Кагарлицкий Б.Ю.Иноагент Периферийная империя:
Россия и миросистема. Изд. 7

Оглавление

Предисловие к третьему изданию

Когда я начинал работу над этой книгой, главный мой интерес состоял в том, чтобы разобраться в целом ряде исторических вопросов, мучивших меня на протяжении многих лет, вопросов, на которые я не находил прямых ответов ни в исторической литературе, ни в классических текстах марксистской теории. Точно так же позднее не удовлетворяли меня и весьма двусмысленные и невнятные ссылки теоретиков миросистемной школы на существование в рамках капитализма "полупериферии" -- стран, которые своим политическим положением компенсируют слабость и зависимость своего хозяйственного развития. Этот анализ, даже если им можно было удовлетвориться применительно к некоторым восточноевропейским или азиатским государствам (несмотря на отсутствие внятного ответа на вопросы о характере и логике формирования собственных специфических общественных структур и институтов в подобных странах), явно оказывался недостаточным и поверхностным применительно к масштабам русской истории.

В конечном счете проблема сводилась к тому, чтобы понять, почему главная антикапиталистическая революция XX века произошла именно в России. Эта проблема, по большому счету, мучила и самих участников революции, её лидеров и теоретиков, которые дали происходящему достаточно подробное объяснение исходя из опыта и ситуации, в которой они находились. Но объяснение это было скорее политическим, отчасти социально-экономическим, а не историческим. Иными словами, оно четко связывало произошедший переворот с конкретной общественной и хозяйственной ситуацией, сложившейся в Российской империи начала XX века, но не отвечало на вопрос о том, как и почему страна закономерно пришла в своем развитии именно к такой ситуации. Ссылки на "отсталость" и "неравномерное развитие капитализма" не могли удовлетворить меня: они лишь формально увязывались с историей глобального развития буржуазной системы, тогда как требовался комплексный анализ этого процесса и места в нем России.

Отчасти нужные подсказки были найдены в работах Михаила Покровского, Иммануила Валлерстайна и Розы Люксембург. Но сами эти работы давали лишь общее направление, на основе которого предстояло предпринять собственные поиски.

Первые попытки написать данную книгу были сделаны ещё в середине 1980-х годов, потом заброшены -- появились более актуальные и срочные задачи, как литературные, так и политические. Когда десять лет спустя я вернулся к старым наброскам, обнаружилось, что написанное уже меня самого не убеждает. Всё пришлось переписывать и передумывать. Наконец, когда в начале 2000-х годов поэт и переводчик Илья Кормильцев создал замечательное издательство "Ультра. Культура", у меня появился стимул завершить работу, превратив многочисленные выписки и заготовки в единый текст, сформулировав парадокс "Периферийной империи", страны, соединившей в своем развитии черты классической периферии с одним из центральных политических мест в миросистеме.

Первое издание книги, выпущенное "Ультра. Культурой", было весьма успешным, если критерием успеха считать интерес читателей. Однако, как и другие книги, опубликованные этим издательством, она воспринималась скорее в качестве факта альтернативной культуры, чем в качестве теоретического исследования. Большинство академических историков ответили на выход "Периферийной империи" демонстративным молчанием. Среди научной молодежи и коллег, придерживавшихся левых взглядов, реакция была куда более живой и заинтересованной. Но так или иначе ожидаемой и желаемой мной дискуссии не произошло. Если английское издание книги сразу же было отрецензировано в нескольких журналах и на интернет-сайтах, посвященных исторической тематике, то на родине ничего подобного не случилось. Поразительным образом не было не только обсуждения, но даже полемики или критики. В частном порядке мне было высказано некоторое количество замечаний, которые я, естественно, постарался учесть (особую благодарность в этом отношении я должен высказать Игорю Пантину, Александру Шубину и Сергею Соловьеву).

