Бурдо Ж. Властители дум:
Часть 1: АПОСТОЛЫ МЫСЛИ: Ренан. Штирнер. Ницше. Толстой. Рёскин. Часть 2: КРИТИКА ПРАГМАТИЗМА. Религиозные искания на пороге XX века. Изд. стереотип.

Оглавление

Из вступления Б.С.Бычковского

Предлагаемая нами на русскомъ языке книга Бурдо содержитъ рядъ статей, печатавшихся въ разныхъ французскихъ журналахъ и вышедшихъ въ двухъ отдельныхъ томикахъ. Мы пропустили те отделы подлинника, который для русской читающей публнки не иредставляетъ особаго интереса.

Какъ показываетъ заглавiе книги, цель ея автора ознакомить своего читателя съ основными, главными направленiями современной мысли. Задача эта слишкомъ сложная, слишкомъ ответственная. Исчерпать ее на протяженiи несколькихъ печатныхъ листовъ – попытка неосуществимая. На книгу Бурдо поэтому следуетъ смотреть только, какъ на проводникъ, указывающiй на извилистые пути, по которымъ вьется современная вопрошающая мысль.

Отъ хорошаго проводника мы требуемъ не одного только знанiя местности. Онъ еще долженъ знать ея красоты, ея достопримечательности. Онъ долженъ поэтому обладать эстетическимъ чутьемъ, чувствомъ красиваго, величественнаго. Въ противномъ случае туристъ рискуетъ тратить свое время на обозренiе второстепенныхъ ландшафтовъ, пройти мимо главныхъ горизонтовъ, открывающихъ видъ на целое.

Въ качестве проводника книга Бурдо несомненно ценна. Ренанъ, Штирнеръ, Ничше, Рескинъ, Толстой, обзору творчества которыхъ посвящена первая часть настоящей работы – разве это не апостолы современной мысли, ея вожди, ея руководителие Каждый изъ этихъ апостоловъ преподноситъ мiру свое евангелiе, заветы своей веры. Но общее между ними то, что все они страстно, мучительно ищутъ Бога, по временамъ какъ будто его обретаютъ и тогда мiръ о немъ возвещаютъ. Въ эти минуты откровенiя, въ моменты общенiя съ истиной, кажущейся имъ непогрешимой, вечной, абсолютной, они пишутъ самыя красивыя страницы своихъ произведенiй, яркiя, страстныя, какъ порывы горнаго потока, срывающагося съ высотъ, какъ зарево заката, огнемъ заливающаго небосклонъ...

Ренанъ, прокуроръ, обвинитель христiанства, Штирнеръ, объявившiй войну религiи, морали, Ничше, проклинающiй боговъ, роющiй для нихъ общую могилу – все эти иконоборцы въ действительности энтузiасты – богоборцы, пламенные пророки, пришедшiе въ мiръ со святой, чистой проповедью любви къ человеку и къ истине. Въ тоске по Боге, въ томленiи по абсолютномъ, вечномъ тайна ихъ бунта, сила ихъ дерзанiя, трагизмъ ихъ личности. Въ Ничше этотъ трагизмъ достигъ своего апогея, той критической высоты, где мысль теряетъ свое равновесiе, обрывается и низвергается въ бездну...

Глубже, острее, жгуче всехъ мукъ – это муки творчества, боль вопрошанiя, жажда ответовъ, когда все упорно молчитъ, или когда ответа нетъ, потому что онъ намъ, людямъ, не можетъ быть данъ. Обыкновенный, среднiй человекъ отступаетъ отъ очутившейся передъ нимъ пропасти. Онъ отходитъ въ сторону, постепенно погружается въ шумный потокъ жизни, захлестывающiй его своими волнами, заглушающiй въ его душе вопрошающiй голосъ, заливающiй огоньки, на время вспыхивающiе въ сердце его... На такiе компромиссы, часто граничащiе съ тупымъ довольствомъ, не способенъ генiй. Въ окружающей его жизни улицы слишкомъ мало пепла, чтобъ засыпатъ, затушить огонь мысли его. И чемъ глубже идетъ работа мысли, чемъ упорнее становится ея исканiе, темъ ярче разгорается это пламя, темъ ненасытнее становится оно. И сколько ихъ, сильныхъ, могучихъ, погибавшихъ въ пламени творчества своего? Печально то, что мы часто проходимъ мимо этихъ великихъ жертвъ, павшихъ у подножiя алтаря своего, видимъ переставшее биться сердце и не догадываемся, что сердце это истекало кровью, ибо его грызъ червь мысли, что оно надорвалось отъ тяжести проклятыхъ вопросовъ...

Но генiй генiю рознь. Есть генiи мысли, разумомъ быстрые, витающiе въ мiре сухихъ абстрактныхъ формулъ, въ мертвомъ и однообразномъ царстве логическихъ построенiй. Имеются генiи сердца, титаны чувства, вся жизнь которыхъ полнозвучный аккордъ, красивая, стройная гармонiя. Первые находятъ ответъ на вопросы, выдвигаемые жизнью, мiромъ, въ глубине творческой, спокойной мысли своей, – вторые въ непосредственномъ общенiи съ красотой, въ экстазе, въ пафосе, въ мистике, въ иррацiональномъ. На срыве последней крутизны, где теряются последнiе выходы въ реальную действительность, оба эти типа искателей абсолютной истины встречаются, подаютъ другъ другу руку и идутъ все глубже и глубже въ лабиринты волшебныхъ мiровъ, созданныхъ творчествомъ ихъ богатой фантазiи.

