Пилясов А.Н. (Ред.). Освоение Арктики 2.0: Продолжение традиций советских исследований Изд. стереотип.

Оглавление

Введение

После мощных работ классиков советской освоенческой школы К. П. Космачева, Б. П. Орлова, Б. Б. Прохорова и других наших старших коллег 1960–1980-х годов возникла длительная пауза. Новой теории освоения, адекватной современным реалиям глобализации, постиндустриальной трансформации, экономике знания, много¬акторности участников данного процесса и разнообразию форм собственности основных субъектов хозяйствования, пока не предложено.

Современное освоение Арктики и Севера России остается без должного теоретического и методологического аппарата, исследования в этой области ограничиваются частными темами (обеспеченность ресурсами, особенности развития коренных народов, отток молодежи и т. п.). Проблема состоит не только в отсутствии или слабости обобщающих работ — она в фундаментальной невозможности лобового применения зарубежных теорий региональной науки к арктическим и северным условиям в силу доминирования здесь других факторов развития, других социально-экономических процессов; а также в частном, дробном, неконцептуальном характере большинства исследований, которые проводятся на Севере и в Арктике Канады, США, в Северной Европе.

Стоит задача впервые в мире сформировать такую целостную теорию для районов Севера и Арктики на основе фундаментальных зональных закономерностей. С одной стороны, ни одна из зарубежных стран сделать это просто не в состоянии в силу меньшего размера самой территории Арктики и Севера и, следовательно, объективно меньшего масштаба самого процесса освоения и меньшей потребности в его концептуализации — зачем изобретать революционно новый велосипед, если можно обойтись более комфортной и простой экстраполяцией господствующих в умеренной зоне мейнстрим-концепций на Север и Арктику?

С другой стороны, современная методологическая база, теория и инструментарий зарубежной региональной науки (понимаемой как комплекс наук, направленных на изучение регионального развития, включающий экономические, экономико-географические, социологические и другие подходы и методы) сформированы на материале плотно населенных территорий с густой сетью городских поселений (преимущественно в Западной Европе и Северной Америке) и ни в какой мере не учитывают реалии освоения экстремальной арктической и северной зоны. Получается, что Россия просто обречена на творчество в этой области благодаря размерам своих северных территорий и масштабам связанных с ними проблем обустройства и природопользования.

В последние 25 лет в мировой общественной науке произошла методологическая революция. Фокус внимания исследователей радикально сместился. Если раньше он был направлен на внешние факторы функционирования систем (в экономике это проявилось в концепции экзогенного экономического роста, в социологии — во внимании к внешней среде, в демографии — в концепциях переходов, предполагающих единые стадии развития для всех сообществ и т. д.), то начиная с 1980–1990-х годов, ученые сосредоточились на изучении внутренних факторов функционирования систем. В экономике это обозначилось как переход к эндогенной теории экономического роста, в социологии — к изучению процессов микроуровня, в демографии — к рождению институциональной демографии и отходу от теории единого стадийного демографического перехода.

Возникло представление о гетерогенности внутренних факторов развития социальных систем, которые в прежних подходах полагались однородными. Эта научная революция захватила широкий спектр общественных дисциплин и разрабатываемых ими концепций и теорий. Она радикальным образом преобразовала методологию и методы, стратегию и тактику исследований. В экономике, социологии, антропологии, истории — практически одновременно произошел прорыв, как принято говорить, «внутрь черного ящика» регионального развития.

При этом парадоксально, что теория хозяйственного освоения ресурсов Севера и Арктики не подверглась этой трансформации, и в ней по умолчанию сохраняются прежние постулаты, состоящие в том, что процессы рассматриваются с позиции исключительно внешнего воздействия: инвестиций из федерального бюджета или инвестиций транснациональных компаний, направленных на сооружение крупных инфраструктурных объектов (мегапроектов), создание полюсов роста.

