|
Оглавление
Главные идеи этики Гефдинга (Предисловие редактора перевода)
Почти все новейшiе трактаты о морали (не исключая Вундта и знаменитой квиги Герберта Спенсера) ставятъ главной своей задачей – объяснитъ происхожденiе и развитiе морали, не давая руководства для моральнаго поведенiя. Гефдингъ же, пользуясь своими громадными научными знанiями, хотя и удовлетворяетъ замечательно полно и, пожалуй, лучше всехъ другихъ первой задаче, но главной целью ставитъ вторую, считая этику "наукой практической". Нетъ такого положенiя въ жизни современнаго человека, – начиная съ государственнаго и политическаго деятеля, художника, писателя, члена семьи, частнаго общества, местнаго самоуправленiя и даже простого рабочаго съ его союзами и стачками, и кончая положенiемъ женщинъ и детей, – котораго бы не разсмотрелъ Гефдингъ, разобравъ важнейшiя мненiя pro и contra и давая простое, но глубокое решенiе на основанiи выставленныхъ имъ этическихъ принциповъ (симпатiи и благополучiя наиболышаго числа людей). Эти принципы просты и взяты изъ действителыюй жизни, такъ какъ Гефдингъ считаетъ опаснымъ брать основы этики изъ постороннихъ областей (метафизики, теологiи и т.п.). Эти области еще ведутъ споры другъ съ другомъ, а потому и этика являлась бы спорной; между темъ, она необходима для жизни немедленно: безъ нея жизнь обращается въ анархическiй хаосъ и разложенiе. Благополучiе не есть только личное благополучiе: это была бы этика "чисто-индивидуалистическая". Ее привозглашали иногда теоретически, но она невозможна практичееки: ведь, человекъ рождается и живетъ въ атмосфере общественности, начиная съ семьи, рода, нацiи и кончая государствомъ; поэтому онъ съ молокомъ матери, съ воздухомъ, которымъ дышетъ, впитываетъ въ себя общественныя чувствованiя, нравы, требованiя, становящiяся его плотью и кровью. Далее: благополучiе не есть только матерiальное благополучiе. Ведь, по определенiю научной психологiи, удовольствiе (счастье) невозможно безъ постояннаго развитiя и совершенствованiя силъ и способностей индивидуума, а следовательно и соответственнаго расширенiя нормъ общественныхъ отношенiй или эмансипацiи личности. Матерiальное благополучiе есть только средство и почва для высшихъ этическихъ целей. Эмансипацiя личности есть и цель, и средство. Оставаясь везде на почве потребностей личности и общества, Гефдингъ указываетъ, однако, и значенiе "чувства мiровой жизни" (аналогичнаго съ чувствомъ физiологической жизни), которое составляетъ сущность "религiознаго чувства", въ широкомъ смысле этого слова. Это чувство рождается изъ нашего пониманiя (узкаго или широкаго – другой вопросъ) своего положенiя, роли и назначенiя въ целой вселенной или въ общемiровомъ процессе. Оно бываетъ или пессимистическимъ или оптимистическимъ, смотря по тому – обращаютъ-ли люди исключительное вниманiе на зло и страданiя мiра, или на постепенную и постояную победу надъ зломъ добрыхъ началъ (т.е. началъ и силъ, увеличивающихъ благополучiе, уменьшающихъ страданiе и приближающихъ къ этическому совершенству, идеалъ котораго, данный также исторически, – т.е. самой жизнью, – есть всеобщее царство человечности). Но Гефдингъ не считаетъ возможнымъ, какъ уже сказано, класть въ основу этики никакихъ сверхъ-жизненныхъ чувствованiй или идеаловъ; а поэтому и чувство мiровой жизни, и идеалъ "всеобщаго царства человечности" являются для него только побочными силами, подкрепляющими нашу волю; онъ изследуетъ, правда, вероятности осуществленiя техъ или другихъ идеаловъ, но опоры ищетъ не въ нихъ и не въ мiровомъ оптимизме: если бы даже былъ веренъ пессимизмъ, т.