Ле Дантек Ф. Познание и сознание:
Философия ХХ века. Пер. с фр. Изд. стереотип.

Оглавление

Введение и посвящение

Доктору Филиппу Пуаррье

Итакъ, мой дорогой другъ, еще одинъ томъ, посвященный общимъ вопросамъ бiологiи! Но, будьте уверены, это уже последнiй. Мне пора вернуться въ лабораторiю, и, отдавшись спецiальнымъ изследованiямъ, снова вступить, такимъ образомъ, на твердую почву реальности.

Войдя во вкусъ обобщенiй, вы въ конце концовъ отрываетесь отъ всего того, что интересуетъ окружающихъ людей; демонъ философiи увлекаетъ васъ за собой; сначала вамъ кажется, что окружающiе следуютъ за вами совсемъ близко, но въ одинъ прекрасный день вы замечаете вдругъ, что вы одинъ, что вы очутились въ области, где разумъ, лишенный всякой опоры, готовъ помутиться.

Въ самомъ деле, можно ли не почувствовать головокруженiя, применяя языкъ равновесiя во всей его чудовищной общностие Онъ все объемлетъ собою, онъ все способенъ описать! Но онъ не оставляетъ въ целости ни одного изъ техъ благъ, въ которыя вы верили, которыя вы любили! Онъ подкапываетъ зданiе, сооруженное веками! Вещи уже не существуютъ более сами по себе! Какъ живыя, такъ и мертвыя тела представляютъ лишь часть некотораго целаго, некоторой системы равновесiя!

Все философiи, все человеческiе языки должны выйти изъ употребленiя, такъ какъ въ основу ихъ положены начала, весьма мало существенныя. Стоитъ ли еще бороться съ этими старыми доктринами? Оне исчезаютъ безъ сопротивленiя и мы, борющiеся съ ними, испытываемъ величайшее смущенiе именно потому, что отъ нихъ остается слишкомъ мало,-меньше, чемъ мы предполагали и желали, вступая въ бой. Наша победа пугаетъ насъ самихъ.

Если бы я съ самаго начала умелъ пользоваться этими поразительными формулами равновесiя, я конечно не написалъ бы столько томовъ. Можно сознательно принять или отвергнуть языкъ равновесiя; но намъ нечего делать съ теми людьми, которые по недостатку математическаго образованiя или вследствiе чрезмерной привязанности къ словеснымъ традицiямъ человечества не могутъ или не хотятъ понять новаго языка. Ихъ и наши воззренiя не могутъ быть выражены на одномъ и томъ же наречiи. И въ этомъ смысле наука не имеетъ ничего общаго съ верой.

Наоборотъ, для техъ, которые принимаютъ языкъ равновесiя и способны обнять его во всемъ его значенiи, меняется не только решенiе проблемъ, но и самая ихъ постановка; старыя теорiи не отвечаютъ уже на те вопросы, которые ставитъ новая любознательность.

И въ частности, законъ функцiональной ассимиляцiи, изъ-за котораго я выдержалъ столько битвъ, и на который такъ яростно нападали, потому что я съ трудомъ достигъ его формулировки при помощи химическаго языка, – законъ этотъ на языке равновесiя прiобретаетъ безспорную очевидность, становится определенiемъ самой жизни.

Я долженъ признаться, что, приступая къ изследованiю общихъ вопросовъ бiологической теорiи, я отнюдь не думалъ, что вопросы эти прикуютъ мое вниманiе в1ь теченiе столь продолжительнаго времени. Я искалъ формулъ, способныхъ насытить мою философскую любознательность, которую Дарвинъ, а также Клодъ Бернаръ, пробудили во мне, но не были въ состоянiи удовлетворить. Мне казалось, что въ законе функцiональной ассимиляцiи мною найдено все, чего я искалъ, и, опубликовавъ мою "Новую теорiю жизни", я наивно воображалъ, что больше мне уже не о чемъ писать. Несмотря на недостатки химическаго языка; которымъ я говорилъ тогда, истины, открывшiяся моему уму, казались мне настолько очевидными, что я въ простоте сердечной ожидалъ немедленнаго признанiя ихъ всемъ мыслящимъ мiромъ. Я былъ тогда въ достаточной степени юнъ, какъ вы видите! И когда оказалось, что книга моя встретила далеко не лестный прiемъ со стороны большинства моихъ учителей и почти всехъ критиковъ, полное унынiе неизбежно сменило бы мою юношескую уверенность, если бы я не получилъ отъ некоторыхъ неизвестныхъ мне лицъ недвусмысленные знаки одобренiя.

