|
Оглавление
Предисловие к третьему изданию
Эти материалы ясно свидетельствуют о том, что данная проблема сохраняет высокую актуальность. Более того, ее значение в последние два десятилетия постоянно возрастает, в силу именно того, что она составляет ключевое звено проблемы сознания. В условиях неуклонного обострения глобального кризиса мировой цивилизации, достигшего уровня вооруженного противостояния России и стран НАТО во главе с США, вряд ли надо разъяснять, какую роль играет сейчас проблема сознания. Ведь мы являемся свидетелями изощренной информационной войны, организованной нашими противниками, попрания ими элементарных норм рационального мышления, нравственности и здравого смысла. Эти аспекты проблемы сознания требуют глубокого специального исследования, причем во всех основных ценностно-смысловых измерениях категории идеального. На главном месте здесь экзистенциальная проблематика, ибо развитие нашей потребительской цивилизации ведет к нарастанию абсурда, утрате подлинных смыслов жизни и деятельности человека и человечества. И надо признать, что здесь проявляется и философско-антропологический план исследования, связанный с пониманием «природы человека», негативных свойств массового сознания, таких как неуемное потребительство, агрессивность к себе подобным, чрезмерное эгоистическое своеволие. Именно эти «постоянно действующие» свойства массового сознания способствуют неуклонному нарастанию глобального кризиса. Возможно ли изменить массовое сознание? Как изменить гибельный вектор развития земной цивилизации, скатывание ее в пропасть небытия? На эти вызовы у философии нет ответа. И что кажется очень странным: в большинстве своем философы остаются «спокойны», не спешат остро ставить и разрабатывать вопросы о путях спасения земной цивилизации от надвигающейся гибели, вытесняют из своего сознания такого рода опасные, мучительные вопросы, как поступают в подобных ситуациях обычные люди. В этом, кстати, тоже проявляется важнейший аспект проблемы идеального, выражающий самодеятельную активность сознания во всех ее позитивных и негативных ипостасях. Этот круг вопросов должен стать центральным в современной философской антропологии. Некоторые из таких вопросов обсуждаются в материалах, опубликованных в Приложениях. После выхода первого издания книги прошло 40 лет, а после второго издания — 20 лет. Понятно, что в тексте встречается ряд устаревших и не слишком «свежих» сведений и оценок. Надо было бы многое почистить, поправить. Но тогда это была бы другая книга. В таком виде она все же позволила сохранить ряд особенностей интеллектуальной атмосферы советской философии того времени. В книге представлены в той или иной форме труды многих авторов советского периода, внесших действительно крупный вклад в разработку проблемы сознания, ключевых вопросов гносеологии, методологии науки, других областей философии. Библиография книги насчитывает более 250 (!) источников, что может представлять интерес для историков 100-летней советской философии. Впрочем, такого направления систематических исследований у нас не существует. Имена многих крупных специалистов, талантливых исследователей, их важные труды напрочь забыты! По мере возможности я старался в книге цитировать их работы и воздавать им должное. Отдаю себе отчет, что читателя книги может раздражать используемый автором лексикон диалектического материализма, стандартный для философских публикаций в те времена. Я уже не раз говорил, что никогда не был ортодоксальным марксистом, но, занимая позиции материализма, искренне разделял ряд важных положений диалектического материализма и классиков марксизма. После второго издания «Проблемы идеального» у меня вышло несколько книг и ряд статей, в которых предлагалось решение в более развитой форме основных теоретических вопросов «Трудной проблемы сознания», обосновывался естественно-научный аспект проблемы идеального, развивалась концепция субъективной реальности и в связи с этим проводился критический анализ результатов разработки проблемы сознания ведущими представителями аналитической философии (см.: Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М., 2007; Он же. Проблема «Сознание и мозг»: Теоретическое решение. М., 2015; Он же. Обман: Философско-психологический анализ. М., 2010; Он же. Проблема сознания: Теория и критика альтернативных концепций. М.: URSS, 2023; Dubrovsky D. I. The Hard Problem of Consciousness. Theoretical solution of its main questions // AIMS Neurosci. 2019; 6(2): 85–103. doi: 10.3934 / Neuroscience. 2019.2.85 и др.).