е. если бы мiровой процессъ клонился явно къ торжеству зла надъ добромъ, то это не уничтожило-бы "человечной" этики: ведь симпатiя людей осталась-бы, но ей только представилось-бы еще больше работы – утешать страждущихъ, уменьшать возможно больше ихъ страданiи. На это бы свелось и стремленiе къ благополучiю наибольшаго числа людей. Признавая въ жизни строгую преемственность явленiй, Гефдингъ требуетъ не только терпимости, но и некотораго уваженiя къ воинствовавшимъ культурнымъ силамъ прошлаго, хотя-бы оне и отжили свое время. Бравированiе противъ нихъ показываетъ низшiй уровень развитiя, когда еще не освободились отъ нихъ. Но тотъ, кто освободился, можетъ оказывать имъ и справедливость. Терпимость не есть равнодушiе, а должное, справедливое отношенiе, дающее возможность сосредоточить свое вниманiе на истинномъ живомъ деле и совершенствованiя, а не на отыскиванiи спицы въ чужомъ глазу. Въ числе могучихъ культурныхъ силъ, действующихъ и ныне въ этическомъ смысле, Гефдингъ считаетъ семью (какъ очагъ чувствъ симпатiи и т.п.), частныя общества (какъ выработку высшихъ способностей для общественно-государственной работы, – по принципу Аристотеля), – религiю (какъ концентрацiю и объединенiе всехъ элементовъ культуры и притомъ доступную наиболее обширнымъ массамъ), науку, искусство и т.п. Но онъ разбираетъ и указываетъ условiя, при которыхъ этическое влiянiе этихъ силъ достигаетъ максимума или падаетъ до минимума, становясь иногда даже вреднымъ. Главное условiе наибольшаго этическаго влiянiя этихъ факторовъ есть отсутствiе принужденiя (въ семье, въ религiозной совести и т.д.). Советую прежде чтенiя книги, пробежать внимательно оглавленiе-конспектъ, а затемъ передъ чтенiемъ каждой новой главы просматривать соответственную главу конспекта: это поможетъ сохраненiю общей связи между частями. Л.Оболенскiй
Предисловие автора
Когда мы смотримъ издали на горныя вершины, покрытыя снегомъ, намъ кажется, что оне висятъ въ воздухе. Только подойдя ближе, мы ясно видимъ, что опорой имъ служитъ твердая почва. То же происходитъ и съ этическими принципами. При первоначальномъ воодушевленiи ими, полагаютъ, что доверяться имъ можно лишь тогда, когда для нихъ указано место, по возможности превышающее природу и действительную жизнь. Но при ближайшемъ размышленiи и опыте, – который прiобретается часто весьма дорогой цевой, – оказывается, что эти принципы могутъ только тогда руководить жизнью, когда сами вытекли изъ жизни. Въ этомъ сочиненiи я поставилъ себе целью опредедить, какiя у насъ имеются основныя положенiя этической мысли, – откуда они происходятъ и какое находятъ примененiе въ важнейшихъ отношенiяхъ жизни. – Практическiй опытъ и теоретическiя изследованiя все более прочно укрепляли во мне убежденiе, что этическiя принциды (т.е. основныя положенiя и мерила или масштабы всякаго сужденiя о добромъ и зломъ) имеютъ своимъ источникомъ – природу и отношенiя самихъ людей, независимо отъ какого бы то ни было авторитета. Здесь я стремился обосновать и провести имеяно это мое убежденiе. Я желалъ дать не только отвлеченное ученiе объ этическихъ привципахъ, но и показать применимость и примененiе установленяыхъ принциповъ. Такая задача требуетъ обширнаго и разнообразнаго матерiала, а это представдяло все большiя и болынiя трудвости какъ въ отысканiи, такъ и въ разграниченiи матерiала. Чтобы иметь возможность ввести мое изложенiе въ определенныя рамки, я старался достигнуть возможно большей