Однимъ изъ этихъ неизвестныхъ, поощрившихъ меня въ трудную минуту, были вы, мой дорогой другъ; вы поместили въ миломъ Revue de Georges Moreau обстоятельный отчетъ о моемъ труде. Вашъ разборъ отличался такой прозрачностью, вы такъ хорошо, до конца поняли мои идеи, что я уже не отчаивался более въ возможности добиться пониманiя ихъ другими людьми; я приступилъ къ новымъ работамъ, стараясь быть более яснымъ, и, такимъ образомъ, на васъ лежитъ значительная доля ответственности за мою чрезмерную литературную производительность, которой я настоящей книгой кладу конецъ. Не возможно указать техъ пределовъ, до которыхъ способенъ дойти человекъ, задавшiйся целью отвечать всемъ своимъ критикамъ, – человекъ, лелеющiй химерическую надежду убедить весь мiръ, на томъ только основанiи, что самъ онъ твердо убежденъ въ известной истине.

Едва успевалъ я отправить только что написанную книгу въ печать, какъ до меня доходили новыя возраженiя; и прежде, чемъ выходила въ светъ одна книга, я уже начиналъ подготовлять другую, что мне мешало следить за судьбою первой. Я вполне заслужилъ упрекъ въ излишней плодовитости, и не только одинъ зтотъ упрекъ. Мне случалось повторять одно и то же въ различныхъ формахъ, обыкновенно изъ желанiя быть лучше понятымъ, но, быть можетъ, были и такiе случаи, когда я просто забывалъ, что данныя мысли уже высказаны мною въ прежнихъ сочинененiяхъ. Едва ли нужно приводить другiя основанiя для того, чтобы понять, почему я хочу положить этому конецъ. Такимъ концомъ и является предпринятое мною последнее двухтомное изданiе, вторую половину котораго представляетъ настоящая книга.

Къ тому же, моя научная любознательность въ области общихъ вопросовъ удовлетворена, – особенно съ того момента, какъ языкъ равновесiя позволилъ мне придать более положительную форму проблеме о сознанiи-эпифеномене. Вы, дорогой другъ, были однимъ изъ техъ немногихъ, которые сразу приняли мою теорiю о человеке – марiонетке; и я долженъ признать, что теорiя эта, особенно въ терминахъ химическаго языка, представляетъ пилюлю, которую очень не легко проглотить.

Томикъ, который я вамъ въ настоящее время посвящаю, имеетъ одною изъ главныхъ своихъ задачъ – показать, что эпифеноменальное сознанiе, какъ ни парадоксально звучитъ зто на первый взглядъ, доступно изученiю опытнымъ путемъ. Вы уже не встретите здесь такихъ гипотезъ ex abrupto, какъ напримеръ, гипотеза о томъ, что атомъ одаренъ сознанiемъ. Достоверность сознанiя связей на известной ступени лестницы можетъ быть выведена, какъ вы увидите, изъ такого положительнаго отправного пункта, какъ законъ привычки. Для меня здесь нетъ более ничего сомнительнаго; и я никогда уже более къ этому вопросу не возвращусь.

Впрочемъ, я уже такъ много написалъ по общимъ вопросамъ бiологiи, что интересующiйся ими человекъ, со складомъ ума, аналогичнымъ моему, если таковой найдется, легко можетъ использовать результаты моихъ пятнадцатилетнихъ размышленiй й продолжить дебаты съ того пункта, на которомъ я ихъ покидаю. Къ тому же, если я действительно высказалъ несколько удачныхъ идей, я вовсе не хочу погребать ихъ подъ непрерывно растущей тяжестью трудно переваримой груды толстыхъ томовъ. Для техъ, которые захотели бы прочитать мои сочиненiя, и такъ предстоитъ не мало работы!