Предисловие ко второму изданию. 20 лет спустя
Эта книга была написана в 1981 году. В течение двух лет она проходила тернистый издательский путь, и, тем не менее, увидела свет с минимальными потерями, что тогда случалось редко (сказалась удивительная доброжелательность редакторов). Проблема идеального в те времена обсуждалась весьма остро, многие, наверное, еще помнят дискуссию между мной и Э. В. Ильенковым или слышали о ней. Эмоции перехлестывали через край, и это служило верным признаком, что в ней затрагивались не только отвлеченно-философские, но и злободневные социальные вопросы. Главная задача, которую я ставил в книге — теоретическая реабилитация проблемы индивидуального сознания как философской проблемы. Тогда в соответствии с гегелевско-марксоидной парадигмой во всем доминировала тема общественного сознания. Теоретические вопросы, касающиеся индивидуального сознания, числили по ведомству психологии, а вместе с ними и всю экзистенциальную проблематику, которая, конечно, плохо вписывалась в рамки марксистской философии. Книга представляла собой первую в советской философской литературе монографию, специально посвященную разработке проблемы идеального, взятой во всех ее основных аспектах. Эта разработка, как мне кажется, получила четкое концептуальное оформление и поэтому представляла удобный объект для критического анализа. К сожалению, однако, никто из моих многочисленных оппонентов (большей частью сторонников Э. В. Ильенкова) не вступил со мной в серьезную дискуссию, ограничиваясь отдельными, нередко высокомерными критическими выпадами и обвинениями идеологического плана. У меня осталось впечатление, что никто толком так и не прочел книги, ибо оппоненты (включая и тех, кто был настроен доброжелательно) не касались моей аргументации, не упоминали даже самые важные положения и выводы, в том числе и те, которые могли бы оказаться наиболее уязвимыми с их позиций. Впрочем, в те времена трудно было рассчитывать на беспристрастную и серьезную научную дискуссию. Несмотря на то, что прошло столько лет, я решил переиздать книгу в надежде, что некоторые ее разделы сохранили определенное значение, могут быть в чем-то полезны для современных разработок проблемы сознания. В меньшей мере это относится к общему анализу содержания категории идеального (первые две главы); материалы указанной части книги отражают различие точек зрения и дискуссии того времени, что может представлять некоторый исторический интерес. Однако, как мне кажется, определенное значение сохраняет предложенный в книге вариант исследования структуры субъективной реальности, взятой в ее ценностно-смысловых и деятельно-волевых интенциональных параметрах (гл. 3), а также информационная концепция субъективной реальности и ее связи с мозговыми процессами (гл. 4). Эта концепция разрабатывалась мной в течение многих лет и, думаю, заслуживает внимания в плане современного обсуждения проблемы расшифровки мозговых нейродинамических кодов психических явлений. Она имеет прямое отношение и к таким вопросам, как возникновение психики и ее преобразование в ходе антропогенеза, природа и функции виртуальной реальности, развитие искусственного интеллекта, перспективы человека в информационной цивилизации. Возможно, в определенной степени сохраняет интерес и представленное в книге рассмотрение взаимоотношения индивидуального и общественного сознания, личностного и надличностного контента в составе каждого из них (гл. 5 и 6). Эта тематика, по моему убеждению, приобретает в современных условиях высокую актуальность. Хочу подчеркнуть, что книга переиздается без изменений и дополнений. Мною сделано лишь шесть небольших купюр (каждая в несколько строк). Это фрагменты текста, которые служили в то время пропуском в печать и шлифовались бдительным редактором (см. 3, 10, 13, 164, 180, 194 первого издания). Полностью сохранены все цитаты из классиков марксизма. Они не нарушают концептуальную канву изложения, вполне соответствуют моим теоретическим целям. Я продолжаю оставаться на позициях материализма, сознавая условность этой «системы отсчета», возможность различных интерпретаций последней, но полагаю ее более приемлемой (по сравнению с иными) в плане корреляции ее с историческим опытом, здравым смыслом, развитием научного познания и культуры в целом. Кроме того, решение