Не знаю как миллениалы, а люди старшего поколения, по крайней мере, те, у кого горизонт мышления шире, нежели «дом — работа — развлечения», ощущают, что мир стремительно меняется отнюдь не в лучшую сторону. Но так ли это? Не алармисты ли мы? Не принимаем ли мы «неумолимую поступь прогресса» за «последние времена»? Не проявляется ли в этом просто извечный поколенческий конфликт? Исследование, проведенное Марком Урновым, не дает утешительных ответов на эти и им подобные вопросы. Оно фактически подтверждает, что сбывается столетней давности «пророчество» Шпенглера. Урнов называет происходящие процессы кризисом цивилизации и объясняет почему: «Переход от старой мир-системы к новой — время масштабных качественных изменений экономических и политических отношений между странами, регионами и социальными группами; время неизбежных, и порой весьма острых, столкновений верований, этических и эстетических ценностей, поведенческих норм; время размытых идентичностей, неясных перспектив, тревог, разочарований и надежд. Глубина происходящих перемен делает их весьма болезненными для значительной части современников и позволяет называть такие переходные периоды кризисными». Но ведь кризисы сопровождают всю человеческую историю. Чего ж тут бояться? Тем более некоторые публицисты нас успокаивают тем, что Европа (Запад) всякий раз преодолевала кризисы. Однако то, о чем вы прочитаете в книге, которую держите в руках или видите на экране монитора, к несчастью, не позволяет повторить слова Л. Толстого о Л. Андрееве: «Он пугает, а мне не страшно». Лично мне страшно. Не за себя. За детей и внуков. М. Урнов, опираясь на статистические выкладки и социологические исследования, показывает, что чувство конца привычного мира нас не обманывает. И дело не в том, что новое нарастает по экспоненте (что уже делает жизнь мало комфортной), а в том, что это новое имеет эсхатологический привкус. Естествен вопрос: почему? Читая Урнова, понимаешь, что молодой Маркс был прав, сказав, что «теория (обычно говорят — идея) становится материальной силой, как только она овладевает массами». Именно идеи — левые идеи, только замаскировавшиеся под либеральные, издавна бомбардируя Ядро, сумели-таки привести к нынешнему его состоянию, когда оно утеряло, по словам Урнова, «перевес в жесткой и мягкой силе над не входящими в него странами». Как конституционалист я вижу здесь некоторый парадокс. Мыслители, начиная с древнегреческих и до начала XIX в., не жаловали демократию. Они, главным образом, боялись ее охлократических зерен, прорастающих на почве принципа большинства. Тем не менее, демократия обрела сегодняшний респектабельный вид и даже стала, по П. И. Новгородцеву, «своего рода религией». Это случилось благодаря соединению демократической формы с гуманитарными идеями. И вот, теперь мы видим, что старинные опасения становятся реальностью. Только не из-за мажоритаризма, а миноритаризма. Меньшинству (!) удалось (как — отдельный разговор) навязать обществу представления о правах человека как о не ограниченной моралью категории и, абсолютизировав принцип равенства, дискредитировать его. Вот уж поистине: «Когда за любовью уходит и справедливость, начинают говорить о равенстве и подразумевают безнравственность, то есть изгнанную нравственность подменяют порочностью. На могиле любви вырастает справедливость, на могиле справедливости растет равенство» (св. Николай Сербский). …Единственное, что сегодня дает надежду, так это то, что само слово «кризис» не имеет какой-то определенной коннотации, т. е. перелом может оказаться и к худшему, и к лучшему. Вот почему так значимы и исследование М. Ю. Урнова, и подобные ему. Будучи сами лишены эмоциональных суждений и оценок, они воздействуют как раз на эмоциональную сферу, пробуждают волю к действию (надеюсь, что среди читателей окажутся и те, кто участвует в принятии решений). На кону действительно судьба цивилизации. М. А. Краснов, доктор юридических наук, ординарный профессор НИУ ВШЭ
Судя по первым двадцати годам нынешнего столетия, оно вряд ли будет спокойным. Похоже, что мир вступил в эпоху глобального кризиса — кризиса цивилизации, которая начала обретать более или менее четкие контуры примерно в середине XV века (то есть в период, иногда называемый Эпохой великих географических открытий) и окончательно оформилась в XIX веке. В терминах мир-системного анализа этот кризис может быть описан как постепенная утрата Ядром мир-системы (совокупностью стран, часто именуемой Западом и включающей Западную Европу, Северную Америку, Австралию и Новую Зеландию) способности определять глобальную политическую, экономическую и культурную динамику и служить странам Периферии (остальному миру) примером для подражания. В перспективе этот кризис приведет к возникновению новой мир-системы с новой конфигурацией Ядра и Периферии. В настоящее время кризис находится на начальной стадии, когда уже наблюдается устойчивое ослабление позиций существующего Ядра, но еще не вполне четко просматривается конфигурация нового Ядра. Хотя присутствие в нем Китая сегодня достаточно очевидно. •По большей