Асмус В.Ф. Лекции по истории логики:
Авиценна, Бэкон, Гоббс, Декарт, Паскаль. Изд. стереотип.

Анонс

...Изучаемые логикой формы мышления... представляют обобщенное абстрактное выражение форм и правил мысли, применяемых всеми науками: науками о природе и науками об обществе.

Оглавление

Валентин Фердинандович Асмус как философ и историк логики

Автор этих лекций – профессор Московского государственного университета В.Ф.Асмус (1894–1975) – принадлежал к небольшому числу тех мыслителей советского времени, которые успели воспринять дух философии Серебряного века русской культуры и передали его последующим поколениям; его творчество – пример того, как в трудных условиях ленинского, сталинского и послесталинского времени можно было, идя на неизбежные компромиссы, поддерживать философскую традицию, восходящую к великим мыслителям России начала XX в., в 1922 г. изгнанным из нашего отечества по требованию главы коммунистического государства. По единодушному мнению философов, которых я уважаю, В.Ф.Асмус был крупнейшим отечественным мыслителем прошлого века, творившим в своем отечестве. Как подчеркивает Т.И.Ойзерман, он был первым – и в течение многих лет единственным – советским философом, избранным действительным членом Международного института философии в Париже. Но его не избрали в Академию наук СССР (правда, удостоили звания заслуженного деятеля науки РСФСР) и не выпускали за границу на международные философские конгрессы и конференции.

Валентин Фердинандович Асмус был уроженцем Киева, потомком обрусевших немцев. Высшее образование он получил на историко-филологическом факультете киевского Университета им.Св.Владимира, который окончил в смутном 1919 г. Еще до этого, в 1918 г., за исследование философских взглядов Л.Н.Толстого и Б.Спинозы университет присудил ему премию им.Льва Толстого.

С 1927 г. В.Ф.Асмус развернул активную преподавательскую и научную деятельность в Москве. Он преподавал в Институте красной профессуры, в Академии коммунистического воспитания, в Московском институте истории, философии и литературы (МИФЛИ). Он был профессором философского факультета МГУ со дня его "воссоздания" в 1941 г.

Еще до этого, в 1940 г., он первым в СССР защитил докторскую диссертацию по специальности "философия"; ее название гласило: "Эстетика классической Греции". К тому времени В.Ф.Асмус был сложившимся философом – историком философской мысли и логиком, а также литературоведом; диапазон его научных и общекультурных интересов был чрезвычайно широк. Еще в 1920-х гг. Валентин Фердинандович опубликовал работы об этике Спинозы, диалектике Декарта и Канта. К анализу философского и логического наследия этих мыслителей и ученых Валентин Фердинандович впоследствии не раз возвращался. Читателю данных "Лекций" Асмуса следует иметь в виду, что через три года после них Валентин Фердинандович опубликовал труд о непосредственном знании в Новой философии, а через четыре года – фундаментальную книгу о Декарте. В этих работах Асмуса нашли развернутое изложение те идеи, которые он излагал в лекциях по истории логики.

На рубеже 1920–1930-х гг. вышел труд В.Ф.Асмуса "Очерки истории диалектики в Новой философии", а затем – нашумевшая книга "Маркс и буржуазный историзм", одно из лучших его произведений. Труд Асмуса об основоположнике марксизма и "буржуазном историзме" был единственной книгой, выпущенной в СССР в год пятидесятилетия со дня смерти Маркса. И тем не менее для нее не нашлось тогда добрых слов: в "Правде" появилась необоснованная, резко критическая рецензия на эту работу, автором которой был небезызвестный М.Б.Митин.

Валентин Фердинандович был замечательным культурологом. Ему принадлежат публикации о Шиллере и Г\"ете: статья "Шиллер как философ и эстетик" увидела свет в "Собрании сочинений" этого великого немецкого писателя, а статья о Г\"ете – в русском издании известных "Разговоров" Эккермана. Вспоминается высказывание моего учителя Софьи Александровны Яновской о том, что В.Ф.Асмус обладает большим литературным даром.

Валентин Фердинандович был прежде всего историком философии. Но в 1947 г., когда автор этих строк вернулся на философский факультет после армии, он был профессором кафедры логики, к преподанию истории философии его не допускали по идеологическим соображениям. Согласно Т.И.Ойзерману, декан факультета Д.А.Кутасов высказывался в том смысле, что преподавать логику – "беспартийную" дисциплину – Асмус, конечно, может, но иное дело – история философии, дисциплина партийная.

...Те времена предстают перед моим внутренним взором как некий театр абсурда. Два раза в год, 1 мая и 7 ноября, во всех городах и весях все "трудящиеся", т.е. лица, состоящие на государственной службе (а какая иная могла быть тогда служба?) обязаны были – добровольно, конечно, – участвовать в демонстрациях: проходить на предназначенных для этого площадях перед трибунами, на которых их приветствовало партийно-государственное руководство соответствующего ранга. В Москве "демонстранты" шествовали по Красной площади перед мавзолеем В.И.Ленина, на трибунах которого стояли "руководители партии и правительства". Парткомы и партбюро на предприятиях и учреждениях, следуя указаниям райкомов и горкомов, отвечали за организацию колонн "демонстрантов", которые разбивались на пятерки и в каждой их них назначался правофланговый. Он отвечал за поведение на демонстрации членов своей пятерки. Глубокий смысл этого назначения состоял в том, что, проходя по Красной площади, правофланговый оказывался ближе всего к трибунам мавзолея, и если бы в его пятерке нашелся кто-нибудь, решившийся покуситься на стоящих на трибуне "вождей" (на самом деле имелся в виду Сталин), да хотя бы выкрикнул что-то неположенное, он должен был немедленно это пресечь.

Какое отношение это имеет к Валентину Фердинандовичу? Самое прямое. Дело в том, что назначение "правофланговым" означало политическое доверие со стороны власти. А таковым на философском факультете МГУ в послевоенное сталинское время его как раз и не удостаивали, и когда однажды на факультетском парткоме поставили вопрос о переводе Валентина Фердинандовича с кафедры логики на кафедру истории философии (об этом настойчиво хлопотал Т.И.Ойзерман), один из членов парткома высказался против, потому что Асмус "не заслуживает в полной мере политического доверия, так как его недавно не утвердили правофланговым на предстоящей праздничной демонстрации".

