|
Оглавление
Предисловие
Как-то раз пяти свирепым драконам, обитавшим у города Фучжоу, что в юго-восточной китайской провинции Фуцзянь, надоело веками лежать спокойно и захотелось немного размяться. Резвясь и играя, они пронеслись по водам океана и стремительно взмыли на поверхность, образовав живописный утес у современного тайваньского города Цзилун. Вконец расшалившись, они понеслись к югу, каждый раз вздымая своими могучими хвостами горы и скалы, пока не вздыбили три последних утеса, а потом снова ушли под воду… Так, согласно красивой старинной легенде, из морской пучины родился гористый остров Тайвань . Большинство историков и лингвистов предполагают, что именно с этой древней земли около 5 тысячелетий назад началось расселение предков будущих австронезийских народов — основного населения нынешних Филиппин, Индонезии, Малайзии, Океании и Мадагаскара . Австронезийские аборигены, которым долго удавалось сохранять почти изначальный образ жизни, до сих пор живут на Тайване, но давно уже находятся в меньшинстве. История острова была бурной, как игры расшалившихся драконов из легенды: первые завоевательные экспедиции из континентального Китая, начало переселения китайских рыбаков, купцов и пиратов, прибытие португальских мореплавателей в XVI в., давших ему имя, под которым Тайвань был известен на Западе вплоть до середины XX столетия — Формоза (Прекрасный остров), ожесточенное противоборство между голландскими и испанскими колонизаторами в первой половине XVI в.… В 1661–1683 гг. на острове существовало независимое китайское государство, которое противостояло маньчжурским завоевателям Китая — империи Дацинь. Затем пришлось подчиниться, и Тайвань стал частью Поднебесной империи. Начиная со второй четверти XVII в. на остров стали переселяться десятки тысяч китайцев с континента. Они бежали от голода и власти маньчжуров. Однако после подчинения империи число выходцев с материка стремительно росло. Новые поселенцы — прежде всего, из Фуцзяни, говорившие на южноминьском (южнокитайском) языке, и хакка из Гуандуна — занимали плодородные земли, все больше оттесняя аборигенов в труднодоступные горы . В 1895 г., когда остров претерпел очередной крутой поворот в своей истории и стал первой колонией поднимавшейся Японской империи, на нем жили около 2,5 миллионов китайцев и примерно 200 тысяч аборигенов . После установления власти Токио на Тайване стали селиться и японцы. Согласно первой переписи населения, которая была проведена в 1905 г., здесь проживали примерно 2,5 миллиона человек «фуцзяньского происхождения» (82 %), около 400 тысяч — «гуандунского происхождения» (13 %), 0,5 тысяч — другого китайского происхождения, 83 тысячи аборигенов (3 %), 57 тысяч японцев (2 %) и 9 тысяч других. Через 30 лет доля китайцев составляла 90 %, японцев — 5 %, а аборигенов — 4 % . После Второй мировой войны Тайвань вновь вошел в состав Китая — на сей раз гоминьдановского. В 1949 г., когда Гоминьдан проиграл гражданскую войну и континентальный Китай оказался в руках компартии, остров стал резиденцией правительства Гоминьдана и развивался отдельно от Китайской Народной Республики… Исторические перипетии, языковое и культурное разнообразие, многоликие нравы, обычаи и традиции, — все это отражало «пограничное» положение Тайваня. Остров издревле служил мостом между Китаем, Японией и странами Южных морей. Образованные слои китайского населения тяготели к традициям континентального Китая, с его конфуцианскими и даосскими идеями, школами и нормами. Революционные движения в Китае подарили жадному до знаний молодому поколению веяния движения «новой культуры». Под этим залегали мощные пласты народных верований фуцзяньцев и хакка — и общинной жизни тайваньской деревни, постепенно размывавшейся вначале японским, а затем и китайским капитализмом. А с приходом власти и культуры стремительно модернизировавшейся Японии на Тайвань стали проникать не только официальные имперские доктрины Страны восходящего солнца, но и новые европейские (включая Россию) идеи — либерализма, демократии, политического самоуправления и социализма в разных формах. Особенно восприимчивы к ним оказались, естественно, молодые