|
Содержанiе
Из введенiя
1. Что такое философiя? Кому и зачемъ она нужна? Большинство людей думаетъ, что философiя – вещь очень сложная, очень трудная, и въ обыденной, практической жизни совершенно излишняя, своего рода умственная роскошь, доступная немногимъ. Философа представляютъ человекомъ, оторваннымъ отъ действительности, который живетъ только своими мыслями и книгами, почти не интересуется отношенiями и судьбою другихъ людей, мало даже замечаетъ окружающее, весь поглощенный высокими думами о тайнахъ бытiя и познанiя. Такой взглядъ на философiю и философовъ имеетъ, безъ сомненiя, свои, вполне достаточныя, причины; это, однако, не мешаетъ ему быть глубоко невернымъ, не только вообще предразсудкомъ, но и весьма вреднымъ. Его необходимо разсеять, а для этого надо отчетливо понять действительное место философiи въ человеческомъ труде и борьбе и мышленьи. Вотъ, передо мною лежатъ две философскiя работы, обе, по разнымъ причинамъ, еще не напечатанныя, но это не мешаетъ имъ заключать серьезныя и дельныя мысли. Обе написаны рабочими: одна принадлежитъ перу ткача, другая-токаря. Не правда ли, такiе авторы очень мало подходятъ къ обычному представленiю о философе?... Но, можетъ быть, это чистая случайность, редкое исключенiе? Посмотримъ. Обе работы занимаются вопросомъ о значенiи философiи въ жизни, – одна спецiально, другая между прочимь; обе даютъ на него определенные ответы, въ основе согласные между собою, и хорошо другъ друга дополняющiе. Познакомимся съ этими ответами. Московскiй ткачъ, Аркадiй Федоровъ, объясняя происхожденiе преобладающаго ложнаго понятiя о философiи, пишетъ: "Со времени своего зарожденiя, и на протяженiи всего развитiя, почти вплоть до нашихъ дней, систематическая философiя изучалась людьми, которые ничего общаго съ народнымъ трудомъ не имели. Свободные отъ труда, потребители его продуктовъ, они имели время и возможность учиться. Само собой разумеется, что философiя въ ихъ рукахъ развивалась применительно къ ихъ же условiямъ жизни, и потому между практикой и философiей создалась такая же пропасть, какая создалась между людьми труда и людьми, только потребляющими продукты"... Но-указываетъ далее тотъ же авторъ – на деле, философiя имеется у каждаго, и если большинство не видитъ этого, такъ только потому, что смутно и узко понимаетъ самый терминъ: "философiя" "Люди не замечаютъ, что каждый поступокъ въ жизни, отношенiе къ тому или иному явленiю пропускается ими черезъ призму своей философiи, мы бы сказали, домашней философiи. Изъ усвоенныхъ обычаевъ, морали, правилъ, религiи, наукъ, которыя приходилось изучать, – изъ всего этого слагается та или иная форма мiровоззренiя, что въ сущности и есть философiя. Но эта философiя домашняго производства отличается отъ научной темъ, что все, стихiйно и незаметно вошедшее въ нее изъ жизни, проверялось отдельнымъ индивидомъ, и этимъ же индивидомъ для себя приводилось въ систему. Научная же философiя, слагаясь изъ опыта, пережитого человечествомъ, коллективными силами проверяется, и этими же силами приводится въ систему. Ея преимущества должны быть очевидны для всякаго. Въ домашней, наряду съ истинами времени, неизмеримо больше, чемъ въ научной, припутывается истинъ отжившихъ, превратившихся въ предразсудки, и по своему строенiю она носитъ характеръ большой хаотичности. После этого понятно, что домашняя философiя въ примененiи на практике ведетъ къ частымъ ошибкамъ, къ большей растрате силъ". Авторъ поясняетъ свою точку зренiя, сопоставляя две важныхъ философскихъ истины, изъ которыхъ одна принадлежитъ къ области "домашней", обывательской философiи, другая къ области научной. Первый примеръ-пословица "въ единенiи сила": "Тамъ, где люди имеютъ возможность действовать коллективно, и