При таком подходе хозяйственное освоение определяется сверху, его инициаторами и драйверами выступают внешние по отношению к территории силы (федеральный уровень), а сам этот процесс видится территориально однородным, безразличным к специфике места своего развертывания. Концептуальный аппарат изучения процессов освоения по объективным причинам остался на уровне конца 1980-х годов, практически не претерпев изменений. Это внятно подтверждает проведенный нами анализ полутора тысяч зарегистрированных в системе РИНЦ работ последних трех десятилетий, содержащих ключевые слова «освоение Севера, Арктики», «развитие Севера, Арктики»: в абсолютном большинстве территориальная специфика конкретных мест освоения не учитывается, пространство рассматривается лишь как вместилище ресурсов; собственные свойства местного пространства, территории не принимаются во внимание.

Правда, за рубежом продолжает развиваться концепция фронтира, в рамках которой традиционно изучаются процессы не только макро-, но и микроуровня. Однако в силу маргинального положения самих территорий нового освоения в зарубежных странах (Аляска для США, арктические территории для Канады, Гренландия для Дании, Лапландия для Скандинавии и т. п.), теория фронтира до сих пор не представляет собой законченной системы. Таким образом, в России налицо наличие мощной, еще советской, теории, которая «обветшала», а за рубежом — теория более современная, но и более частная, более узкая.

А между тем в других науках произошла методологическая революция, которая требует пересмотра самого объекта изучения теории освоения — территории. В подавляющем большинстве работ по общественным наукам территория из простого вместилища становится важным актором социально-экономических — и в первую очередь, инновационных процессов. Местная специфика, локальные процессы лежат в основе возникновения таких мощных концепций, как концепция региональных и локальных инновационных систем, инновационной среды, кластерного развития, в основе всего современного инновационного развития.

Реальность, наши эмпирические наблюдения подтверждают, что нейтральный к пространству, не «заземленный» на местную специфику взгляд, — для малоосвоенных территорий абсолютно неадекватен. Сегодня нельзя более игнорировать местный контекст социально-экономического развития — в том числе, как среду развертывания освоения ресурсов Севера и Арктики.

Сверхзадача состоит в том, чтобы осовременить теорию освоения путем включения в нее современных подходов. Только так теория освоения из арьергарда общественных наук сможет выйти на позиции, адекватные современному уровню развития мировой общественной науки.

Исходный импульс к разработке новой теории освоения Севера и Арктики России возник у нас еще в начале 1990-х годов, когда стало очевидно, что старые представления не проходят проверку на прочность в условиях радикальной экономической реформы. Старая теория размещения производительных сил в условиях малообжитых экстремальных пространств учила одному, а практические реалии, которые мы наблюдали при обустройстве новых проектов освоения золоторудных месторождений Магаданской области и Чукотского автономного округа, — совсем другому .

Например, за годы советского времени стало привычным, что для планомерного, долгосрочного освоения месторождений минерального сырья исходно нужно проложить круглогодично работающую наземную трассу, которая обеспечит обустройство новых добычных объектов и вывоз полученного концентрата. Однако реалии эксплуатации золоторудного месторождения Кубака в середине 1990-х годов , когда основной завоз материалов для обустройства проходил по зимнику, никаких стационарных дорог построено не было, опрокинули это представление.

Также стало привычным, что приступать к новому освоению можно, только имея обширные, обеспечивающие десятилетия устойчивой эксплуатации, утвержденные запасы, — чтобы получать главный экономический эффект индустриальной эпохи — эффект экономии на масштабе. Нет смысла огород городить в создании объектов производственной и социальной инфраструктуры ради небольшого по запасам ресурсного объекта.

Однако новые колымские реалии опрокинули и это представление! В 1990-е годы как раз приступали к освоению объектов, которые имели значительное содержание золота в руде, но предельно ограниченные запасы. Объекты такого рода в прежней советской модели освоения могли отрабатываться только попутно, в контексте отработки обширной золотоносной области. А вот для частного инвестора, в контексте возникающей новой модели освоения, они становились интересны.