люди, учившиеся в Японии и Китае, где они контактировали с местными революционерами. Возвращаясь домой, они привозили подрывные мысли и программы с собой… Тайвань всегда был перекрестком между образами жизни, культурами и идеями. Недаром исследователь восточноазиатского анархизма Филипп Пеллетье назвал остров «плавильным котлом Азии» . По словам тайваньского историка У Жуйжэня, «уникальное геополитическое положение Тайваня как общей периферии множественных центров или места соприкосновения между многими державами» и «фрагмента империй» наложило глубокий отпечаток на его развитие и характер . Не случайно его история интересует тех, кто занимаются изучением «транскультурных»/«транснациональных» процессов. Как отмечает исполнительный директор Международного центра тай¬ваньских исследований Национального педагогического университета Тайваня Анн Хейлен, именно транснациональный подход, учитывающий «движения людей, идей, технологий и институций поверх национальных границ», помогает понять судьбы и особенности развития острова на основе «межкультурных взаимодействий между китайцами, аборигенами, японцами и европейцами» . В наши дни вопрос о «китайской идентичности» Тайваня превратился в объект острых политических конфликтов — как в международном масштабе, так и на нем самом. Однако в период между двумя мировыми войнами в тайваньских интеллектуальных кругах хорошо сознавали и «транснациональные» особенности острова. Цзян Вэйшуй, лидер Культурной ассоциации, ведущей организации антиколониального движения 1920-х гг., писал в 1921 г.: «Перед тайваньцами стоит задача посредничать между Японией и Китаем, потому что они одновременно относятся к нации [китайцев. — В. Д.] и являются японскими гражданами. Дружественные отношения между Японией и Китаем — это основа альянса азиатских наций. Чтобы иметь возможность развивать азиатскую культуру, необходим альянс всех азиатских наций. Только когда все азиатские нации будут связаны друг с другом, постараются путем многостороннего взаимного влияния развивать азиатскую культуру и превзойти западную цивилизацию, станет возможным соединить западную и восточную культуры и обращаться с ними как с равноценными» . Другой участник создания ассоциации, поэт Линь Цзыцзинь, предлагал сплавление западной, китайской и японской культур в новую тайваньскую культуру . Социалистическое и анархистское движение, сложившееся и существовавшее на Тайване в 1920–1930-х гг., в полной мере отражало такое переплетение взаимных влияний социалистов, коммунистов и анархистов Японии, Китая, Европы и России. Характерно, что основной источник по истории тайваньского анархизма в период между двумя мировыми войнами, сам носит, в известной мере, «транскультурный» характер. Речь идет об «Истории полицейских сил Тайваньского генерал-губернаторства», которая была издана колониальными властями острова на японском языке в 1933–1941 гг. Помимо описания деятельности полицейских органов и детальных сведений о политических, социальных, культурных, рабочих, крестьянских, предпринимательских и иных движений и объединений, а также статистических материалов, в нее включено большое количество документов эпохи: уставы и декларации организаций, выступления и заявления активистов, выдержки из их статей, тексты материалов, конфискованных в ходе полицейских обысков, информация о полицейском расследовании и судебном преследовании против участников антиколониальных групп и т. д. Часть второго тома этого издания была переведена на китайский язык и опубликована под названием «История социального движения на Тайване (1913–1936)» . При этом составители разбили публикацию на пять томов. Первый из них посвящен т. н. «культурному движению»: в него включены материалы о «Тайваньском обществе ассимиляции» (1914 г.), организациях тайваньских студентов в Японии и Китае, Тайваньской культурной ассоциации и движении «пролетарской культуры». Во втором томе собрана информация о тайваньских политических организациях 1920–1930-х гг.: Новом народном обществе, движении за создание тайваньского парламента, Обществе нового Тайваня, Тайваньской народной партии и Тайваньской лиги местного