Со временем, после кончины "солнцеликого садовника" и XX съезда партии, Валентина Фердинандовича перевели-таки на кафедру истории зарубежной философии, хотя один год (1956) ему пришлось вернуться на кафедру логики, чтобы ею руководить; это было для него явно нежелательной обузой, и вскоре он ее с себя снял.

Следует, однако, сказать, что пребывание В.Ф.Асмуса на логической кафедре во второй половине 1940-х и в 1950-х гг. не было чем-то неоправданным. Дело в том, что логика была давней сферой его научных интересов. Он интересовался логикой, по-видимому, еще когда учился в Университете им.Св.Владимира. Именно там, в Киеве, 7 марта 1922 г. им была прочитана лекция pro venia legendi (т.е. на право преподавания в университете) на тему "Философские задачи логики". В 1928 г. он выступил со статьей об общей и трансцендентальной логике Канта, а также – в том же году – с рецензией на книгу А.Варьяша "Логика и диалектика". В 1930 г. он опубликовал статью о логике науки.

В МИФЛИ, наряду с историко-философскими лекциями, Валентин Фердинандович вел факультативный лекционный курс формальной логики. Что касается МГУ, то в 1939 г. для аспирантов кафедры диалектического и исторического материализма, которой руководил профессор З.Я.Белецкий, Асмус читал лекции по истории логики, и их слушал З.А.Каменский. Впоследствии, в феврале–мае 1951 г. Захар Абрамович посещал лекционный курс В.Ф.Асмуса по формальной логике и в своих воспоминаниях отметил, что в нем большое внимание уделялось историко-философским вопросам. В 1952 г. Асмус читал на факультете лекции по истории логики, и сохранившаяся у меня застенографированная часть этого курса предлагается вниманию читателя.

* * *

Восстановление логики как предмета преподавания – и, значит, сферы научных исследований – было задумано властью еще в 1941 г. В военное время соответствующее решение не проводилось в жизнь, хотя изменение отношения к науке о логических рассуждениях со стороны партийно-государственного руководства чувствовалось все более явно. Полная же "реабилитация" логики произошла в 1946 г., когда ЦК ВКП(б) принял постановление о введении преподавания логики и психологии в средней школе, что потребовало подготовки профессорско-преподавательских кадров по этим дисциплинам в вузах и разработки связанных с этим теоретических и методических проблем.

Считается, что восстановление логики и психологии как предметов преподавания в средней школе, повлекшее для логики введение ее в вузах в качестве объекта изучения и исследования, было инициировано Сталиным. Во всяком случае на "философской дискуссии" 1947 г. (о ней речь пойдет ниже) известный психолог С.Л.Рубинштейн сказал: "Лишь специальное указание товарища Сталина и постановление ЦК напомнило о существовании логики и психологии". Я думаю, что Сталин был озабочен прежде всего "реабилитацией" логики, психология же (которая и так занимала определенное место в высшей школе) была к ней естественным образом "подверстана". В послевоенные годы наука, культура и идеология находились под неусыпным оком "великого кормчего", и постановление о логике и психологии это ясно демонстрировало. Именно потребностью введения учения о логическом мышлении в качестве одного из важных компонентов философского образования объясняется привлечение на философский факультет МГУ в 1942–1943 гг. профессоров А.Ф.Лосева и П.С.Попова, а также подготовка учебника логики для средней школы (С.Н.Виноградов) и вузов (Э.Кольман).

Летом 1946 г. Министерством высшего образования СССР в Москве были организованы Курсы подготовки преподавателей логики. На них с большой речью выступил заведующий Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф.Александров. В этой речи были приведены основные цитаты из сочинений Ленина и Сталина, касающиеся логики, которые потом постоянно использовались в развернувшейся вокруг нее полемике. Александровым были также сформулированы положения, относящиеся к содержанию логики, – положения, которые в 1940–1950-е гг. стали предметом острых споров. Учитывая заданные идеологические рамки, выступление Георгия Федоровича следует признать весьма взвешенным: это был знающий философ и умный человек.

В.Ф.Асмус выступил активным участником движения за восстановление логики как предмета преподавания и научного исследования. В 1944 г. он напечатал статью на логические темы и даже выступил с соответствующей публикацией, адресованной пропагандистам. Его "Логика" 1947 г. явно выделялась из ряда книг по нематематической логике, которые в те годы появлялись одна за другой. И тем не менее она несла на себе отчетливую печать "логической традиционности". Это проявлялось уже в самом ее начале, где говорилось, что логика является теоретической наукой, а ее нормативная сторона представляется чем-то вторичным. Теоретичность логики усматривалась в том, что она изучает логические формы мысли, наиболее отчетливо проявляющиеся в умозаключении; формы эти, в отличие от того, что утверждают о них "логики-идеалисты", в определенном смысле зависят от содержания мышления.

"Возможность прилагать одни и те же логические формы к различному содержанию, – писал Валентин Фердинандович, – доказывает только то, что наряду с содержанием частным, свойственным только данной области знания или данной науке, существует также содержание, общее целому ряду наук или даже всем наукам. С этой точки зрения логические формы следует рассматривать не как формы, не зависящие ни от какого содержания, а как формы чрезвычайно широкого содержания".

Свойства "правильного мышления" – определенность, последовательность и доказательность – связывались в книге с четырьмя "логическими законами мышления": тождества, противоречия, исключенного третьего и достаточного основания, передаваемыми "формулами": "А есть А"; ""А есть В" и "А не есть В" не могут быть в одно и то же время истинными"; "А есть либо В, либо не В"; "если есть В, то есть как его основание – А". Смысл законов противоречия и исключенного третьего (последний истолковывался как утверждающий невозможность какого-либо другого суждения об отношении А и В) объяснялся путем обращения к контрарной и контрадикторной противоположностям, что неявно содержало в себе "круг в определении". Весьма уязвимым было при этом истолкование закона достаточного основания: "для всякого истинного утверждения существует и поэтому должно быть указано достаточное основание, в силу которого это утверждение является истинным". Это истолкование, конечно, несостоятельно, так как следование ему означало бы "уход в бесконечность" все новых и новых "достаточных оснований"; противореча самому себе, Валентин Фердинандович в конце книги указывал на аксиомы (математики), которые кладутся в основание доказательств, но сами не только не доказываются, но могут быть и не "очевидными".