краткости и сжатости изложенiя. Я самъ не люблю растянутаго изложенiя и надеюсь, что ни одинъ мыслящiй человекъ не будетъ на меня въ претензiи за мою краткость. Въ наше время весьма часто происходятъ этическiе споры. И все яснее и яснее становится, что, если при обсужденiи вопросовъ религiозныхъ, соцiальныхъ, политическихъ и эстетическихъ, умы приходятъ въ страстное возбужденiе, то источникомъ пререканiй являются именно этическiя стороны вопросовъ. Отсюда ясно также, что теперь весьма уместно изследованiе, имеющее целью выставить основанiя и мерила (масштабы) этической оценки, а также следствiя ихъ, касающiяся важнейшихъ отношенiй жизни. Естественно, что такое изследованiе не можетъ исчерпывающимъ образомъ разработать все, что заключается во всехъ частныхъ областяхъ, входящихъ въ его кругозоръ. Но оправдавiемъ такой неподноты можетъ служить тотъ светъ, который проливается при этомъ на единичныя жизненныя отношенiя въ силу того, что, при общемъ освещенiи, каждое единичное отношенiе связывается съ другими. Такое изследованiе предполагаетъ, что уже почувствовалась потребность обращаться къ глубже лежащимъ основнымъ вопросамъ, а ведь можно съ большiмъ жаромъ политиканствовать, догматизировать или спорить объ эстетике, не чувствуя такой потребности. Я уверенъ, что если бы эта потребность стала более господствующей, чемъ до сихъ поръ, это имело бы огромное значенiе: ведь такимъ образомъ наша душевная жизнь прiобрела бы большую устойчввость, прочность и глубину. Конечно, другой вопросъ, насколько мне удалось достигнуть моей цели въ предлагаемомъ труде. Въ 1876 г., я издалъ небольшое сочиненiе подъ заглавiемъ: "Основоположенiя человеческой этики". Въ переводе на вемецкiй языкъ, ее часто называди, – быть можетъ для краткости, – человеческой этикой. Но въ томъ сочиненiи дело идетъ ни какъ не объ общей этике, а только о некоторыхъ отдельныхъ вопросахъ. Въ теперешнемъ сочиненiи некоторые изъ этихъ отдельныхъ вопросовъ подверглись совершенно новому изследованiю; относительно другихъ, особенно о теорiи авторитета, я придерживаюсь повсюду прежняго сочиненiя; но большая часть того, что содержится въ предлагаемой теперь книге, или совершенно отсутствуетъ въ прежней, или переработана. Теперь, когда я закончилъ эту работу, и время давно сгладило красныя нити моей мысли и моего изученiя, я чувствую съ особой силой, какъ мало выполнилъ изъ того, что задумывалъ, не говоря уже о томъ, чего можно было бы требовать отъ сочиненiя, носящаго почетное названiе этики. Я опасаюсь также, что въ этой книге найдутся те или иныя положенiя и места, которыя должны быть поставлены на личный счетъ автора и которымъ не удалось дать научной формы и обосновы. Но съ сочиненiями этого рода иначе и быть не можетъ. Кроме того, я долженъ здесь выразить нечто такое, что въ глазахъ предубежденнаго читателя можетъ быть, явится большой ересью. Я желаю, чтобы философiя и въ особенности этика обладали наивозможно большимъ научнымъ характеромъ и я, по мере моихъ силъ, работалъ въ этомъ смысле. Съ этимъ, однако, стоитъ въ связи особое впечатленiе, произведенное во мне философскимъ изученiемъ съ раннихъ даей моей юности; оно заключается въ томъ, что матерiалъ, охватываемый этимъ изученiемъ, стоитъ въ данномъ случае въ более близкомъ отношенiе къ личности изследователя, чемъ предметы другихъ наукъ. Это, конечно, не мешало тому, чтобы я везде чувствовалъ обязанность обосновать мои воззренiя объектдвно. Гаральдъ Гёфдингъ
Об авторе |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
