|
От автора
 Настоящая работа была задумана и выполнена въ качестве предисловiя къ нашему переводу "Дiалоговъ о Естественной Религiи" и только въ силу чисто-внешнихъ обстоятельствъ появляется теперь отдельнымъ изданiемъ. Этимъ отчасти объясняются популярность изложенiя, подчасъ элементарность сообщаемыхъ сведенiй и скудость историческаго освещенiя. Что касается внутреннихъ достоинствъ работы, то авторъ убежденъ, что имеются достаточныя основанiя просить о снисхождеыiи у серьезной критики. Ему думается далее, что право на такое снисхожденiе будетъ за нимъ признано, если будутъ приняты во вниманiе: во-первыхъ, те неблагопрiятныя условiя, въ которыя поставленъ у насъ въ Россiи каждый желающiй работать надъ подобной темой; во-вторыхъ, состоянiе самой литературы предмета, когда на русскомъ языке нетъ почти ни одной строчки, въ европейской литературе – почти ни одной работы, посвященной спецiальному выясненiю религiозныхъ взглядовъ Юма. Въ общихъ же исторiяхъ и моыографiяхъ о Юмовой философiи царитъ ыа этотъ счетъ полная анархiя мненiй, съ трудомъ поддающаяся класификацiи. Именно это последнее обстоятельство и позволяетъ автору надеяться, что его посильыый трудъ будетъ все же полезенъ если не своими положительными выводами, то самой постановкой проблемы и кое-какими указанiями. Отрывки из книги
Шеллингъ въ одномъ изъ раннихъ своихъ произведенiй намечаетъ несколько необычный по резкости выводъ: Богъ долженъ быть уничтоженъ во имя человеческой свободы. Однако мысль, лежащая въ основе этого приговора – что бытiе тесно для человека и Бога – разделяется и первымъ учителемъ христiанской догмы (Августиномъ) и схоластикой временъ расцвета: ихъ выводъ столь же непримиримъ – но содержанiе его дiаметрально противоположно. Вера въ Христа, беззаветная преданность его имени, сокровенная убежденность въ глубочайшемъ смысле и необходимости его пришествiя, отличавшiя первыхъ христiанъ, претворяются въ абстрактную догму искупленiя, которая и становится въ центре новой фазы религiознаго мышленiя. Мiръ и человекъ, чтобы спастись, должны быть искуплены, ибо надеяться на свои силы имъ нечего: безъ божественной благодати никакое личное напряженiе воли не сотретъ клейма греховности. Естественныя добродетели – лишь позлащенные пороки, а человекъ предоставленный самому себе есть нравственное небытiе, единственной свободой котораго является свобода грешить. Проклятiе несется вследъ уходящей древности съ ея культомъ совершеннаго человека, природы и самочинной этики. Божество съ полнотой благодати, путь къ которой лежитъ черезъ церковь, и мгла нравственной пустоты человека – вотъ идеи-победительницы на долгiя столетiя средневековья. Эпоха возрожденiя – и человеческiй духъ неузнаваемъ. Онъ сбрасываетъ съ себя монашескую рясу и, какъ вырвавшiйся узникъ, въ радостномъ утвержденiи бытiя обнимаетъ и целуетъ родную землю и съ восторгомъ пьетъ изъ животворнаго источника природы. Онъ не хочетъ более закалывать себя на алтаре неведомаго Бога, уже несуществующихъ небесъ – а въ необъятность ушедшая природа уже не терпитъ роли грязной чернушки. Новый Богъ не требуетъ отреченiя и жертвъ, ибо онъ есть – Все. Новую благовесть несетъ человечеству беглый монахъ, вечный скиталецъ Джiордано Бруно. О, пускай же мой духъ испытаетъ надгорныя выси! Такъ поетъ Бруно въ гимне, озаглавленномъ: "Къ собственному духу" (Al suo spirito). Но "надгорныя выси" ноланскаго философа – не небо церкви. Безконечныя шири и дали вновь открытыхъ мiровъ обнимаетъ онъ своимъ взоромъ, и въ нихъ онъ видитъ совершенныя части дивнаго Целаго, которое стоитъ передъ его мыслью, какъ законченное, завершенное произведенiе и отображенiе внутренней творческой силы: и къ этому источнику жизни и красоты рвалась его гордая душа. "Пусть все живущее воздастъ хвалу Безконечной, Простой, Единой, Возвышенной и Абсолютной Причине, Принципу и Единому!" 