Думается, что основное содержание "Логики" Асмуса было продумано автором еще когда он читал лекции по логике в МИФЛИ. В 1940-х гг. Валентин Фердинандович был, видимо, еще не знаком (или недостаточно знаком) с основными понятиями математической логики и проблематикой философии математики. Его утверждение, будто математические доказательства (которые, как говорил Валентин Фердинандович, не требуют "привлечения прямых данных опыта в самом ходе доказательства") опираются на опыт "через посредство тех элементов опыта, которые содержатся в основных понятиях, определениях и аксиомах" математических наук, – конечно, несостоятельно. Наивно выглядят рассуждения Валентина Фердинандовича о "логической формуле выводов о вероятности", а его изложение апагогических доказательств свидетельствует о том, что он не различал два вида доказательств – путем "сведения к нелепости" и "от противного" (второе, в отличие от первого, не проходит в интуиционистской логике). Когда ныне мы читаем слова В.Ф.Асмуса о том, что закон ислюченного третьего объясняет, почему придя к убеждению в ложности какого-либо утверждения (как это имеет место в некоторых доказательствах), мы тем самым оказываемся вынуждены признать истинность противоречащего ему утверждения, мы должны помнить, что это "объяснение" не принимается в интуиционистской (конструктивистской) логике.

Известно, что Валентину Фердинандовичу была знакома концепция "воображаемой логики" Н.В.Васильева (хотя бы по ее изложению в известном журнале "Логос"), но никаких следов ее влияния ни на оценку закона противоречия, ни на истолкование смысла квантора "некоторые" мы в книге Асмуса не находим. Васильевский "треугольник противоположностей" в книге Асмуса не рассматривается.

Впоследствии Валентин Фердинандович многое исправил в своем изложении логики, о чем свидетельствует его небольшая книга "Учение логики о доказательстве и опровержении" (1954) и особенно труд о проблеме интуиции в философии и математике (1963).

В 1952 г. лекторий МГУ организовал курс лекций по логике, и В.Ф.Асмус участвовал в нем наряду с математиками П.С.Новиковым и С.А.Яновской. Автор этой статьи был слушателем этого лектория, и в числе записанных лекций была лекция Валентина Фердинандовича.

К сожалению, преподавание логики и психологии, а также разработка логико-психологических проблем с самого начала находились под сильным давлением официальной идеологии. Деятели "философского фронта", как тогда говорили, с самого начала были озабочены борьбой против "аполитичности" логической науки. Для последней ситуация осложнялась дискуссиями вокруг соотношения логики "формальной" и логики "диалектической", а также критикой математической логики.

Летом 1947 г. состоялась пресловутая "философская дискуссия" по книге Г.Ф.Александрова "История западноевропейской философии", и уже на ней раздавалась критика в адрес тех, кто обратился к вновь "разрешенной" науке. В созданном после этой дискуссии журнале "Вопросы философии" появился раздел логики, и во втором его номере за тот же год в разделе "Философское образование" была помещена статья некоего П.Е.Вышинского "Об одном из недостатков в преподавании логики". В ней досталось многим отечественным авторам, писавшим первые учебные пособия по новому для того времени предмету. Они критиковались и за "смешение формальной логики и диалектики", и за содержание примеров, на которых иллюстрировались логические закономерности. Об В.Ф.Асмусе, авторе книги о логике, вышедшей в том же году, утверждалось, будто он прибегает к "выкрутасам", навязывает нашему мышлению "искусственные схемы". "Пора бы советским логикам, – поучает П.Е.Вышинский, имея в виду В.Ф.Асмуса, – перейти от подробных описаний практически бесполезных фигур и модусов силлогизма к разъяснению познавательного значения силлогизмов и основных правил логического мышления", оставляя читателя в недоумении, как можно показать "познавательное значение" силлогистики, не объяснив, что это такое. Еще более странно звучит назидание – учесть "опыт применения нашими людьми логики в их идеологической борьбе с представителями буржуазного мира".

С воинствующего невежды, каким, судя по всему, был этот Вышинский, как говорится, взять нечего. Но в том же номере журнала была опубликована рецензия на книгу В.Ф.Асмуса, написанная Е.К.Войшвилло. В книге Асмуса рецензент нашел "весьма крупные недостатки", к которым отнес отсутствие "критики идеалистических извращений в логике". Профессор Асмус, оказывается, должен был "вскрывать гносеологические корни тех или иных идеалистических ошибок в трактовке вопросов логики". Кроме того он отнесся "недостаточно критически к отдельным неверным положениям прежней логики и не избежал идеалистических ошибок". Валентин Фердинандович критиковался за "отрыв логических закономерностей от отношений действительности, стремление вывести закономерности в отношениях между мыслями из свойств и наиболее общих законов самих мыслей". Этому "отрыву" противопоставлялся тезис, согласно которому "необходимость вывода обусловлена, конечно(!), теми отношениями действительности, которые выражены в посылках", тезис, несостоятельность которого рецензент, должно быть, вскоре осознал. Далее следуют: упреки в отрыве формы от содержания и в игнорировании отношения сходства, на котором, по Войшвилло, основано обобщение, приводящее к образованию понятия; осуждается "резкое отделение" научного мышления от мышления повседневного; наконец, указывается на "механическое объединение" разных точек зрения в логической науке.

Если такое мог тогда писать специалист, выросший вскоре в крупного ученого, развивший оригинальные философско-логические концепции и имевшего много учеников, которые со временем стали авторитетными специалистами, то читатель может себе представить, в каком разносном стиле критиковали Валентина Фердинандовича "образованцы" – ревнители чистоты марксизма-ленинизма.

Правда, из тех упреков, которые Е.К.Войшвилло бросал Валентину Фердинандовичу, один был оправдан. Он касался попытки Валентина Фердинандовича совместить традиционное понимание суждений с их истолкованием в терминах отношений. Асмус пытался дополнить традиционное субъектно-предикатное истолкование суждений (как имеющих структуру $S\ldash P$) – суждениями отношения, т.е. суждениями, имеющими форму $aRb$, а традиционные силлогистические умозаключения – "несиллогистическими" выводами, основанными на переносе отношений с одних понятий на другие, ошибочно утверждая, будто умозаключения об отношениях не могут быть сведены к силлогизмам. Между тем в рамках традиционной теории дедукции вполне можно обойтись силлогизмами, на что в дальнейшем не преминули обратить внимание многочисленные критики В.Ф.Асмуса.