вопреки такой возможности начинаютъ работать вразбродъ, достаточно применить формулу "въ единенiи сила", чтобы видеть ошибочность ихъ действiй. Такимъ образомъ эта простая, общеизвестная формула, по существу своему философская, служитъ мериломъ нашихъ поступковъ, ихъ критерiемъ. Прежде чемъ прiйти къ ней, человечество должно было столкнуться съ огромнымъ количествомъ опыта, который закрепило потомъ въ пословицу"... Теперь всякiй усваиваетъ эту идею, какъ готовое выраженiе народной мудрости, какъ нечто привычное и безспорное, не давая себе, по большей части, труда разбирать ее, изследовать, критиковать, сопоставлять съ другими истинами, словомъ-подвергать ее систематической обработке. Между темъ, всякiй чувствуетъ, что ея примененiе на практике не можетъ быть безграничнымъ и безусловнымъ, – что есть пределы, за которыми единенiе становится не силой, а слабостью, что есть обстоятельства, при которыхъ оно ни къ чему хорошему не приводитъ, – напримеръ, хотя бы союзъ лебедя, рака и щуки, или собиранiе для какого-нибудь предпрiятiя чрезмернаго числа союзниковъ, которые потомъ все предъявляютъ притязанiе на общую добычу или продуктъ. Но для стихiйно воспринятой идеи не можетъ быть точныхъ, ясныхъ рамокъ; и каждый вынужденъ на свой личный глазомеръ, по своему собственному опыту, словомъ-индивидуально определять, до какой границы и въ какихъ условiяхъ онъ долженъ просто следовать этой идее, где – подчинять ее инымъ расчетамъ, где-совсемъ отказываться отъ нея. А личный опытъ всякаго отдельнаго человека сравнительно узокъ и беденъ; опираясь на него, легко впадаютъ въ ошибки, иногда очень важныя, даже роковыя. Одинъ, увлекаясь верой въ силу единенiя, растрачиваетъ свою и чужую энергiю на то, чтобы связывать во-едино разношерстные и несовместимые элементы, напр., въ политике устраивать блокъ соцiалистовъ и либераловъ; другой, напротивъ, после несколькихъ неудачъ становится настолько скептикомъ по отношенiю ко всякому союзу неоднородныхъ элементовъ, что не допускаетъ объединенiя тамъ, где нетъ полнаго согласiя въ частностяхъ, и поддерживаетъ въ своей партiи дробленiе на фракцiи во имя теоретическихъ оттенковъ и мелкихъ практическихъ расхожденiй. Тотъ и другой признаетъ, что въ единенiи-сила, но въ истолкованiи, въ проверке, въ ограниченiи этого правила тотъ и другой не имеютъ иной опоры, кроме личнаго опыта, иного критерiя, кроме индивидуальной оценки: мудрость вековъ, итоги переживанiй длиннаго ряда поколенiй оказываются здесь не более, какъ составной частью обывательской, домашней философiи отдельныхъ людей, философiи, обреченной на неточность и неопределенность, на практическую слабость... Об авторе
 Богданов Александр Александрович Российский ученый-энциклопедист, политический деятель, врач, писатель-фантаст. Окончил медицинский факультет Харьковского университета (1899). Организатор социал-демократических рабочих кружков в Туле (1896–1899), член ЦК РСДРП в 1905–1910 гг., организатор партийных школ на о. Капри и в Болонье, член литературной группы «Вперёд» (1910–1912). Полковой врач в русской армии в начальный период Первой мировой войны (1914–1915). После Октябрьской революции — член Социалистической академии, профессор политэкономии Московского университета, эксперт по подготовке участия Советской России в Генуэзской международной конференции (1922). Участвовал в организации Общества межпланетных сообщений (1924). С середины 1920-х гг. сосредоточился на научных исследованиях в области трансфузиологии и геронтологии. Организатор и первый директор (1926–1928) первого в мире Института переливания крови в Москве. Создатель тектологии — общенаучной концепции, предвосхитившей кибернетику и теорию систем.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||