Хайтун С.Д. СОЦИУМ против ЧЕЛОВЕКА:
Законы социальной эволюции. Изд. стереотип.

Оглавление

Введение

В последнее время резко возрастает интерес к феномену социальной эволюции, и всегда-то привлекавшему внимание исследователей. Оно и понятно – социальная эволюция ускоряется, становясь все более заметной буквально на глазах одного поколения. На протяжении XX в. происходили колоссальные социальные изменения, которые зачастую воспринимаются людьми как непонятные и угрожающие. Мы хотим понимать, что? происходит с нами и что? нас ожидает впереди.

В настоящей книге, написанной в развитие монографии [Хайтун, 2005а], социальная эволюция анализируется не сама по себе, но в тесной связи с неорганической и органической эволюцией. Другими словами, автор придерживается подхода, который называется универсальным эволюционизмом (Big History) и в рамках которого осуществляется сквозное рассмотрение эволюции всего наблюдаемого мира – от Большого взрыва нашей Метагалактики до био- и ноосферы на Земле. В отечественной литературе универсальный эволюционизм иногда обозначается как глобальный.

Хотя неорганические, органические и социальные явления имеют разную природу, основные законы эволюции для них едины. Я не разделяю веры некоторых исследователей в то, что социальное можно объяснить только через социальное. Сопоставление социальной эволюции с неорганической и органической позволяет понять, какие черты социальной эволюции "необязательны к употреблению", имея привходящий характер, а какие являются проявлением общих законов эволюции, игнорируя которые социум обрекает себя на гибель, подобно тому как мы обрекаем себя на гибель, пренебрегая законами тяготения.

Вместе с тем я не разделяю и веры других авторов в возможность описания социальных явлений средствами физической теории. Имеет место эмпирический факт, который представляется фундаментальным: физики предпринимали уже множество попыток описать социальные явления средствами физики, однако это им до сих пор не удалось. Отрицательный результат этого затянувшегося на десятилетия эксперимента по проверке исходной гипотезы (социальные явления могут быть описаны физическими средствами) заставляет нас сделать вывод о ее ошибочности. Поэтому при описании социальной эволюции мы будем уклоняться от применения физического языка как чреватого физикалистскими стереотипами. Другое дело, что некоторые, казалось бы, сугубо физические понятия имеют смысл и за пределами физических явлений. К числу таких понятий общего потребления, которые могут быть использованы в рамках универсального эволюционизма, относятся, в частности, понятия взаимодействий и фракталов. Точно так же за пределы биологии может быть распространено понятие метаболизмов.

Физики говорят о взаимодействии частиц, составляющих физические системы, и о взаимодействии самих физических систем, которое в обоих случаях осуществляется посредством полей взаимодействий – электромагнитных, гравитационных, сильных и слабых. В физике фигурируют также формы взаимодействий – электромагнитные, гравитационные, тепловые и т.д., количественной мерой которых является энергия – электромагнитная, гравитационная и т.д. В самом общем смысле взаимодействия выступают как материя (понятие взаимодействий синонимично понятию материи), а паттерны взаимодействий – как материальные. Биологические и социальные системы также являются материальными, так что биологическими и социальными могут быть и взаимодействия, т.е. понятие взаимодействий является не только физическим, но и биологическим и социальным.

Не все формы взаимодействий могут быть охарактеризованы количественно (не все явления допускают количественное описание и не все величины имеют количественный смысл), так что понятие энергии в общем случае к биологическим и социальным взаимодействиям неприменимо. Однако в качественном смысле понятие взаимодействий распространяется на материальные системы любой природы, применительно к которым можно говорить также об интенсивности взаимодействий. Это справедливо, в частности, и в отношении социальных систем, взаимодействия в которых могут быть производственными, экономическими, культурными и т.д.