В позднесоветское время безусловной истиной признавалась необходимость создавать стационарную сеть горнопромышленных поселков при открываемых новых месторождениях. Постепенно, но неуклонно, этот первоначально сугубо производственный поселок обрастал объектами социальной сферы, жилые времянки обретали более приличный вид панельных многоэтажек и так далее. Задача поддержания сбалансированного развития производственной и социальной инфраструктуры становилась делом государственного значения и постоянным призывом всех проходящих партийных конференций и совещаний. А в новых условиях опорой освоения почему-то становились временные поселки вахтовиков. А привычные, рассчитанные на десятилетия существования, промышленные поселки и города, почему-то не возникали.

Все это поначалу вызывало глубокое недоумение — и лишь десятилетие спустя пришло, наконец, понимание, что речь идет не об отдельных аномалиях; нет, ломается вся прежняя, четкая, целостная модель хозяйственного освоения Севера и Арктики, ориентированная исключительно на мощную и многоаспектную, всепроникающую роль государства. Так, из реалий жизни, возникла задача разработки новой теории освоения Севера и Арктики России, которая будет адекватна новым реалиям государственно-корпора¬тив¬ного партнерства в этой сфере и тем абсолютно новым технологическим возможностям (модульные технологии, прорывные инновационные инженерные решения, компактность, легкость и мобильность строительных конструкций и др.), которые кратно, радикально превосходили условия советского времени.

Решить такую исследовательскую задачу раньше было трудно и по объективным причинам: кризисное десятилетие 1990-х годов вызвало растерянность в научном сообществе — а может ли вообще быть продолжена созданная усилиями историков, географов, социологов, демографов, экономистов многовековая исследовательская традиция российской освоенческой школы, вызванная к жизни объективной необходимостью обустройства гигантских, даже по мировым меркам, пространств спонтанной тайги, степей, тундр? Но вот теперь, спустя почти 30 лет формирования основ новой российской экономики, есть уверенность, что никакие реформы и политические катаклизмы не в состоянии отменить базовые темы изучения российского пространства как прежде всего осваиваемого, обустраиваемого — усилиями миллионов россиян. Но это означает, что социальный заказ на новую теорию освоения есть, и он должен быть выполнен с учетом новых состоявшихся реалий последних трех десятилетий и последних достижений мировой и отечественной региональной науки.

Наша книга состоит из семи глав, каждая из которых нацелена привнести новизну в тему, ставшую одной из ключевых в советской экономической географии. В первой главе, с одной стороны, обобщается советское наследие теории хозяйственного освоения; с другой стороны, предпринята попытка, на базе аппарата мировой общественной науки и американской теории фронтира, конкретной российской практики хозяйственного освоения 2.0, выйти на теоретическое обобщение и формирование новых концептуальных представлений о теории освоения. Изюминкой исследования стал семантический анализ современных работ по освоению Севера и Арктики.

В фокусе внимания второй главы — новые проекты освоения ресурсов Арктики, на примере которых можно предметно и осязаемо увидеть черты нового освоения и те новые эффекты, которые эти проекты генерируют. Изюминкой исследования в данной главе стало приложение, в которой дан подробный алгоритм анализа проектов освоения российской Арктики, особенно полезный для молодых ученых, еще только собирающихся в экспедиционные обследования районов Арктики и Севера.

Третья глава книги посвящена абсолютно новому сюжету, который никогда не возникал у советских экономико-географов, — ресурсным транснациональным корпорациям, которые сегодня являются ключевыми акторами хозяйственного освоения (они заместили прежние государственные тресты, главки, объединения, управления). Изюминкой исследования здесь стал проведенный впервые анализ патентной активности трех арктических компаний России — «Новатэка», «Газпром нефти», «Норильского никеля».