Мы видим, что "Логика" Валентина Фердинандовича не безупречна. Но все же это была лучшая по тем временам книга по философской логике. В 1948 г. в русском переводе была выпущена книга французского философа Ш.Серрюса, отстаивавшего логику отношений как наиболее оправданную форму философской логики; ей была предпослана вступительная статья В.Ф.Асмуса. Книга вызвала оживленные дискуссии. Рассматривая альтернативу "атрибутивная логика – логика отношений", большинство советских философских логиков высказывалось в пользу первой, т.е. логики, признающей универсальной формой суждений их субъектно-предикатную структуру. Противоположный же взгляд осуждался как "идеалистический". В дальнейшем "логика отношений" стала подвергаться все более резкой критике. "Идеалистичность" этого направления в логике усматривалась в том, что в нем отношения между предметами рассматриваются будто бы как нечто первичное по сравнению с соотнесением предметных реалий и их свойств (предикатов). На этом основании критике подвергалась как книга Серрюса, так и вступительная статья Валентина Фердинандовича. В частности, против логики отношений выступил Е.К.Войшвилло, который считал, что Асмус напрасно пытается совместить субъектно-предикатную (традиционную) трактовку суждений с ее истолкованием в духе логики отношений. Впрочем, сам Валентин Фердинандович был вынужден весьма скоро "отмежеваться" от логики отношений.

В одном аспекте критическая оценка логики отношений была оправдана – почему и Евгений Казимирович, и Валентин Фердинандович ее заняли: она была половинчатой попыткой преодоления несостоятельного наследия философской логической традиции. На деле такое преодоление уже было совершено – в результате развития математической логики, особенно в той ее форме, какую ей придали Готтлоб Фреге и Бертран Рассел. И оба отечественных философских логика – прошедший большой путь в науке Асмус и только начинающий его Войшвилло – это признали.

* * *

Ученик В.Ф.Асмуса в области истории философии Г.А.Зайченко, характеризуя Валентина Фердинандовича, пишет, что "в страшные годы коммунистического диктата он имел мужество отстаивать критерии честного, глубоко профессионального служения философской науке, служения истине". Он воспитал целое поколение советских историков западной философии, а также некоторых логиков (А.И.Уемов, В.А.Смирнов). Для них, учеников Валентина Фердинандовича, "решающим был фактор образца, готовность совершать поступки. В 1960 г. на Ученом совете философского факультета МГУ, когда В.Ф.Асмуса подвергали идеологической проработке и разносной критике за речь, произнесенную им на похоронах его друга, автора романа "Доктор Живаго" Б.А.Пастернака, он сказал: "Не мог же я плюнуть человеку в могилу!"".

Вообще, в связи с этой речью Валентина Фердинандовича подстерегали опасности с самых разных сторон. В это время он был членом редколлегии "Философской энциклопедии" 1960–1970 гг. издания, и ее главный редактор академик-партфункционер Ф.В.Константинов поставил перед ЦК ВКП(б) вопрос о выведении В.Ф.Асмуса из ее состава. Но, как рассказывает З.А.Каменский со слов самого Федора Васильевича, секретарь ЦК партии М.А.Суслов, которому Ф.В. доложил об этой своей инициативе, отверг ее, сказав, что в отношении ученых такого рода действия совершать нельзя.

Как свидетельствует А.Д.Косичев, в связи с речью Валентина Фердинандовича на похоронах Пастернака в аппарате ЦК партии нашлись работники, которые требовали "принятия к Асмусу самых решительных мер – вплоть до увольнения с работы". Однако председатель Ученого совета факультета и его декан В.С.Молодцов "очень умело вел заседание", на котором обсуждалось "поведение" Асмуса, пресекая редкие "обличительные" выступления. А Валентин Фердинандович в своем кратком слове фактически встал на защиту великого русского писателя. И все обошлось.

Выразительную характеристику тернистого пути Валентина Фердинандовича в мире советской философии дал З.А.Каменский. Он писал, что Валентина Фердинандовича всю жизнь за что-нибудь "прорабатывали": в 1920-е гг. – за симпатии и даже солидарность с "меньшевиствующим идеализмом", в 1930-е гг. – за "буржуазный объективизм", будто бы содержащийся в книге "Маркс и буржуазный историзм", в 1940-е гг. – за мнимые ошибки в III томе "Истории философии"... в 1950-е гг. – за "беспартийную позицию" в области логики, в 1960-е гг. – "за речь о Пастернаке".

Картину, нарисованную З.А.Каменским, дополняет следующий красноречивый штрих. Октябрь 1930 г., на заседании президиума Коммунистической академии в Москве проходит "философская дискуссия"; с докладом выступает один из руководителей этой "академии" – некий П.П.Милютин, содоклад делает директор Института философии "академии" – А.М.Деборин. Между докладчиком и содокладчиком – и их сторонниками – происходит резкая перепалка. Деборина и деборинцев обвиняют в "формализме в философии". Абрам Моисеевич защищается. Ответственный редактор журнала "Под знаменем марксизма" (ПЗМ) Деборин говорит: "О формализме еще задолго до конференции, на страницах "ПЗМ" была напечатана передовая статья, в которой говорилось об опасности формализма. <...> Голос: А тов.Асмуса защищали! Деборин: Тов.Асмуса я никогда не защищал – это чистейшая ложь, а если печатал его, то с примечаниями".

В январе 1931 г. ЦК ВКП(б) принимает постановление "О журнале "Под знаменем марксизма"", в котором "линия Деборина" квалифицируется как "меньшевиствующий идеализм". Тень этой квалификации падает и на Валентина Фердинандовича... Подобных смертельно опасных перипетий в жизни Валентина Фердинандовича было немало, и это объясняет известную замкнутость Асмуса, его необычайную осторожность в формулировках и учет "текущего момента", который, однако, был чрезвычайно взвешенным.

Известно, что слухи были неотъемлемой чертой советского бытия, особенно в сталинские времена. И до войны, и после нее дважды поговаривали об аресте Валентина Фердинандовича. Так, В.А.Смирнов утверждал, что арест В.Ф.Асмуса планировался "перед войной", но предупрежденный друзьями, он успел "отбыть в Минск"; а согласно В.В.Соколову (устное сообщение), слухи об аресте Асмуса ходили в 1946 г.