Разумеется, выход книги в "контркультурном" издательстве сыграл определенную роль, напомнив мне известную историю Сент--Экзюпери про турецкого астронома, который явился на международный конгресс в восточном платье, а потому не был воспринят всерьез коллегами. К его открытию отнеслись по-иному лишь после того, как он переоделся в должный европейский наряд. Однако отсутствие серьезного обсуждения книги, на мой взгляд, было вызвано и более серьезными и глубокими причинами, в частности нежеланием и неумением значительной части академического истеблишмента вести теоретические дискуссии по историческим вопросам. Декларативный отказ от марксизма обернулся для официальной науки столь же решительным отказом от обсуждения теоретических вопросов, что, однако, ничуть не сделало её свободной от идеологии, влияния власти или господствующих политико-академических партий. В то время как открытие множества архивов и фактическое исчезновение цензуры открывали для исследователей огромные возможности, отказ от марксизма привел если не к полному блокированию исторической мысли, то, во всяком случае, к её серьезному кризису.

Надо отметить, что на уровне методологии российская историческая наука даже в советскую эпоху была не особенно марксистской. Но марксизм проникал в научные дискуссии на уровне проблематики, заставляя ставить вопросы и принимать к сведению теоретические факты, без которых в те времена обойтись было невозможно. С распадом СССР и отказом от догм официальной коммунистической идеологии, отпала и необходимость с этими вопросами возиться, а с этими фактами считаться.

Тем не менее позаботиться надо было и о "платье". В конце концов проблема первого издания состояла не только в том, кто и как его выпустил, но и в многочисленных ошибках, частью редакторских, а порой и авторских, которые в нем имелись. В связи с отсутствием академической дискуссии выявление этих проблем пало исключительно на самого автора, что, впрочем, имело и положительную сторону -- появилась возможность вернуться к любимой теме и возобновить работу над книгой.

"Ультра. Культура" планировала подготовить новое издание, в котором все ошибки, опечатки и оплошности были бы исправлены, но осуществить этот план помешала смерть Кормильцева и последовавшее практически почти одновременно с этим банкротство издательства. Мне пришлось перенести материалы в другое издательство, где книга вышла с подзаголовком "Циклы русской истории". С "платьем" опять не повезло. "Периферийная империя" оказалась поставленной в одну серию с другими книгами, резко контрастировавшими с ней как по форме, так и по содержанию. Кроме того, при моем полном неведении из неё выкинули раздел, посвященный мобилизации советских ресурсов для внешней торговли в годы коллективизации -- один из наиболее важных для обоснования авторских тезисов и к тому же основанный на архивных материалах.

Во втором издании был исправлен целый ряд обнаруженных автором ошибок. Некоторые из них были довольно забавны и сразу бросались в глаза (например, в подписи под одной из иллюстраций знаменитая статуя Мухиной "Рабочий и колхозница" превратилась в "Рабочего и колхозника"). Ко второму изданию были расширены некоторые главы -- прежде всего за счет использования английских журналов XIX века и других западных источников, которые по различным причинам были недоступны автору во время работы над первоначальной версией книги и не использовались отечественными историками. Наибольшей переработке подверглась глава о Крымской войне, появились дополнительные данные о деятельности голландских предпринимателей в Московии. Надо было также учитывать новые исследования по русской истории, опубликованные в начале XXI века, например книгу Сергея Нефедова, интерпретирующую события, происходившие в Средневековой Руси с демографической точки зрения. Хотя подход Нефедова мне представляется достаточно односторонним, нельзя не отдать должное его усилиям, направленным на то, чтобы вернуть теоретический анализ в историческую науку, не говоря уже о большом количестве данных, осмысленных и использованных в его работе.

Во второе издание была добавлена новая глава, посвященная итогам правления Владимира Путина. По понятным причинам эту главу пришлось снова перерабатывать к третьему изданию. Если второе издание выходило в свет в 2008 году, доводя изложение событий до избрания президента Медведева и начала мирового экономического кризиса, то в нынешнем издании соответствующий раздел пришлось существенно увеличить с учетом событий, последовавших в 2008--2010 годах. Переделанной оказалась и глава, где речь идет о правлении Ельцина: задним числом многие моменты можно было уточнить, расширив круг источников. Однако сочинение современной хроники отнюдь не было моей задачей. События двадцати постсоветских лет важны, описываются и анализируются здесь ровно в той мере, в какой они являются продолжением и развитием исторических закономерностей тенденций, проявившихся на протяжении предшествующих эпох (хотя, в свою очередь, исторические процессы в данной книге рассматриваются отнюдь не в качестве самоценных и самодостаточных "повестей", а как материал, с помощью которого мы можем понять и изменить Россию сегодняшнюю).

