Предисловие ко второму изданию | 3
|
Прелюдия (1943) | 5
|
I. В Рукописном отделе | 7
|
Пролог (1901) | 7
|
1. Старый апокриф (1906) | 8
|
2. Переводчик Крылова (1922) | 9
|
3. Современник Хулагу (1911) | 10
|
4. „Заложник двойной тюрьмы" (1912) | 11
|
5. Из Сицилии через Персию в Петербург (1929) | 12
|
Эпилог (1941) | 13
|
II. Из скитаний по Востоку | 15
|
1. Книги и люди (1908—1910) | 15
|
2. Грамматический трактат или антирелигиозный памфлет? (1910—1932) | 23
|
3. Ненаписанная диссертация (1910) | 27
|
4. Рукописи двух патриархов или сбывшееся предсказание (1900— 1927) | 31
|
III. Арабские писатели и русский арабист | 38
|
1. „Философ долины Фрейки" (1910—1940) | 38
|
2. Каирский аристократ-„феллах" | 43
|
3. Полтавский семинарист | 49
|
IV. В Азиатском музее | 56
|
1. Введение к легенде (1903—1934) | 56
|
2. Единственная рукопись и ученые „дванадесять язык" | 65
|
3. Современник первого крестового похода (1919—1921) | 70
|
4. Лоцман Васко да Гамы | 75
|
V. В Университетской библиотеке | 80
|
1. Библиотекари и библиотека (1901—1930) | 80
|
2. Впервые оппонентом на диссертации (1914) | 92
|
3. От Каира до Волкова кладбища в Петербурге (1916—1930) | 100
|
4. Аль-Андалус и Ленинград (1906—1942) | 107
|
VI. „На ловца и зверь бежит" | 116
|
1. Бронзовые таблички из страны царицы Савской (1930) | 116
|
2. Письмо из Согдианы (1934) | 123
|
3. Куфический Коран и «бабушка-арабка» (1936) | 129
|
4. Пристав при Шамиле в Калуге (1928—1941) | 133
|
VII. Тени предков | 140
|
1. "Мученик арабской литературы" (1910) | 140
|
2. „Тихий" Гиргас (1901—1941) | 144
|
3. Полвека над одной рукописью (1903—1938) | 150
|
Финал. Requiem aeternam (1943) | 157
|
Приложение. „Обязательность необязательного" | 159
|
Примечания | 163
|
Объяснение слов | 166
|
Предисловие ко второму изданию
Судьба этой книжки оказалась счастливой: я писал ее
в суровые годы войны, но свет она увидела в знаменательные
дни мая 1945 г., когда вся страна с торжеством встретила
победное завершение подвига военных лет. Тяга к мирному
труду, к прерванной работе над величественным зданием
нашей культуры почувствовалась особенно сильно, и книжку
дружественно приветствовал даже тот, кто был в жизни далек
от арабских рукописей, кто никогда раньше не думал о восточной
филологии. Письма и отзывы за полгода показали,
что необходимо второе издание, что в нашей ширящейся
культуре для книжки нашлось место.
Второе издание я готовил уже не в эвакуации, а в своей
библиотеке, среди старых друзей -- рукописей и книг, переживших блокаду. Теперь я мог проверить даты, исправить
неточности в цитатах, если погрешила моя память, внести
ясность в отдельные детали.
Я дополнил книжку двумя циклами -- третьим и седьмым,
написанными в других условиях, сравнительно с первым
изданием. Я чувствую, что по стилю они иногда не похожи
на прежние: в одном из них, может быть, слишком много
цитат, много документов, языком которых говорить о самом
себе мне было легче, чем собственными словами. Мне захотелось,
чтобы в книжке об арабских рукописях прозвучал
голос наших друзей, которых и теперь много в арабских
странах.
Я не боялся, что в циклах, слагавшихся в разное время,
не выдержан хронологический порядок, нет полного единства
в манере изложения или встречаются иногда повторения. Ведь
жизнь среди рукописей так же многообразна, как среди людей,
и нет нужды воспоминаниям об этом придавать строгую
последовательность или внешнюю стройность. Каждая глава
писалась отдельно и носит самостоятельный характер; если
они дополняют одна другую или перекрещиваются нередко
в деталях, за это не посетует тот, кто будет читать книжку
по частям.