Метаболизмами принято называть процессы потребления вещества и энергии живыми организмами, или, что то же самое, осуществляемые ими превращения друг в друга разных форм вещества и энергии. Однако превращения вещества и энергии происходят и в неорганических материальных системах – физических, химических, социальных. Это позволяет нам распространить понятие метаболизмов на материальные системы любой природы, понимая под ними (метаболизмами) процессы превращения друг в друга разных форм взаимодействий. В этом (универсальном) смысле понятия взаимодействий и метаболизмов пересекаются – можно говорить об интенсивности взаимодействий, а можно– об интенсивности метаболизмов.

На материальные системы любой природы распространяется и понятие фрактала. Представления о фрактальности наблюдаемого мира стали, быть может, главным достижением науки второй половины XX в. Дискретность наблюдаемого мира, воспринимаемая нами как системность, т.е. как большая или меньшая обособленность одних фрагментов мира от других, порождается именно его фрактальностью.

Сегодня благодаря синергетике доминируют представления о фракталах как пространственных структурах, степень обособленности которых друг от друга определяется расстоянием между ними. Мы обобщаем эти представления на непространственные фракталы. В этом случае система расщепляется на множество иерархически организованных подсистем, разделяемых непространственными "барьерами", в качестве которых выступают клеточные и субклеточные мембраны, клановые и этнические границы и т.д. Пространственные фракталы чаще встречаются в неорганическом мире, для органического же и социального миров более характерны непространственные фракталы. Если учесть, что фракталы могут быть и непространственными, то фрактальным оказывается практически весь наблюдаемый мир.

Четверть века назад автору этих строк выпало открыть феномен негауссовости социальных явлений. Тогда я противопоставил социальный мир природному, органическому и неорганическому. Факты заставили меня скорректировать первоначальную точку зрения, негауссовые распределения встречаются в природе значительно чаще, чем я считал ранее. Сегодня я полагаю, что негауссовые распределения генерируются фракталами и потому характерны и для неорганического мира, и для органического, и для социального.

Назову основные пункты авторской версии универсального эволюционизма.

1. Закон возрастания энтропии. Является физической проекцией общего закона эволюции, определяющего ее направление. Энтропия реальных систем (в отличие от энтропии отдельно взятого математического распределения) не является мерой беспорядка, почему эволюции наблюдаемого мира в сторону усложнения не приходится "преодолевать" рост энтропии. При рассмотрении органической и социальной эволюции, тем не менее, желательно обходиться без понятия энтропии, влекущего за собой груз физикалистских стереотипов.

2. Вектор универсальной эволюции. Образует мутовку компонент:

3. Движущая сила эволюции. Следуя автогенетическим традициям, я полагаю, что взаимодействия (материя) сами (сама) по себе являются (является) движущей силой эволюции, которая не нуждается, таким образом, в специальных движителях.

4. Эволюционная роль среды. В противовес эктогенетическим концепциям эволюции (дарвинизм из их числа), я считаю, что эволюционировать может и изолированная система (скажем, замкнутая метагалактика). Я полагаю вместе с тем, что общая направленность эволюции в сторону роста связанности "всего со всем" приводит к эволюционному возрастанию роли открытых систем, являющихся друг для друга средой.

5. Фрактальность эволюции. Проистекает из фрактальности наблюдаемого мира. Проявляется прежде всего в том, что эволюция реальных систем осуществляется дискретно/непрерывно через каскад точек ветвления. Мутовками происходит, в частности, и социальная эволюция.

Авторская эволюционная концепция приводит к выводам относительно социальной эволюции, парадоксальным с точки зрения традиционного подхода, в котором социальная эволюция анализируется отдельно от неорганической и органической. Вопреки русским космистам и П.Тейяру де Шардену, человек – это не главная цель и итог эволюции, но всего лишь ее промежуточный финиш на одной из ветвей биологической мутовки разумных существ, к которым могут быть отнесены многие населяющие Землю животные. Обобщение понятия разумного существа, которое обладает сознанием, в понятие "разумной системы", которая в общем случае сознанием не обладает и которая, тем не менее, ведет себя как разумная система (к "разумным системам", например, могут быть отнесены достаточно развитые бюрократические структуры, проявляющие вполне "разумную" склонность работать на себя, парируя атаки извне), еще более рельефно показывает, что при поиске собратьев по разуму мы до сих пор руководствуемся слишком антропоморфными представлениями.