В последние годы можно слышать сожаления о том, что Валентин Фердинандович не занимался "теоретической философией" (а что это такое?), будучи придавленным партийно-идеологическим прессом. З.А.Каменский сожалел, что в его рукописном наследии не оказалось "собственно теоретических работ". А Вадим Николаевич Садовский приводит мнение А.Ф.Лосева, что В.Ф.Асмус "очень талантлив, но он во многом растерял свой талант". Я убежден, однако, что этот взгляд несостоятелен. Просто Валентин Фердинандович был достаточно умен, чтобы не заниматься "теоретической философией", которая в нашей стране в XX в. не могла не свестись к толчее диалектической воды в материалистической ступе. Да и на Западе, где она была – "теоретическая философия"?!

* * *

Автор настоящей статьи учился в МИФЛИ в 1940/41 учебном году. Логики как обязательного предмета в учебном плане этого института не было. Но В.Ф.Асмус, как уже было сказано, читал в нем факультативный курс, называвшийся "формальная логика" Я его не посещал. Но – дар судьбы – мне удалось кое-что "урвать" от лекций Валентина Фердинандовича, правда, не по логике, а по греческой философии. Полтора месяца, в феврале и марте 1942 г., перед призывом на военную службу, мне довелось слушать лекции Валентина Фердинандовича на философском факультете МГУ в Москве. Он продолжал курс истории эллинской философии, который в МИФЛИ начал читать профессор Б.С.Чернышев. В памяти запечатлелась голова Валентина Фердинандовича с копной седеющих волос, делавшая его похожим на льва.

Лекции Асмуса были очень содержательны, отличались отточенностью формулировок, но были суховаты – предлагаемый читателю лекционный курс Валентина Фердинандовича по истории логики дает об этом ясное представление. В этом его стиль преподнесения материала сильно отличался от эмоциональной манеры чтения лекций, которая была присуща Борису Степановичу Чернышеву, лекции которого я слушал в МИФЛИ в 1941 г. В асмусовском изложении греческая философия представала как, прежде всего, история рационализма; логическому дискурсу эллинов уделялось большое внимание.

Это не было случайным. Дело в том, что логический дискурс в истории философии почти всегда был связан с диалектикой, а она была в центре философских исследований Асмуса фактически на протяжении всей его творческой жизни. Во всяком случае подзаголовок одной из первых (если не первой) его публикаций – о диалектическом материализме и логике – гласил: "Очерк развития диалектического метода от Канта до Ленина". Это, конечно, шло в унисон с официальной идеологией, но Валентин Фердинандович занимался проблемами диалектики отнюдь не из конъюнктурных соображений.

Когда, после увольнения из армии (точнее, Балтийского флота) в начале 1947 г. я вернулся на факультет и в 1950 г. окончил его, а потом, в 1950-х гг., был в его аспирантуре, три личности на факультете воплощали для нас, начинающих философов, наследие дореволюционной историко-философской и философско-логической мысли. Это были профессора Павел Сергеевич Попов, Александр Сергеевич Ахманов и, конечно, Валентин Фердинандович Асмус. Кафедрой логики, профессором которой был В.Ф.Асмус, руководил доцент В.И.Черкесов, сменивший беспартийного П.С.Попова. Виталий Иванович был ярым приверженцем "диалектической логики", отвергая воззрения на логику "бывших" – Асмуса и Попова. Я помню, как однажды в разговоре со мной он сказал об Асмусе, что его знания "надо использовать"; это было типичное отношение коммуниста к "буржуазному спецу".

К чести В.И.Черкесова надо сказать, что он понимал значимость для философско-логического образования математической логики и потому способствовал привлечению С.А.Яновской, профессора механико-математического факультета, к обучению философов. Отчасти, я думаю, это было связано с позицией, которую Софья Александровна занимала в спорах о "диалектической логике", за которую ратовал Черкесов: Яновская облекала свои философские идеи в диалектико-логическую терминологию, и казалось, что ее взгляды близки воззрениям тех, кто нападал на "формальную логику".

Вступительный экзамен по логике при поступлении в аспирантуру философского факультета я сдавал вместе с В.А.Смирновым, впоследствии известным философским логиком. Сам экзамен сдал-то я прекрасно, но меня огорчило то, что я не имел представления о тех вещах в логике, которыми владел Владимир Александрович. Конечно, это было неудивительно, так как он только что (1954) окончил факультет и поэтому слушал лекции Яновской по математической логике и сдавал по ней экзамен; кроме того, он набирался знаний и у Валентина Фердинандовича. У меня же подобной подготовки не было.

Нашим научным руководителем был назначен В.Ф.Асмус, и я скоро понял, что, не имея того логического багажа, который был у В.А.Смирнова, далеко не пойду. В отличие от Смирнова, который во многом был сам себе руководитель, мне надо было прежде всего учиться. Осознание необходимости освоения основ математической логики, которую на факультете преподавала С.А.Яновская, побудило меня просить о смене научного руководителя: им стала Софья Александровна. Мой поступок – я это отчетливо чувствовал – покоробил Валентина Фердинандовича, но передо мной стояла альтернатива: либо остаться в "заколдованном круге" традиционной логической мысли, либо вырваться за его пределы. Я выбрал второе – другого выхода я для себя не видел.

Но Валентин Фердинандович был выше мелочных обид, и в 1965 г. выступил оппонентом по моей докторской диссертации. Когда вышли в свет упоминавшиеся мной "Избранные труды" Асмуса, и в разговоре с ним я выказал свое восхищение этим двухтомником, я видел, что он был обрадован этой оценкой. Я же почувствовал, что прощен Валентином Фердинандовичем...

На кафедре логики – и факультете вообще – в те годы происходили непрекращающиеся дискуссии о соотношении формальной, математической и диалектической логик. Как я уже говорил, вопросы, связанные с логикой, дискутировались с самого первого момента ее введения в систему средней и высшей школы. Было несколько пиков дискуссий. Первый приходится на 1947–1948 гг., когда главным объектом нападок (на философском факультете МГУ, в Институте философии, в печати и пр.) был "формализм в логике". Очень остро летом 1948 г. в Москве прошло Всесоюзное совещание по логике. В петербургском логическом биобиблиографическом справочнике мы можем найти выразительное перечисление тех обвинений, которые и на этом совещании, и в последующих дискуссиях о логике были адресованы таким философам, как В.Ф.Асмус и П.С.Попов. "Формалистов" обвиняли в схоластике, оторванности от практики жизни и мышления, безыдейности, беззубости, некритическом заимствовании буржуазных теорий; досталось и "буржуазной символической логике". Совещание прошло, как писали тогда, под "знаком борьбы против формалистического направления в логике".