самоуправления. Третий том целиком содержит материалы о Тайваньской коммунистической партии, предшествовавших группах и об общественных организациях, работавших под руководством партии. В четвертый составители включили данные и документы, относящиеся к анархистскому, национал-революционному и крестьянскому движениям, хотя их объединение в одном томе представляется весьма спорным. Наконец, в последнем столь же произвольно соединены материалы о рабочем и профсоюзном движении и о «правых» (прояпонских) организациях. К счастью, внутри этих «сборных» томов содержимое разделено на секции, что позволяет избежать возможной путаницы. Информация и документы, которые содержатся в четвертом томе издания, до сих пор остаются главным источником сведений о тайваньских анархистах 1920–1930-х гг., хотя отдельные упоминания о них можно встретить и в других томах. Именно «История социального движения» служит основной базой для всех работ исследователей по данной тематике. Значительный интерес для изучения тайваньских реалий периода между двумя мировыми войнами представляют документы, хранящиеся в фонде 495 Коммунистического Интернационала в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) — в первую очередь, 16 дел описи 128 («Коммунистическая партия Формозы») . Хотя в них нет прямых упоминаний о деятельности тайваньских анархистов, эти материалы (отчеты и доклады деятелей местной компартии в Коминтерн, справки, статистические данные, статьи и т. д.) незаменимы для понимания общей ситуации на острове в период японского колониального господства. В них можно обнаружить важные сведения о плюралистических левых группах, которые предшествовали созданию партии, рабочем и крестьянском движении на Тайване, социальных конфликтах, расстановке политических сил и репрессиях властей. Пролить свет на действия и роль отдельных фигур и представителей тайваньского анархизма помогают такие источники, как воспоминания самих бывших участников движения или их друзей и родственников . Некоторую информацию можно почерпнуть также из отчетов и писем японских анархистов, которые они отправляли в Международную ассоциацию трудящихся (анархо-синдикалистский Интернационал) . История левых «соседей» по политическому спектру и соперников тайваньских анархистов изучена неплохо. Особое внимание исследователей привлекает недолгая, но бурная деятельность Тайваньской коммунистической партии, которую в Коминтерне называли Коммунистической партией Формозы. Ей посвящены работы тайваньских и зарубежных историков Ф. С. Т. Сяо, Л. Р. Салливана, Цзян Цзюнжэня, Хуан Шицяо, Лю Сюи, Сянь Бяньцяо Ши, Линь Цицюаня и других авторов . Тайваньским анархистам, как движению, «повезло» меньше. О них до сих пор не было специальных монографий. Анархистское течение 1920–1930-х гг. рассматривалось в рамках или общей истории антиколониальной и социальной борьбы на острове , или истории определенных социальных движений . Имеются работы, посвященные отдельным проблемам, группам или активистам тайваньского анархизма. Так, Цю Шицзе детально изучил вопросы о зарождении социалистического движения на Тайване и формировании в нем анархистских тенденций . Он же и Линь Шуян исследовали деятельность первого тайваньского анархиста Фань Бэньляна и созданного им «Анархистского общества Нового Тайваня» . Анархистские контакты тайваньских студентов, обучавшихся в Японии, отражены в статье Чэнь Цуйляня . У Жуйжэнь анализировал возникновение Федерации черной молодежи на Тайване в связи с японским анархистским движением . Цзоу Ижу детально изучил анархистский период в деятельности и творчестве тайваньского писателя Ван Шилана, убедительно продемонстрировав его связи с «Черной молодежью», «Альянсом бесприютных душ», Обществом рабочей взаимопомощи и анархистскими изданиями . Жизни и борьбе рано умершего анархистского активиста Хуан Тяньхая посвящена статья Чэнь Вэйчжи . Эти исследования ценны также тем, что они несколько расширили круг источников, на которые опиралось изучение проблемы: помимо «Истории социального движения», авторы широко использовали материалы тайваньской, японской и китайской прессы 1920–1930-х гг., воспоминания и т. д. Ни