занимавшей меня всю жизнь проблемы «сознание и мозг» с материалистических позиций — задача гораздо более трудная и сложная по сравнению с тем, как решают эту проблему, исходя из постулатов дуалистического или идеалистического толка; такой путь всегда казался мне слишком уж легким и потому весьма подозрительным. Есть еще одно обстоятельство, которое побуждает предпочесть мировоззрение материалистического типа. Последнее обязывает к большему достоинству личности, к большему мужеству духа и большей ответственности, ибо не существует никакого сверхличностного разума и никакой сверхличностной воли, мы предоставлены самим себе и достойны той жизни и того будущего, которые вершим собственными руками. Надо ли говорить, что у классиков марксизма было немало здравых и глубоких мыслей в защиту материалистической позиции. То, что именовалось марксистской философией, включало положения классического материализма наряду с различными фрагментами учения Гегеля, а также ряд других составляющих, оно явно или неявно ассимилировало в советские времена многие компоненты западных философских концепций (например, неопозитивистской и постпозитивистской философии науки). Эта сильно идеологизированная доктрина в теоретическом отношении была весьма рыхлой во многих своих разделах и аспектах, что, по крайней мере, в области проблематики диалектического материализма создавало широкое поле маневра, позволяло «под флагом марксизма» отстаивать и развивать вполне позитивные концепции. Впрочем, во все времена философы отдавали богу богово, кесарю кесарево и занимались своим делом. За это, конечно, надо было платить свою цену. Я никогда не был ортодоксальным марксистом, что не ускользало от бдительного ока идеологических стражей. Этим пользовались и мои оппоненты, которые то и дело «отлучали» меня от марксизма, клеймили «позитивистом» и «биологизатором» (особенно тут преуспевали Э. В. Ильенков и его ярые сторонники; ради интереса можно посмотреть хотя бы статью Э. В. Ильенкова «Психика и мозг (ответ Д. И. Дубровскому)» в журнале «Вопросы философии» за 1968 г., № 11). Они давали пищу для партийно-идеологических оценок. Не собираюсь этим гордиться, но все же стоит, наверное, сказать, что за последние тридцать лет советской власти никто из философов не подвергался в партийной печати такому жесткому осуждению, как я. К примеру, в главном идеологическом органе ЦК КПСС журнале «Коммунист» удостоились разбора и цитирования пять моих публикаций, в числе их книга «Психические явления и мозг». Эти публикации, посвященные в основном информационному подходу к проблеме идеального, уничтожались на корню: «Так, фраза за фразой автор в своих софистических рассуждениях, отталкиваясь от биологизации социального, соскальзывает в плоскость проблем, имеющих уже отнюдь не естественнонаучный, но общественно-политический аспект…» («Коммунист», 1980. № 11, с. 72), «тут претензия на рекомендации с совершенно чуждых нам научных и идеологических позиций» (там же, с. 73), «тут налицо открытая ревизия марксистско-ленинского понимания природы сознания» (там же). Вот так! Однако журнал «Коммунист» невольно сделал мне комплимент в заключительном разгромном аккорде: «Наконец, не подобной ли „философией“ (в кавычках) „питаются“ концепции некоторых других авторов…» (там же). И далее указывался выдающийся советский генетик В. П. Эфроимсон и его знаменитая статья «Родословная альтруизма (этика с позиций эволюционной генетики человека)», опубликованная в журнале «Новый мир». (Эта блестящая, в высшей степени содержательная и теоретически значимая работа воспроизведена в изданной мной книге Владимира Павловича Эфроимсона «Гениальность и генетика», М., 1998.) Такова была та атмосфера, в которой мне пришлось работать над «Проблемой идеального». Чтобы как-то дать ее почувствовать, я и привел выдержки из журнала «Коммунист». Но и в таких условиях многие советские философы в меру своих творческих способностей честно делали свое дело (еще придет время для спокойной, объективной оценки их трудов). Должен признаться, что в какой-то мере я намеренно переиздаю свою книгу практически без изменений, без исправлений. Убежден, что вопреки всем новомодным философским веяниям классические линии анализа проблемы идеального сохраняют свое значение в условиях информационного общества. В книге показано, что