В 1950–1951 гг. новый импульс дискуссии дали "труды товарища Сталина по вопросам языкознания". Здесь выступали не только такие авторы, как поборники марксистской "диалектической логики" В.И.Черкесов и М.Е.Алексеев, но и П.С.Попов, пользовавшийся случаем, чтобы развить свои идеи относительно связи логического мышления и языка. Читатель предлагаемых "Лекций" Валентина Фердинандовича найдет в них ссылку на "труд товарища Сталина" – "Марксизм и вопросы языкознания": это было обязательным элементом тогдашних "правил игры".

В 1962 г. споры вокруг логики снова обострились; они велись вокруг соотношения математической и диалектической логики. В 1962 г. состоялся Симпозиум по логике научного мышления, на котором выступил Асмус; он отстаивал, в частности, общелогическую значимость математической логики.

Событием в развитии отечественной логической мысли явился перевод сочинения Людвига Витгенштейна "Логико-философский трактат". Написанное В.Ф.Асмусом Предисловие к этой книге служило не только оправданием издания на русском языке этого очень известного труда, но и свидетельствовало, что Валентин Фердинандович владеет основными понятиями математической логики. Его взвешенная оценка сочинения австро-английского философа не утратила значения и по сей день. Валентин Фердинандович глубоко вошел в некоторые важные философско-математические проблемы, о чем свидетельствует упоминавшийся выше его труд о проблеме интуиции в философии и математике.

* * *

В жизни Валентина Фердинандовича было два смертельно опасных эпизода. Первый падает на годы Гражданской войны, второй – на время, когда гитлеровская Германия напала на Cоветскую Россию.

Эпизод первый. Учителями Валентина Асмуса в Университете Св.Владимира были такие выдающиеся мыслители, как профессора и доценты Василий Васильевич Зеньковский, Александр Никитич Гиляров и Евгений Васильевич Спекторский. Молодой Асмус слушал их лекции по психологии, логике, философии и ее истории, социальной философии, философии права. Эти его учителя получили образование не только в России, но и за границей, владели древними и новыми языками, классической филологией, прослеживали пути развития культуры от эллинского мира до новейших философских течений XX в. Марксизм был им глубоко чужд, все они были идеалистами и людьми верующими. Гиляров, например, разделял гипотезу панпсихизма, как ее выдвинул знаменитый немецкий психолог и мыслитель Густав Теодор Фехнер; Зеньковский, будучи в эмиграции, принял в 1942 г. сан священника, а в 1944 г. был избран (во Франции) деканом Богословской академии, Спекторский – тоже в эмиграции – стал профессором Свято-Владимирской православной духовной академии в Нью-Йорке. Думается, можно не сомневаться в том, что молодой Валентин Асмус был далек от марксизма, материализма и атеизма.

Нужно помнить, какие события сотрясали Киев в годы развязанной большевиками Гражданской войны. В период 1917–1920 гг. в городе сменилось множество властей. В ноябре 1917 – августе 1918 гг. в Киеве установилась "советская власть"; ее сменила Украинская Центральная Рада, произошла оккупация Киева (и всей Украины) немцами и гетманство Скоропадского. Далее последовали петлюровцы и поляки. С февраля 1918 и до июня 1919 гг. Киев испытал второе пришествие большевиков. От них город освободили войска генерала А.И.Деникина – главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. В это время белые, выполняя директиву Антона Ивановича, стремительно наступали на Москву. Создавалось впечатление, что красные изгнаны навсегда.

Как обычно бывало, когда какой-нибудь города занимала Добровольческая армия и другие части белых, население бурно приветствовало освободителей. Так произошло и в Киеве. Приход белых воспринимался как признак выздоровления России, как приближение конца "всероссийской смуты". Е.В.Спекторский, избранный в 1918 г. ректором Киевского университета, при власти Деникина был назначен (по-видимому, решением его правительства, носившего название "Особого совещания") попечителем Киевского учебного округа.

В городе быстро восстановилась нормальная жизнь. Группа профессоров, писателей и журналистов организовала еженедельную "газету-журнал" под названием "Жизнь". Об этой газете стало известно только недавно, благодаря разысканиям М.Н.Хромова и Н.А.Куценко. Они обнаружили, что во втором номере этого издания (датированного 8–14 сентября) была помещена резко антибольшевистская статья В.Ф.Асмуса "О великом пленении русской культуры". Ныне она опубликована.

Недолго пробыли красные в Киеве, но память о себе оставили недобрую. Их пребывание в Киеве и вообще все их деяния, особенно на "культурном фронте", наиболее важном для образованной части населения, позволили В.Ф. составить четкое представление о том, что несет с собой коммунизм.

Поражает глубина проникновения автора статьи в суть марксизма и та страстность, с которой он его бичует. Он утверждает, что вред, причиненный учением Карла Маркса, "был неисчерпаем. Под тусклым стеклом теории экономического материализма живая, трепетная плоть культурного процесса стала обращаться в мертвенный, скованный железными цепями механистического предопределения феномен. <...> – Метафизическая по существу и догматическая по методу, теория экономического материализма, завладев умами главным образом социал-демократической интеллигенции и полуинтеллигенции... приняла вскоре все черты своеобразной религиозной догмы или секты".

В.Ф. называет марксистское учение о культурном процессе "скорбным" – от него веет "зноем восточного фатализма", и это вызывает резкий отпор со стороны всех тех умов, для которых существо культурной эволюции заключается в творчестве. Констатируя, что за рубежом крепнет стремление "отстоять самобытность и автономную ценность духовного начала" (и называя в этой связи такие имена, как Бергсон и Риккерт), В.Ф. выражает сожаление, что именно когда волны этого "великого философского движения" докатились до русской культуры и вступили в "живое взаимодействие с глубоко родственными по существу течениями, вышедшими из глубины самобытных традиций русской религиозной философской мысли", преградой на их пути стал марксизм с его комиссарами, проповедовавшими "пролетарские" науку и искусство и породившими "пролетпоэтов", "пролетхудожников" и "пролетмузыкантов". Решительно осуждая "машину огосударствления духовной культуры", В.Ф. пишет: "На все искусство, науку легла тяжелая рука изуверства, рассыпавшая сухой дождь из миллионов декретов, инструкций и листовок".