Но имеются генiи другого порядка, одновременно одаренные великимъ сердцемъ и глубокой мыслью, не помогающими другъ другу въ мучительной работе разгадки тайнъ сфинкса, а другъ съ другомъ воюющiе. Это натуры, обреченныя на муки и страданiя, это вечныя Кассандры, которыхъ отравляетъ даръ пророчества, прозренiе истины. Ихъ сердце строитъ лучезарно-чистый идеалъ святой, двуединой истины, – истины-правды, истины-справедливости, а ихъ мысль, словно едкая кислота, разъедаетъ нежную канву, на которой вышитъ ихъ идеалъ. Отсюда шатанiе ихъ мысли, блужданiе ихъ сердца, потускненiе его огней и яркое ихъ вспыхиванiе... Трагизмъ ихъ личности въ провокаторской, изменнической роли ихъ разсудка, черпающаго изъ живого родника ихъ сердца энергiю для строительства и самолично, жестокой логикой своей разрушакь щаго это строительство.

Ничше – ярко, многосторонне выраженный типъ подобныхъ искателей, самый неутомимый, наиболее совершеиный, изъ всехъ до него появлявшихся. Могучая, я бы сказалъ, жестокая мысль его взлетела на самыя верхнiя ступени нашей культуры, на вершину гордаго храма, сооружаемаго разумомъ въ теченiе тысячелетiй, и объявила строителямъ храма, что храмъ этотъ далъ глубокiя трещины, и что онъ подлежитъ разрушенiю, ибо онъ ложно построенъ. Ничше требуетъ переоценки всехъ ценностей. Онъ сталкиваетъ въ бездну старыя скрижали. Онъ безпощадно вскрываетъ безсилiе, немощность, эфемерность работы метафизиковъ, изобличаетъ ложь, фальшь нашихъ моральныхъ истинъ. Онъ вызываетъ на поединокъ прошлую и настоящую культуру и говоритъ человеку, носителю этой культуры: "современный человекъ! я задыхаюсь отъ твоего нечистаго дыханiя". Но это презренiе къ человеку, какъ это ни покажется страннымъ, основано на глубокой любви къ жизни, къ мiру и къ человеку. Ничше слишкомъ чутко любилъ истину, слишкомъ глубоко страдалъ за нее, онъ поэтому не могъ мириться съ искаженнымъ, наружнымъ ея видомъ, съ которымъ сознательно или безсознательно уживается современный человекъ. Ужъ одна смена однехъ философскихъ, религiозныхъ системъ другими, пестрота и многообразiе этихъ системъ говоритъ, что системы эти ложны. Абсолютная истина, какъ ее мыслитъ метафизика и религiя, едина, однолика, она поэтому не можетъ зависеть отъ каприза, темперамента, къ которымъ, по Ничше, сводятся до сихъ поръ существовавшiя философiя и религiя. Не мудрено поетому, что склонный къ преувеличенiямъ, увлекающiйся метафорами, Ничше видитъ въ исторiи культуры одинъ только пересказъ болезней умалишенныхъ.

Если бъ Ничше не обладалъ великимъ сердцемъ, если бъ въ этомъ сердце не такъ сильно, не такъ интенсивно пробивалась наружу жажда абсолютнаго, высшаго, совершеннагое онъ, подобно многимъ другимъ критическимъе позитивно настроеннымъ умамъ, примирился бы съ невозможностью обретанiя высшей истины, ибо для человека пути въ ея царство заказаны. Но преграды, препятствiя, невозможное, непостигаемое еще больше раздражаетъ людей ничшеанскаго пошиба. Они удваиваютъ свою энергiю, мобилизуютъ все силы свои и идутъ по рискованнымъ путямъ, где такъ легко заблудиться! По временамъ имъ кажется, что они дошли до конца своего пути, столкнулись лицомъ къ лицу съ истиной.

Въ такiя минуты они горятъ радостью, восторгомъ, опьянены счастьемъ победителя. Но они однако скоро убеждаются, что ихъ увлекъ обманъ, ибо ихъ жестокая мысль ужъ успела своимъ холоднымъ дыханiемъ коснуться мечты, взлелеянной ихъ сердцемъ, – и мечта потускнела и сердце вновь почувствовало свое одиночество.

Упорное исканiе абсолютной истины, иллюзiя ея обретанiя и новое исканiе – основный мотивъ творчества Ничше. Жажда безконечнаго, вечнаго мучитъ душу поэта-философа; онъ поэтому не можетъ мириться съ относительными истинами науки, съ истинами божьей милостью религiи и метафизики, меняющими съ каждымъ поколенiемъ свое содержанiе, свою форму. Страсть къ познанiю безусловному, неудержимое влеченiе "къ брачному кольцу всехъ колецъ, къ вечности", – источникъ радости и глубокой муки великаго богоборца: "Горе той несчастыой птице? – говоритъ Ничше, – которая почувствовала себя свободной, чтобъ снова очутиться среди стенокъ своей клетки. Горе тебе, если среди океана тобой овладеетъ тоска по берегу, где тебе кажется, больше свободы, а берега нетъ!"

Об авторе