Каркас четвертой главы задается четырьмя исследовательским полигонами, на которых рассматриваются черты нового хозяйственного освоения: это район подлинно пионерного нефтегазопромышленного освоения — Ненецкий автономный округ; регион сосуществования слоев прежнего, советского, и нового, российского нефтегазового освоения — Ямало-Ненецкий автономный округ; район одновременно почти столетнего горнопромышленного освоения норильских месторождений и нового нефтегазового, горно-, нефтегазопромышленного, потенциально и углепромышленного освоения — полуостров Таймыр красноярской Арктики; Мурманская область как район старопромышленного освоения Арктики с элементами нового хозяйственного освоения, которые проявились в последние два десятилетия. Есть логическая перекличка между второй и четвертой главами книги: во второй главе черты нового освоения рассматриваются на микроуровне конкретных проектов — а в четвертой главе предпринята попытка обобщения процесса освоения на более крупном пространственном контуре отдельного региона или крупного муниципального района (районов) Арктики.

Пятая глава поднимает тему баз освоения как важнейших плацдармов, с которых «запускается» процесс хозяйственного освоения ресурсов Арктики. Эта тема была блестяще разработана еще советскими исследователями Севера и Арктики. На примере крупных арктических и северных городов — форпостных баз освоения — авторы показывают, как радикально изменилась их природа и роль в поддержке процесса корпоративного освоения природных ресурсов Арктики. Особый упор сделан на оценку интеллектуального потенциала арктических городов-баз и той роли, которую играет накопленный в них пул компетенций, знания о природных ресурсах, в современном процессе освоения.

Шестая глава закрепляет инновационный императив нашего исследования современного процесса освоения: она посвящена периферийной инновационной системе и ее роли в освоении Арктики 2.0. Многое, изложенное здесь, имеет предварительный характер и в будущем неизбежно будет уточняться и развиваться. Авторы главы используют триаду зарубежных ученых «акторы — сети — институты» для того, чтобы охарактеризовать периферийную инновационную систему регионов Арктики и ее современную и потенциальную роль в процессе хозяйственного освоения.

Седьмая, заключительная, глава книги посвящена роли государства в определении и выработке политики поддержки процесса нового ресурсного освоения Арктики и его инвестиционных проектов. Изюминкой исследовательской постановки здесь является введенное понятие межрегиональной инновационной системы как важнейшего объекта государственной поддержки: речь идет о важнейшей для всей национальной экономики смычке российских корпораций, которые ведут освоение 2.0 ресурсных проектов Арктики, и обрабатывающих производств в российской зоне основного расселения, которые потенциально могут и должны удовлетворять спрос арктических компаний на средства производства, буровое оборудование, системы геологической разведки, мониторинга, контроля и др.

После заключения, в котором обобщены важнейшие результаты проводимого под эгидой РФФИ трехлетнего исследования, в приложении к книге приведен словарь основных терминов новой теории освоения, который способен стать важным заделом, стартовой точкой для изучения этого важнейшего для российской науки и практики исследовательского направления новым, молодым поколением отечественных исследователей.

О редакторе

Пилясов Александр Николаевич

Доктор географических наук, профессор географического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, генеральный директор АНО «Институт регионального консалтинга». Председатель российской секции Европейской ассоциации региональной науки. Сфера научных интересов: освоение российского Севера и Арктики в глобальном контексте, проблемы инновационной модернизации экономики российских городов и регионов, европейский опыт (теория и практика) пространственного развития и региональной политики. Разработал несколько курсов для студентов высших учебных заведений Москвы и Санкт-Петербурга: институциональные факторы регионального развития, проблемы развития ресурсных регионов, алгоритм разработки стратегий и программ социально-экономического развития регионов и муниципальных образований России и др. Многие годы является председателем / заместителем председателя социально-экономической секции Экспертного совета по Арктике и Антарктике при Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации. Автор более 250 научных работ, посвященных проблемам социально-экономического развития северных и российских регионов и городов в условиях постиндустриальной трансформации.