Свою статью В.Ф. завершает словами о том, что после "павшего советского режима" "первая, неотложнейшая задача – раскрепощение всей духовной культуры из губительного, смертного пленения, в которое ее ввергло безумие современного коммунистического рационализма и механистического марксистского идолослужения", проставляя сведения о месте и времени написания – "Киев, август 1919 года".

К сожалению, В.Ф.Асмус ошибался, полагая советскую власть павшей. У России было слишком много врагов и не было друзей; "помощь" стран Антанты – союзников России в войне с Германией и Австро-Венгрией была двусмысленной и иллюзорной; их страшил лозунг Белого движения "За Россию единую и неделимую!", что наиболее ярко проявилось в поведении созданной Версальским договором Польши: чтобы не допустить успеха похода Деникина на Москву, пан Пилсудский прекратил активные военные действия против красных, что позволило им снять с польского фронта наиболее боеспособные части, в частности латышей, которые ударили по белым армиям...

Публикаторы данной статьи В.Ф.Асмуса обсуждают вопрос, была ли она известна "компетентным советским органам" или нет, допуская возможность того, что власти закрыли на нее глаза. Думается, что последнее просто невозможно: у Асмуса было много недоброжелателей, и узнай любой из них об асмусовской публикации, он не преминул бы об этом объявить. Просто заинтересованные лица постарались уничтожить экземпляры газеты-журнала "Жизнь" (ведь в нем была напечатана, например, статья Ильи Эренбурга, едко высмеивавшего "пролетарское искусство"). Легко представить себе, к каким последствиям привело бы обнаружение этой статьи, скажем, во время партийного избиения "меньшевиствующих идеалистов".

После краха белого движения Е.В.Спекторский в 1920 г. покинул Россию. Еще раньше, в 1919 г., за границей оказался В.Зеньковский (А.Н.Гиляров остался в России и в 1922 г. был избран членом Всеукраинской Академии наук). Двадцатичетырехлетний Асмус Родину не покинул, и это для русской культуры было отрадным событием. Но каких внутренних борений стоило Валентину Фердинандовичу приспособление к официальной идеологии, об этом можно только догадываться.

Теперь о втором эпизоде. С началом войны с Германией все немцы из европейской части страны были депортированы в Среднюю Азию и Сибирь, либо просто арестованы. Например, мой одноклассник Эрвин Фрезе был сослан в Караганду, мой родственник остзейский барон Герман Христофорович Майдель (муж моей двоюродной бабушки – до замужества Е.З.Бирюковой) был арестован и сгинул в чекистских застенках. Валентина Фердинандовича не тронули, хотя, по свидетельству его сыновей – Валентина Валентиновича и Василия Валентиновича, с началом войны страх владел душой В.Ф.Асмуса. Правда, его мать была русской, православной, по паспорту он был русским. Но чего стоило хотя бы то переживание (о котором мне поведал его сын Валентин Валентинович), когда по радио и в печати появилось имя германского генерала Асмуса, отличавшегося своей жестокостью, – и это в то время, когда В.Ф. должен был читать в МГУ очередную лекцию!

По моему мнению, то, что Асмусу позволили остаться в Москве (к которой приближались немецкие войска!), сыграл свою роль и тот факт, что Сталин, судя по всему, знал и ценил Асмуса, и тронуть его "компетентные органы" не решились.

Как я уже говорил, решение о широком введении логики в систему образования было принято в 1941 г., еще до войны. В.А.Смирнов и А.И.Уемов в своих воспоминаниях об Асмусе упоминают такое событие, как приглашение Валентина Фердинандовича прочитать лекцию о логике на заседании Совета министров, где присутствовал Сталин. Приглашение пришло внезапно: В.Ф. просто привезли на это заседание, и его приветствовал Молотов, сказавший: "Дело в том, что товарищ Сталин сказал, что мы совсем не знаем логики. И мы хотели бы узнать, что это такое". И Асмус рассказал сталинским министрам о логике и почему нужно ее изучать.

Когда это произошло? Думается, что в 1941 г., т.е. до войны. Ведь именно тогда ЦК партии принял решение о восстановлении логики как предмета преподавания. Во время войны, думается, Сталину было не до логики. А после войны убеждать никого в важности науки о дискурсивном мышлении было уже нечего: новое постановление о введении логики и психологии в учебный план старших классов средней школы было уже подготовлено в аппарате ЦК партии.

Почему Сталин вспомнил о логике? Думается, во-первых, потому, что он изучал ее в духовной семинарии – знал, что это такое. Во-вторых, ему, наверное, доставлял внутреннее удовлетворение сам факт введения в учебный процесс в школе и вузе предмета, по которому у Ленина была единственная четверка. Третья же причина состояла в том, что его, наверное, раздражали многословные и недостаточно обоснованные доклады его министров – ведь мысль самого Сталина отличалась четкостью и последовательностью; если он при подготовке своих текстов и пользовался помощью каких-то советников, то окончательные решения принимал сам: спичрайтеров у него не было. То, что выходило за его подписью, отмечалось своей, как говорится, внутренней логикой, – это был человек, опровергавший известную мысль о том, что "гений и злодейство – две вещи несовместные".

"Непотопляемость" беспартийного Асмуса, наверное, раздражала многих "партийных товарищей". У них было много возможностей отравлять ему жизнь.

Помнится, как где-то во второй половине 1950-х гг. мы, ученики и младшие коллеги профессора МГУ Софьи Александровны Яновской, помогали ей переезжать в новую квартиру в только что отстроенном доме "профессоров и преподавателей МГУ" на Ломоносовском проспекте. А Евгений Казимирович Войшвилло, доцент университета, получил квартиру даже в главном здании МГУ на Ленинских горах – в одной из его "зон". Но Яновская и Войшвилло были оба "партайгеноссе". А беспартийному Асмусу – он был доктором наук, профессором, а таковых на философском факультете тогда было немного – новой квартиры не дали, и он с женой и четырьмя детьми остался в небольшой трехкомнатной квартире (56 кв. м); квартиру эту он не получил от государства, а приобрел ее в жилищно-строительном кооперативе; чтобы решить свой "квартирный вопрос" В.Ф. в 1962 г. купил дачу под Москвой – в Переделкино, где подолгу жил с семьей.