употребление понятия идеального в смысле «совершенного», «идеала» выражает его частное значение. Взятая в общем виде проблема идеального имеет своим специфическим объектом именно субъективную реальность как персональную целостность «Я» и как всякое отдельное, дискретизированное, явление — в единстве рефлексивного и арефлексивного, актуального и диспозиционального. Именно качество субъективной реальности как «текущее настоящее» удостоверяет существование личности и ее деятельную способность; за пределами этого качества — временное «пресечение» личности (в глубоком сне, коме и т. п.) или ее небытие, смерть. Разум и воля существуют лишь в форме субъективной реальности. Лишь в этой форме существуют любовь и творчество, свобода и самополагание. Все иные ценности, все целереализующие действия немыслимы вне этой формы, выражающей суть живого человеческого духа во всех его ипостасях: величии и ничтожестве, правде и лжи, вдохновенности и депрессии, фантазии и реализме, здравомыслии и сумасшествии. При всей кажущейся банальности этих положений они таят в себе глубокий смысл, способны обострять недовольство привычными философскими клише, побуждать к настойчивым поискам новых путей постижения природы живого человеческого духа, творящего предметный мир и все социальное многообразие своих объективаций, постоянно попадающего к ним в плен и столь же постоянно вырывающегося на свободу, оставляя позади себя свои состоявшиеся воплощения. Проблема идеального выражает и формулирует ключевые вопросы самопознания, раскрывает стратегический, судьбоносный смысл задачи самопознания для нынешнего этапа развития земной цивилизации. Вся ее история демонстрировала нарастающую асимметрию в структуре познавательной и соответственно преобразующей деятельности; мизерные результаты самопознания и самопреобразования в сравнении с экспансией во внешний мир. Однако уже элементарный анализ показывает существенную зависимость целей, результатов, смысла познания и преобразования внешнего мира от уровня познания человеком самого себя, своей подлинной природы, подлинных потребностей, самого смысла познавательной активности и путей возвышения человечности. Выходит: человек не ведает, что творит. Роковой вопрос «зачем?» — перед нами, как черная, бездонная пропасть; изощренные механизмы его вытеснения, выработанные культурой, все чаще дают осечку. Следствие указанной асимметрии — экологический кризис, весь букет глобальных проблем земной цивилизации. Это принуждает к осознанию приоритетного характера задач самопознания (см. подробнее об этом: «Самопознание: накануне XXI века» в кн.: Дубровский Д. И. Обман (философско-психологический анализ). М., 1994, а также статью «Здоровье и болезнь: проблемы самопознания и самоорганизации», помещенную в «Приложении». Попутно отмечу, что в «Приложении» я решил опубликовать еще три статьи, написанные в последнее время, в которых обсуждаются вопросы, так или иначе связанные с проблемой идеального). Естественно, что дальнейшая разработка проблемы идеального предполагает серьезные теоретические усилия. Отчасти такого рода усилия могут предприниматься и в тех планах, которые были намечены в переиздаваемой книге. Однако нынешнее время требует новых идей, новых концептуальных подходов. На мой взгляд, за последние двадцать лет в мировой философской литературе по данной проблематике не отмечается серьезных концептуальных новаций. Более того, наблюдается заметное снижение интереса к общетеоретическим вопросам исследования психики, сознания, духовной деятельности, наблюдается, я бы сказал, если не падение, то, по крайней мере, ослабление веры в продуктивность основательных теоретических построений в этой области. Явления такого рода связаны со многими особенностями начального этапа информационного общества, в том числе с характерными для него кризисными состояниями культуры, в частности с иррационалистическими поветриями. Влиятельные круги интеллектуальной элиты гонят волну постмодернистского релятивизма и нигилизма, подыгрывают иррационализму, стремятся дискредитировать саму идею теоретического знания. Излюбленным полем для этого служит многообразная проблематика субъективной реальности. В этих условиях выход второго издания книги может оказаться полезным. Насколько это предприятие уместно, — судить, конечно, читателю.