Итакъ, я возвращаюсь въ лабораторiю и не хочу больше писать по вопросамъ общей бiологiи. Ибо, вопреки обычному взгляду, общая бiологiя не есть опытная наука; это философiя, это синтезъ результатовъ, добытыхъ учеными во всехъ отрасляхъ естествознанiя. Кроме того, она хочетъ дать изследователямъ методъ, координируя ихъ выводы и указывая имъ цель, подлежащую осуществленiю.

Но независимо отъ техъ безспорныхъ практическихъ выгодъ, которыя могутъ извлечь изъ общей бiологiи спецiальныя науки, напримеръ медицина, общая бiологiя интересна съ совершенно иной стороны, интересна, какъ р е л и г i я. Я хочу сказать, что общая бiологiя разрешаетъ вопросы, которые насъ наиболее волнуютъ, которые затрагиваютъ самую нашу природу, и къ которымъ насъ тянетъ темъ сильнее, что решенiе ихъ не допускаетъ никакого, по крайней мере, никакого практическаго примененiя. Бiологическая религiя есть антиподъ "прагматизма", который, повидимому, все более и более соблазняетъ нашихъ молодыхъ философовъ. Люди, подобные вамъ, мой дорогой другъ, т.е. обладающiе истинно научной любознательностью, интересуются проблемами ради нихъ самихъ и не заботятся о техъ практическихъ выгодахъ, которыя можно извлечь изъ ихъ, решенiя.

Вы, безъ сомненiя, надеялись – и, признаюсь, я также лелеялъ эту надежду,-что решенiе вопросовъ общей бiологiи приведетъ насъ къ установленiю соцiологическихъ нормъ, которымъ долженъ будетъ подчиниться весь мiръ.

Эту надежду приходится признать призрачной.

Бiологiя поможетъ намъ разрушить некоторыя опасныя заблужденiя, но условности навсегда останутся основой человеческаго законодательства.

Итакъ, въ этомъ отношенiи никакихъ практическихъ результатовъ! Я надеюсь, что иначе будетъ обстоять дело въ области терапевтики. Чисто терминологическiя изследованiя последнихъ летъ привели меня къ такой отчетливой постановке некоторыхъ проблемъ, что, какъ я полагаю, последнiя допускаютъ въ настоящее время вполне точное экспериментальное решенiе. Обративъ свои усилiя въ эту сторону, я буду лучше служить дорогимъ для меня идеямъ, чемъ я могъ бы сделать зто путемъ новыхъ книгъ. Если бы моя философiя представляла исключительно религiозный интересъ, она имела бы мало шансовъ на прочный успехъ; но она прiобрететъ весь авторитетъ блестяще выдержаннаго испытанiя, если мне удастся показать, что, достигнувъ вполне точнаго языка и совершенно ясныхъ идей, я темъ самымъ пришелъ къ новымъ результатамъ въ сфере патологiи.

Об авторе

Ле Дантек Феликс

Известный французский биолог и философ. Родился в городе Плугастеле. В 1885–1888 гг. учился в Высшем педагогическом институте. Работал в Лаосе (1889–1890) и в Бразилии, куда был направлен Институтом Пастера. С 1899 г. — профессор общей эмбриологии в Сорбонне.

Опираясь на идеи О. Конта, Ф. Ле Дантек отстаивал концепцию натуралистического монизма, согласно которой между живой и неживой природой нет существенного различия. По его мнению, в природе в целом господствуют естественные законы, и прежде всего — закон детерминизма, а потому нельзя говорить о существовании в ней какой-либо целесообразности и свободы. Рассматривая отношение между философией и наукой, он признавал за философией право на существование лишь постольку, поскольку она согласуется с данными естественных наук и опирается на них. Свои концепции Ф. Ле Дантек развивал в книгах «Новая теория жизни» (1896), «Биологический детерминизм и сознательная личность» (1897), «Пределы познаваемого» (1903), «Трактат о биологии» (1903), «Естественные законы» (1904), «Атеизм» (1906), «От человека к науке» (1907), «Элементы философии биологии» (1911), «Против метафизики» (1912), «Проблема смерти и универсальное познание» (1917) и других.