* * *

Проливает ли свет сказанное на манеру поведения Валентина Фердинандовича как ученого и преподавателя? На этот вопрос непросто дать ответ. Публикаторы статьи В.Ф. 1919 года считают, что в силу советских идеологических и политических реалий порыв В.Ф. к высшим духовным ценностям хотя и остался, но был приспособлен к реалиям наступившего времени. И Валентину Фердинандовичу, с одной стороны, пришлось опираться на многообразие высказываний марксистских "классиков" – обращение к ним позволяло сказать многое (примером могут служить слова Ленина о том, что сознание человека не только отражает мир, но и творит его). С другой стороны, В.Ф.Асмус довел до виртуозности выверенность своих формулировок, проявляя в них высочайшую квалификацию.

Фактом является то, что В.Ф. не раз оказывался в трудном положении, ему не раз приходилось испытывать разочарования, но выбранная им форма поведения – не примыкать ни к каким группировкам в "философском сообществе" своего времени, оберегала его. Он не стремился к созданию собственной научной школы, скупо делясь с аспирантами и студентами-дипломниками своими соображениями относительно направления их размышлений: он просто содействовал тому, чтобы они нашли свой путь в истории философии или логике. Все это создавало щит, оберегавший внутренний мир большого мастера от посторонних вторжений. Приняв такой взгляд, мы должны согласиться со словами, сказанными о В.Ф.:

"Остался высокий профессионализм, ушла непосредственность, глубоко укрылась искренность и тщательно скрывалась вера в совсем иные ценности и идеалы, несовместимые с коммунистической идеологией".

Несколько иное впечатление о Валентине Фердинандовиче я вынес из рассказов тех, кто был очень близок к нему. Асмус был глубоко равнодушен к бытовым трудностям и служебным ограничениям: невозможность выезда за границу, случавшиеся не раз увольнения с работы, трудности с публикациями и прочее не задевали его глубоко, так как он был равнодушен ко всему, что связано с карьерой и так называемой "общественной жизнью". Он никогда не претендовал на чье-то место, был далек от любой групповщины. Все это было для него неинтересно: он жил в ином, более реальном для него мире – мире идей, творчества, музыки, поэзии, астрономии...

Такое отношение В.Ф. к жизни, наверное, задевало некоторых его коллег. Его считали "чужаком", "буржуазным специалистом"; я живо помню, что именно так относился к нему заведующий кафедрой логики доцент В.И.Черкесов. Он говорил мне, что знания В.Ф. "надо использовать"...

Необычность духовного склада В.Ф. в сочетании с чувством глубокого достоинства, душевной добротой и великодушием привлекала к нему людей. Именно это, скорее всего, сохранило ему жизнь, хотя, как мы знаем, в ней бывали очень опасные периоды. В конце своего жизненного пути он написал в одном письме, что все у него сложилась счастливо: он не был расстрелян (как, добавлю я, например, Н.А.Карев), не сидел в тюрьме (как П.С.Попов), не был на лагерных работах (как А.Ф.Лосев), его не изгоняли на десятилетия из науки (как С.И.Поварнина)...

Поэтому слова официозного некролога, посвященного В.Ф.Асмусу, где говорится о его "марксистской убежденности", выглядят ныне просто кощунственно.

* * *

Предлагаемые читателю лекции В.Ф.Асмуса по истории логики были читаны в осеннем семестре 1952/53 учебного года; занятия происходили дважды в неделю: это был фундаментальный курс. Как следует из сказанного самим Валентином Фердинандовичем, его лекции продолжали аналогичный курс, читанный до него Павлом Сергеевичем Поповым. Читал ли В.Ф.Асмус лекции по истории логики в весеннем семестре упомянутого учебного года, неизвестно.

Хотя автор этих строк лекций Валентина Фердинандовича не слушал, он имел возможность ознакомиться со стенографической записью девяти из них, относящихся к ноябрю–декабрю 1952 г.; именно они вошли в данную книгу. Все стенограммы выправлены, и, по-видимому, сделано это было либо самим Валентином Фердинандовичем, либо кем-либо из его учеников; указаний на то, что текст лекций был авторизован, нет; экземпляр, с которого произведен набор, хранится в личном архиве редактора и содержит его пометы.

Стенографически запечатленная часть курса Асмуса (243 машинописные страницы) начинается лекцией о логическом учении Авиценны (5 ноября 1952 г.); далее следуют лекции о естествознании Нового времени, о Бэконе (учение которого сопоставляется с индуктивизмом Милля), о Гоббсе, Декарте и, наконец, Паскале (лекция 17 декабря). Воззрения Авиценны в лекциях, предлагаемых вниманию читателя, освещены не полностью, так как застенографировано было только окончание рассказа Валентина Фердинандовича об этом арабо-персидском мыслителе. В случае Паскаля мы имеем противоположную ситуацию: сохранившаяся стенограмма содержит только начало изложения логико-методологических взглядов этого французского философа и математика.

Неизвестно, стенографировался ли весь курс истории логики, прочитанный В.Ф.Асмусом в 1952/53 учебном году. Соответствующие стенограммы в архиве философского факультета, по-видимому, не сохранились. Возможно, их можно найти в архиве парткома МГУ. Но и то, что имеется в наличии, заслуживает публикации: лекции Валентина Фердинандовича ценны не только сами по себе – как работа по историографии логики, но и как выразительный памятник эпохи.

Об авторе

Асмус Валентин Фердинандович

Выдающийся российский философ, доктор философских наук, профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, лауреат Государственной премии СССР, действительный член Международного института философии в Париже, заслуженный деятель науки. Окончил историко-филологический факультет Киевского университета. С 1919 г. вел научно-исследовательскую и педагогическую работу. Автор более 200 книг и статей по вопросам философии, логики, эстетики и теории культуры. Работы В. Ф. Асмуса переведены на немецкий, французский, английский, испанский, итальянский, польский, словацкий, китайский, японский, венгерский, финский и другие языки.