Задача автора состояла в том, чтобы соединить теорию с историей, а вовсе не в том, чтобы разделить историю и политику. Да это было бы и невозможно. В нашей стране политический привкус получает любая дискуссия, включая даже обсуждение мер, предпринимавшихся Иваном Грозным или Петром Великим, не говоря уже о событиях более позднего времени. Неудивительно, что данная книга тоже становится фактором идеологической борьбы. Марксистский взгляд на историю постепенно пробивает себе дорогу, в то время как либеральные концепции переживают очевидный кризис. Среди неиссякающего потока мифологических и откровенно сказочных текстов, вдохновленных главным образом националистическими комплексами и имперской ностальгией, образуются пусть и небольшие, но растущие островки научного знания, восстанавливается та твердая почва, на которой должен стоять всякий честный исследователь. Наряду с многочисленными исследованиями по "новой хронологии", памфлетами про "Россию, которой не было" и конспирологическими трудами о масонском заговоре, читатель теперь может получить доступ к переизданиям работ М.Покровского, С.Ф.Платонова, к переводам И.Валлерстайна, Ф.Броделя и т.д. Короче, обстановка меняется. Но сделать предстоит ещё очень и очень многое. Основные, серьезные дискуссии -- впереди.

Исторические мифы всегда являлись важнейшим инструментом, с помощью которого правящий класс поддерживал свою гегемонию в обществе и идеологический контроль над ним. "Власть над прошлым" является неотъемлемым элементом системы управления людьми в настоящем. А потому общественные перемены неотделимы от изменения нашего взгляда на историю. Постсоветская Россия оказалась -- в силу идейной и духовной нищеты своих реакционных основателей -- неспособна сформировать собственный исторический миф, но это не помешало её идеологам и апологетам максимально дезориентировать публику, дискредитировать традиции прогрессивной и левой мысли, создать обстановку крайне неблагоприятную для развития аналитического подхода к прошлому. Не создав единого национально-государственного мифа, капиталистическая Россия начала XXI века сумела создать атмосферу, в которой плодилось множество мифов, легенд и просто исторических сказок, несовместимых с рациональным научным мышлением как таковым. Поход против марксизма, начатый в конце прошлого столетия, завершился в новом веке открытой войной против здравого смысла, рационализма и образования. Войной, которая ставит под вопрос уже не прогрессивные традиции критического мышления, а саму способность к рациональному мышлению миллионов российских подданных. Высшей точкой этого крестового похода против рационального знания стала образовательная реформа 2010--2011 годов, направленная на полный разгром остатков советской общеобразовательной школы, сокращение числа университетов и резкое изменение всех учебных программ, утрачивающих последние остатки логики и систематичности. Другое дело, что традиции здравого смыла, рационального мышления и социальной критики оказалось не так-то легко вытоптать. И не только потому, что всё ещё живы и сопротивляются люди, выращенные в этих традициях (как бы ни старались реформаторы, уничтожить критическую мысль им не удастся иначе как поголовно истребив её носителей -- задача, с которой не справилась даже гитлеровская Германия). В конечном счете решающим фактором оказывается социальное сопротивление миллионов людей, чьи непосредственные интересы затронуты проводимой политикой.

Битва за историю России, таким образом, оказывается неотъемлемой частью идеологической борьбы за политическую и идейную гегемонию. А освобождение общества неотделимо от его способности преодолеть мифы, распространяемые правящим классом, взглянув в лицо прошлому так же честно и открыто, как мы должны взглянуть в лицо настоящему, увидев все его пороки и противоречия, которые мы должны преодолеть, если собираемся идти вперед. Для того чтобы сознательно построить будущее страны, необходимо демифологизировать её прошлое.

Об авторе

Кагарлицкий Борис Юльевич

Кандидат политических наук, выпускник факультета театроведения Государственного института театрального искусства (ныне Российский университет театрального искусства). Лауреат Дойчеровской мемориальной премии (1988) за книгу «Мыслящий тростник». В 1977–1982 гг. участвовал в выпуске самиздатовских журналов «Варианты» и «Левый поворот». В 1990–1993 гг. — депутат Моссовета. Работал в Институте сравнительной политологии РАН и в Институте проблем глобализации. С 2007 г. — директор Института глобализации и социальных отношений. С 2017 г. — профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук (МВШСЭН).