнаго достоинства; множество и единичныхъ явленiй, подвиговъ, полныхъ истиннаго величiя, любви и блага для человечества – вышли изъ этого чувства и этой высокой идеи... Вообще можно сказать: нетъ сферы въ деятельности человека, где бы онъ, творя великое, не чувствовалъ бы вдохновительнаго влiянiя идеи безсмертiя и не согревался ея живительными лучами: боязнь однаго исключительно земнаго бытiя всегда указывала ему его высокое призванiе и вела его стезею добра и истины... Об авторе
 Котляревский Александр Александрович Известный отечественный ученый-славист, археолог и этнограф; член-корреспондент Санкт-Петербургской академии наук. Родился в посаде Крюково (предместье города Кременчуга), в дворянской семье. Учился на филологическом факультете Московского университета; ученик выдающегося филолога Ф. И. Буслаева и одного из первых славистов России О. М. Бодянского. Принимал деятельное участие в основании Московского археологического общества (1864). В 1868–1872 гг. — профессор Дерптского университета. С 1872 г. жил за границей, в основном в Праге, где опубликовал свои исследования по истории славян. В 1874 г. в Санкт-Петербурге защитил докторскую диссертацию. С 1875 г. — профессор Киевского университета.
А. А. Котляревский — автор более 100 печатных работ по славянской истории, литературоведению, фольклору и языкознанию, важнейшие из которых: «О погребальных обычаях языческих славян» (1868), «Древности юридического быта балтийских славян» (1874), «Древняя русская письменность. Опыт библиологического изложения истории ее изучения» (1881). В его трудах были привлечены к изучению самые разнообразные источники: славянские языки; древние предания, сохраненные летописью разных славянских народов; предания более позднего времени, сохранившие отголосок старого обычая; вещественные памятники, полученные в результате археологических раскопок; предания и обычаи других индоевропейских народов. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||