Предисловие к первому изданию
Проблема идеального всегда составляла центральный теоретический узел философского знания, она была и остается главной ареной противостояния материализма и идеализма. Категория идеального непосредственно соотносится логически с категорией материального, и этим определяется ее место в системе философского знания. Идеальное не существует само по себе, необходимо связано с материальным, есть отражение материального, его мысленный проект, реализуемый в ходе практической деятельности; это сущностная характеристика сознания, духовной деятельности, творческой активности социального субъекта. Отсюда вытекают мировоззренческие и методологические функции категории идеального, теоретическое осознание которых является важнейшим условием высокой эффективности не только философских, но и широкого круга конкретно-научных исследований. Все это говорит о стратегическом значении дальнейшей разработки проблемы идеального. Между тем в нашей философской литературе ей пока не уделяется должного внимания. Нет ни одной монографии, специально посвященной этой фундаментальной проблеме. Более того, за последние двадцать лет по данной теме опубликовано лишь несколько статей, авторы которых к тому же расходятся в решении ряда существенных вопросов. Не проводилось у нас и сколько-нибудь систематического обсуждения спорных моментов в понимании идеального. Дело обычно ограничивалось высказыванием отдельных критических замечаний по поводу тех или иных оценок, точек зрения, касавшихся зачастую лишь некоторых аспектов проблемы идеального. Это отражало известную фрагментарность обсуждения данной проблемы, поскольку внимание концентрировалось лишь на каком-то одном важном ее аспекте, в то время как другие оставлялись в тени. Многоплановость проблемы идеального, однако, предполагает взаимообусловленность ее различных аспектов, ее целостное видение. Можно выделить две основные области исследования проблемы идеального, которые крайне слабо контактируют между собой. Одна из них охватывает главным образом вопросы диалектического материализма, связанные с пониманием сознания как свойства высокоорганизованной материи и как высшей формы отражения. Здесь в центре внимания оказывается классическая проблематика соотношения духовного и телесного, сознания и мозговых процессов, генезиса психического, взаимосвязи мышления и языка. Возникает задача объяснения сущности идеального в гносеологическом и онтологическом аспектах, базисом которых служат естественно-научные знания, данные психологии, психиатрии и смежных с ними дисциплин. Именно в таком ключе проблема идеального разрабатывалась рядом наших философов (в частности, В. С. Тюхтиным, В. Н. Сагатовским, С. Петровым). Другая область исследования проблемы идеального имеет своим ядром вопросы исторического материализма. Они связаны, прежде всего, с объяснением природы и функций общественного сознания, культурных ценностей, духовного производства. Здесь идеальное рассматривается сквозь призму социальной деятельности, диалектики опредмечивания и распредмечивания. Преимущественно в этом ключе проблема идеального разрабатывалась Э. В. Ильенковым [89, 91, 92], В. С. Барулиным [23, 24, 25, 26] и другими авторами. Разумеется, указанные две области исследования проблемы идеального далеко не исчерпывают ее содержания. Кроме того, их выделение в определенной степени условно, призвано подчеркнуть сложившееся в нашей литературе различие направлений исследования проблемы идеального, одно из которых ориентировано преимущественно на естественно-научное знание, другое — на гуманитарное. В этом сказывается категориальная разобщенность естественно-научного и гуманитарного описаний, что обусловливает крайне слабую концептуальную связь между указанными направлениями. В действительности, однако, естественно-научный, «природный», и социокультурный планы проблемы идеального взаимообусловлены. Созданию концептуального единства здесь мешает, в частности, старая дихотомия биологического (природного) и социального. Она, конечно, сохраняет свое значение в решении многих теоретических вопросов (когда мы соотносим общественную жизнь с жизнью растений и животных, социальные качества личности с ее генетическими особенностями и т. д.). Но она утрачивает смысл в целом ряде других теоретических задач, выдвинутых новейшим развитием научного познания, объектом которого служит человек, его сознание и деятельность. Например, дихотомия биологического и социального обязывает расценивать новую художественную идею, возникшую у поэта (и опредмечиваемую им письменно), как социальное явление, а мозговой нейродинамический эквивалент этой идеи и нервно-соматическое обеспечение процесса речеоформления — как биологические (природные) явления. Но такая дихотомия не выдерживает критики, ибо переживаемая человеком художественная идея и ее нейродинамический эквивалент неразделимы во времени. Они образуют единый информационный процесс, это фактически одно, а не два явления. Несмотря на то, что мозговой