17 февраля 1600 года Бруно сожженъ въ Риме на Campo di Fiora, а прахъ его развеянъ по ветру. Если, следуя Куно-Фишеру, въ итальянской натурфилософiи, завершаемой Бруно, видеть явленiе паралельное такъ называемому до-сократическому перiоду греческой мысли, то свою сократическую фазу – или вернее ея начало – Возрожденiе переживаетъ во Францiи, въ короткiй, но светлый промежутокъ между концомъ 16-го и началомъ второй трети 17-го века, когда уже начинаютъ сгущаться сумерки реакцiи, темнымъ облакомъ которой всегда былъ окруженъ король-солнце. Основныя мысли эпохи намечаетъ Мишель Монтань – первый французъ, дерзнувшiй мыслить, по определенiю Ла-Метри, "вольная и мощная душа" по выраженiю Нитче. Его "Essays" (1580) знаменуютъ отказъ отъ всякой систематики и метафизическихъ высей. Нашъ разумъ относится къ истине, какъ зренiе филина къ солнечному свету, а язва самомненiя и всепознанiя разъедаетъ человеческiй духъ. Нетъ поэтому такого абсурда, до котораго не договорился бы кто-нибудь изъ философовъ. Цель познанiя – не въ томъ чтобы знать, а въ томъ чтобы мочь, поэтому въ детскомъ возрасте намъ следуетъ изучать только то, чт\'о мы должны делать ставъ мужами. Противъ всехъ носителей пустого многознанiя Монтань ратуетъ какъ противъ новыхъ софистовъ, занимающихся своимъ деломъ для хлеба насущнаго. Cum docti prodierunt boni desunt: старая фраза Сенеки, которую еще вспомнитъ Руссо. "Всякое другое знанiе будетъ только пагубно для того, кто не имеетъ знанiя о добродетели". Но какъ ни чурается Монтань метафизическихъ далей, какъ ни клонитъ съ полупокорной, полунасмешливой улыбкой голову передъ откровенiемъ, все же онъ – сынъ Возрожденiя, и природа для него – не тленъ подернутый мишурной позолотой красоты, но живое откровенiе, кроткая сила, готовая снова принять подъ власть своихъ "чистыхъ" законовъ и обласкать свое заблудшее детище, человека. * * * Платонъ говорилъ, что совершенное произведенiе есть какъ бы живое органическое существо: до того тесна и неразрывна связь его частей. Именно такими представляются намъ "Дiалоги о естественной религiи", въ которыхъ аттическое мастерство изложенiя и дiалогической формы сочетается со строгимъ ходомъ основной идеи. Правда, здесь истина лежитъ глубоко въ колодце, какъ сказалъ бы древнiй мудрецъ. Но если отдернуть ту завесу, которою Юмъ прикрылъ свои воззренiя отъ нескромныхъ взоровъ современниковъ, то содержанiе "Дiалоговъ" предстанетъ намъ, какъ живое, органическое раскрытiе всей системы Юмовыхъ идей; и исчерпать это содержанiе, значитъ – прожить некоторое время въ интимномъ общенiи съ однимъ изъ интереснейшихъ мыслителей всехъ временъ и народовъ. Об авторе
 Роговин Семен Миронович Отечественный историк, философ, профессор Московского университета. Знаток древних и современных индоевропейских языков, С. М. Роговин известен как переводчик целого ряда классических работ, таких как «Князь» Н. Макиавелли (М., 1905), «Диалоги о Естественной Религии» Д. Юма (М., 1908), «Адам в учении о государстве» Г. Елинека (М., 1909), «Политический трактат» Б. Спинозы (М., 1910), «Наедине с собой» Марка Аврелия (М., 1914) и др. Помимо книги «Деизм и Давид Юм», вышедшей впервые в 1908 г., написал предисловие и примечания к своему переводу Марка Аврелия.
|