Я очень благодарен всем отозвавшимся добрым словом
или пожеланием на дорогие для меня мысли. Частичным
ответом на некоторые пожелания и явились два новых цикла.
Меня не осудят за то, что я сохранил основной стержень:
везде я исходил из воспоминаний о рукописях и книгах,
везде я говорил только о тех людях, к которым на жизненном
пути меня привели рукописи и книги, старые и новые,
арабские и русские.
И.Крачковский
Ленинград.
Декабрь 1945 г.
Я прошу не смотреть на эту книжку как на личные мемуары
автора. Я писал воспоминания не о самом себе, а об арабских
рукописях, которые сыграли большую роль в моей жизни,
которые мне посчастливилось найти или которые через мои
руки вошли в научный мир.
Рукописи часто влекли воспоминания о разных библиотеках,
где они хранились, о людях, которые были с ними связаны,
и, конечно, о самом себе. Но не все это было основным. Мне
прежде всего хотелось показать, что переживает ученый
в своей работе над рукописями, немного приоткрыть те
чувства, которые его волнуют и о которых он никогда
не говорит в своих специальных трудах, излагая добытые научные
выводы. Мне хотелось рассказать о радостях и огорчениях
кабинетной работы, про которые многие и не подозревают,
считая ее скучной, сухой, оторванной от жизни.
Может быть, в моем рассказе увидят слишком много
сентиментальности и романтизма, но я не боюсь этого упрека:
так я переживал свою работу и так о ней вспоминаю.
В этой книжке я не стремился сознательно к популяризации
науки; для меня не важно, если читатель не запомнит отдельные
факты или имена, которые в ней названы. Но я ограничивался
материалом только из близкой мне сферы, о многом
я писал теперь впервые, о многом иначе, чем раньше; может
быть поэтому в книжке встретится изредка что-нибудь новое
и полезное для науки. Однако дело не в этом. Для меня
важно другое. Я не скрываю, что хотел немного пропагандировать
свою область, полным голосом заговорить про
восточную филологию. По мере сил я старался показать, что
в ней работают люди не только потому, что к этому влечет
их субъективный, как думают некоторые, странный вкус, что
к ней стремятся не только любители экзотики или уходящие
от жизни отшельники. Вспоминая свои переживания над
рукописями, я не мог не говорить о том, как малейшая деталь
работы здесь связывается с широкими вопросами истории
культуры, как все в конечном итоге вливается в мощное
движение на пути к высоким идеалам человечества.
Вот что всегда наполняло мои думы, и мне хочется,
чтобы эти мысли нашли доступ в умы и сердца тех, кто
будет читать книжку.
1 августа 1943 г.
Санаторий "Узкое"
Крачковский Игнатий Юлианович
Выдающийся советский филолог-востоковед, один из основателей школы советской арабистики. Академик АН СССР (1921). Лауреат Государственной премии СССР (1951). Награжден двумя орденами Ленина, а также различными медалями. В 1905 г. окончил факультет восточных языков Петербургского университета. С 1910 г. приват-доцент, с 1918 г. профессор Петроградского, затем Ленинградского университета. Профессор и член ученых советов многих учебных и исследовательских учреждений СССР, член ряда зарубежных академий и востоковедных обществ.
И. Ю. Крачковский — автор множества трудов по литературе и языку, истории и культуре арабских народов в Средние века и Новое время. Он опубликовал тексты и переводы многих памятников средневековой арабской литературы, а также новоарабских сочинений XIX–XX вв. Среди его работ — фундаментальное исследование по истории географической литературы в странах мусульманского Востока, комментированный русский перевод Корана (1963), статьи и монографии по истории отечественного и зарубежного востоковедения. И. Ю. Крачковский был руководителем Ассоциации арабистов СССР, участвовал в подготовке большого количества востоковедческих работ как в СССР, так и за рубежом.