одна работа по истории тайваньского театра не может обойтись без анализа творчества видного актера, режиссера и драматурга Чжан Вэйсяня — «отца» современной драмы на острове. Правда, о его анархистских убеждениях и активном участии в анархистском движении, как минимум, вплоть до начала 1930-х гг., чаще всего не упоминается . Стоит отметить также работы корейских историков (Ким Мёнсопа, Чо Сехёна и других), изучавших деятельность тайваньских анархистов в Китае и их сотрудничество с анархистами Кореи, в том числе, в рамках Восточной анархистской федерации . В советской научной литературе 1920–1930-х гг. обращалось внимание на активность социальных движений на колониальном Тайване — крестьянского , рабочего и профсоюзного . В этих небольших статьях, опубликованных в журналах и сборниках, можно было обнаружить информацию о протестных выступлениях, репрессиях, крестьянских и профсоюзных организациях Тайваня, о коммунистической партии и т. д. Однако тайваньские анархисты в них не были упомянуты. После Второй мировой войны исследование истории Тайваня в период между двумя мировыми войнами практически прекратилось . Как отмечали В. Ц. Головачев и В. Э. Молодяков, тема колониального господства на острове «перестала быть злободневной. Двусмысленность политического положения Тайваня после создания КНР и разрыва Москвы с режимом Чан Кай-ши привела к тому, что в открытой печати о нем помещались материалы исключительно пропагандистского характера, а „закрытые“ исследования были посвящены современности» . В Российской Федерации после 1991 г. появилась возможность вести исследовательскую работу без оглядки на идеологическую монополию; открылся доступ к прежде закрытым архивам и ранее недоступным материалам . Кульминацией возобновившегося изучения социальных движений колониального Тайваня стала фундаментальная работа Т. М. Тертицкого и А. Э. Белогуровой «Тайваньское коммунистическое движение и Коминтерн (1924–1932). Исследование. Документы» . Эта монография опирается на документы коммунистической партии Тайваня, хранящиеся в РГАСПИ, причем многие из них были опубликованы в документальной части книги. Она была переведена на китайский язык и издана также на Тайване . Основное внимание в работе уделено истории и деятельности тайваньских коммунистов, их внутренней борьбе и отношениям с Коминтерном. Однако определенное место отведено и предшествующим левым группам, в которых участвовали как коммунисты, так и анархисты. Так или иначе, сводного монографического исследования по истории тайваньского анархистского движения до сих пор не существовало, хотя отдельные моменты, группы и действия изучались. Задача настоящей книги в том, чтобы представить и проанализировать эту уникальную в своем роде историю в целом, во взаимосвязи с общим социальным, политическим и культурным контекстом тайваньского общества первой половины XX столетия и с влиянием, которое оказали на движение его «старшие братья» — анархисты Японии и Китая. Насколько это удалось автору — пусть судят читатели.
Об авторе
 Дамье Вадим Валерьевич Доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Основатель (совместно с кандидатом исторических наук Д. И. Рублевым) серии «Размышляя об анархизме». Преподает в Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики». Автор работ по социальной истории, истории социальных движений и идей в ХХ веке, включая монографии «Забытый Интернационал. Международное анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами» (в 2 т.; 2006–2007), «История анархо-синдикализма. Краткий очерк» (URSS), «Anarcho-Syndicalism in the 20th Century» (Edmonton, 2009), «Стальной век: Социальная история советского общества» (URSS), «Учжэнфучжуи: История анархизма в Китае» (в соавторстве с К. А. Лимановым; URSS), «Общинный социализм и анархизм в Юго-Восточной Азии» (в соавторстве с К. А. Лимановым; URSS), «Петр Кропоткин: Жизнь анархиста» (в соавторстве с Д. И. Рублевым; 2022), «"Бесприютные души": Анархистское движение на Тайване в 1920–1930-х годах» (URSS), «Бури на Серебряной реке: Из истории аргентинского анархизма» (2023) и др.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||