части кризисные процессы стали явно прослеживаться с середины XX века. Речь идет о снижении потенциалов жесткой и мягкой силы стран Ядра относительно Периферии. Динамика некоторых показателей жесткой силы • ВВП: в 1950–2020 гг. доля ВВП стран Ядра в мировом ВВП снизилась с 56 до 31 %. •Население: за тот же период удельный вес населения стран Ядра в населении мира уменьшился с 19 до 11 %. •Военные расходы: в течение 1990–2010 гг. доля стран Ядра в суммарном объеме расходов на оборону всех стран мира равнялась 63–65 %; между тем, в 2100–2018 г. она сократилась до 53 %. Динамика некоторых показателей мягкой силы •ВВП на душу населения: в 2000 г. соотношение этих показателей Ядра и Периферии составляло 6 : 1 в пользу Ядра. К 2020 разрыв сократился до 4 : 1. К 2040 г. он, согласно прогнозам, уменьшится до 3 : 1. •Продолжительность жизни: в начале XX века средняя продолжительность жизни в странах Ядра была на 23 года выше, чем в странах Периферии. К началу XXI века разрыв сократился до 11 лет. В 2020–2025 гг., судя по медианному прогнозу ООН, он составит 9 лет. •Основные причины изменения баланса сил между Ядром и Периферией: •освоение странами Периферии промышленных, управленческих и медицинских технологий, а также элементов трудовой этики и потребительских установок стран Ядра; •кризисные процессы в странах Ядра. •Важнейшими проявлениями кризиса в странах Ядра являются: •снижение рождаемости как результат изменений в системе ценностей, которые могут быть названы культурной легитимацией бездетности; •готовность значительной части населения Запада (особенно лево-ориентированного и политически равнодушного) с одобрением или, как минимум, с благожелательным нейтралитетом относится к идее порочности Западной цивилизации; •активизация радикальных и экстремистских движений, стремящихся к тотальной «переоценке ценностей» и провоцирующих взрывы политического насилия. •Значимое последствие снижения рождаемости в странах Ядра — рост в населении этих стран доли мигрантов из стран Периферии. В 1990–2019 гг. доля мигрантов, постоянно проживающих в странах Ядра, увеличилась с 6 до 13 %. К 2050 г. она может достигнуть 20 %, а к 2100 г. — 40 %. •Приток мигрантов способствует усилению в странах Ядра политического влияния сообществ, тяготеющих к культурам стран Периферии и негативно относящихся к Западу. •В последние десятилетия в этих сообществах сформировались экстремистские организации, которые ставят своей задачей разрушение Западной цивилизации (например, BLM/AADL) и являются организаторами этнических мятежей. •Жизнеспособность организаций вроде BLM/AADL во многом обеспечивается нейтралитетом, а то и поддержкой со части Западного общества, склонного к культурной дисмофомании и готового считать этнические мятежи естественными аспектами политического процесса. •С учетом всего происходящего можно предположить, что в середине XXI века формирование новой мир-системы перейдет из начальной фазы в фазу активную, заметно более конфликтную, чем нынешняя. *** Не стоит думать, что цивилизационный кризис каким бы то ни было образом благоприятен для России. Географически Россия представляет собой «пограничье» слабеющего Ядра, которое отделяет его от наиболее активных зон роста Периферии — Китая и Исламского мира. Китай и Исламский мир имеют территориальные претензии к России, а также претензии к ее статусу в мировой политике. Спокойствие по периметру южных границ России до последнего времени обеспечивалось не только наличием у нее термоядерного оружия, но и фактом существования Запада, интересы которого в отношении России не совпадают с интересами Китая и мирового Ислама. Между тем, Запад слабеет, а мощь Китая и мирового Ислама растет. Вопрос о том, каких именно событий в ближайшие 2–3 десятилетия следует ожидать в отношениях между Россией и ее ближайшими соседями по Периферии, нуждается в специальном исследовании. Но то, что ситуация будет неспокойной, ясно и без исследования.
![]() Окончил факультет международных экономических отношений МГИМО МИД СССР (1970). Кандидат экономических наук (1975), доктор политических наук (2008). В 1994–1996 гг. — начальник Аналитического управления Президента РФ. В 1997–2000 гг. — первый заместитель руководителя Рабочего центра экономических реформ при Правительстве РФ. В 2004–2010 гг. — декан факультета прикладной политологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ). В настоящее время — заслуженный профессор НИУ ВШЭ.
Автор и руководитель многих крупномасштабных социологических исследований, посвященных структуре российского массового сознания (ценности, политические и социально-экономические взгляды); политическому сознанию российских интеллектуальной и политической элит; проблеме «утечки умов» из России; ценностным ориентациям, мотивации и стилям управления менеджеров России, Великобритании и Японии; корпоративной культуре российских корпораций. Автор 10 книг и более 300 статей по политическим и экономическим проблемам постсоветской России, социальной структуре российского общества, политическому прогнозированию и политической теории. |