нейродинамический эквивалент подлежит описанию на естественно-научном языке, он в такой же мере есть социальное качество, как и соответствующая идея, описываемая на языке гуманитарного знания. В равной степени и цепь двигательных актов, реализующих опредмечивание идеи, может быть в принципе описана на языке психофизиологии, но от этого она не утрачивает своего социального качества. Мы обратили внимание на эти методологические вопросы интеграции категориальных структур гуманитарного и естественно-научного описания для того, чтобы подчеркнуть необходимость целостного подхода к проблеме идеального, т. е. такого подхода, который позволяет концептуально объединить ее «природный» и социально-культурный планы. Такое объединение составляет, пожалуй, главное, хотя и не единственное, условие целостного подхода. Другие важные условия целостного видения интересующей нас проблемы определяются непременным учетом единства таких аспектов идеального, как социально-нормативный и личностно-экзистенциальный, отобразительно-репродуктивный и творчески-полагающий, истинностный и ценностный, содержательный и формальный (структурный). Наконец, теоретический анализ всех основных аспектов проблемы идеального предполагает широкое использование новейших результатов научного познания (особенно психологии, психиатрии, нейрофизиологии, кибернетики, семиотики и, конечно же, гуманитарных дисциплин). Это ставит вопрос о способах и пределах интерпретации категории идеального посредством частнонаучных и общенаучных категорий. Разумеется, нужно избегать иногда встречающихся в нашей литературе крайностей: с одной стороны, недооценки специфики философского знания, что нередко ведет к смешению философских категорий с общенаучными, к сциентистскому упрощению философской проблематики, в том числе и проблемы идеального. Другая крайность состоит в резком обособлении философского категориального уровня, в отрицании правомерности и тем более продуктивности интерпретации философских категорий посредством общенаучных и частнонаучных. Подобная установка при разработке проблемы идеального выражает убеждение, что результаты конкретно-научных исследований и их обобщения не выполняют какой-либо стимулирующей и корректирующей функции в развитии философского исследования. Такая позиция заслуживает критического отношения, поскольку отрывает философское знание от науки и общественной практики, ведет к схоластическому теоретизированию. Важным посредствующим звеном между философским категориальным уровнем и частнонаучным выступают общенаучные и метанаучные понятия. Через это звено осуществляется влияние философии в мировоззренческом, методологическом и эвристическом планах на конкретно-научные исследования и вместе с тем обратные воздействия последних на философское знание. Поэтому общенаучные понятия могут использоваться для интерпретации (и, следовательно, конкретизации) философских категорий, что в свою очередь повышает их методологическую эффективность в современном научном познании. Это полностью распространяется и на категорию идеального, которая в ряде отношений может весьма продуктивно интерпретироваться посредством понятия информации. Как мы пытались показать (см. [75, ч. II]), такого рода интерпретация, не подавляя философской специфики категории идеального, позволяет глубже раскрыть один из аспектов ее многомерного содержания и тем самым повысить ее эффективность при разработке проблемы «сознание и мозг». Нам думается, что подобная интерпретация является продуктивной и при анализе общественного сознания, социальной деятельности, специфики бытия и функционирования культурных ценностей. Общенаучные понятия и концепции обнаруживают значительные интегративные возможности, в силу чего их использование при разработке проблемы идеального позволяет не только более широко привлекать важные для нее результаты научного познания, но и осуществлять целостный подход к этой фундаментальной философской проблеме. В данной монографии предпринимается попытка такого целостного подхода, т. е. исследование категории идеального в единстве ее основных аспектов.
1983 г.
Об авторе
 Дубровский Давид Израилевич Доктор философских наук, профессор. Главный научный сотрудник Института философии РАН, профессор философского факультета МГУ имени М. В. Ломоносова. Сопредседатель Научного совета РАН по методологии искусственного интеллекта и когнитивных исследований (с 2005 г.). Участник Великой Отечественной войны. Главный редактор журнала «Философские науки». Автор около 300 научных публикаций и 8 монографий, в том числе по философии сознания: «Проблема „Сознание и мозг“: Теоретическое решение», «Информация, сознание, мозг» (URSS), «Проблема идеального» (URSS), «Проблема сознания: Теория и критика альтернативных концепций» (URSS) и др. Область научных исследований: эпистемология, методология науки, проблема «Сознание и мозг», феноменология субъективной реальности, философские вопросы развития искусственного интеллекта.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