Как известно по органической эволюции, в теории которой большое место занимают концепции (нео)катастрофизма, создавая относительно кратковременное стрессовое давление на эволюционирующие системы, катастрофы способны вызвать их эволюционный рывок. Социальный мир продвинулся в эволюции дальше органического, почему он не только пассивно переживает сами собой возникающие катастрофы внешнего и внутреннего происхождения, но и активно их генерирует, чтобы максимально стимулировать свою эволюцию. "Домашними средствами" ускорения социальной эволюции являются война и рынок. Имеющая спорадический характер, "стреляющая по площадям" и наносящая большой сопутствующий урон, война представляет собой менее эффективное средство ускорения эволюции, чем рынок, обеспечивающий постоянное направленное стрессовое давление на членов сообщества, и потому понемногу вытесняется сегодня последним.

Рынок играет в социальной жизни столь большую роль, что социальная эволюция в значительной степени определяется его эволюцией. В эволюции же рынка определяющими являются взаимоотношения работника и работодателя. Главный сюжет здесь – изменение во времени процента от стоимости продукции, который работодатель выплачивает работнику в виде заработной платы. В XX в. возникла мутовка социально ориентированных политэкономических систем, включающая коммунистическую (номенклатурную), фашистскую и кейнсианскую ветви, последняя из которых оказалась в эволюционном плане наиболее выигрышной, принеся там, где она уже победила, т.е. в странах "золотого миллиарда", разрешение "неразрешимого" противоречия между работником и работодателем. Выяснилось, что всей популяции работодателей выгодно платить работникам побольше, поскольку, увеличивая потребительский спрос, это стимулирует экономическое развитие, приводя к росту прибылей. Обеспечивая максимальную, по сравнению с конкурентными ветвями, интенсивность экономики, кейнсианская ветвь находится на острие вектора эволюции в сторону интенсификации метаболизмов.

Эволюционный прорыв зачастую осуществляется также социумами, задержавшимися на "детской" стадии развития и потому, казалось бы, проигравшими в эволюционной гонке более "взрослым" социумам. Такова социальная проекция феномена неотении, который хорошо известен по органической эволюции и благодаря которому возникли многие органические виды. С привлечением представлений о социальной неотении получают объяснение феномены Ветхого Завета (в развитии религиозных представлений иудеев произошла задержка на стадии тотемизма), Древней Греции (Эллада задержалась на полисной стадии государственного строительства) и Возрождения, которое было стимулировано вольными городами Северной Италии и Северной Европы (в этой связи можно говорить о средневековом дубле "древнегреческого чуда"). Другими словами, цивилизация обязана социальной неотении едва ли не самыми важными событиями в истории своего становления, и, по-видимому, этот механизм еще не раз сработает в будущем.

В основе авторского рассмотрения социальной эволюции лежит ее направленность в сторону интенсификации метаболизмов. Если человечество будет действовать, пренебрегая этим вектором, то рискует погибнуть. В интенсификации метаболизмов, на мой взгляд, и состоит "смысл жизни" социума и человечества в целом. Составляющие социум индивиды этому содействуют, интенсифицируя при этом каждый свои собственные метаболизмы, разнообразие которых нарастает в ходе эволюции. Индивидуальные смыслы жизни объединяет, служа мостиком между ними и "смыслом жизни" социума, стремление к активности, которое самоценно (первично), осуществляется зачастую поперек личного счастья и не может быть объяснено иначе, как направленностью эволюции в сторону интенсификации метаболизмов. Служа общим интересам человечества, "нечеловеческим" в своей прогрессивной основе, люди очеловечивают эти "нечеловеческие" интересы, переводя их на язык индивидуальных ценностей путем придания им формы морально-этических норм. В определенном смысле эволюция – это мера вещей. Поскольку эволюция, из-за ее фрактальности, происходит мутовками, постольку "смысл жизни" человека и социума поливариантен.

Из-за поливариантности (мутовочности) эволюции на нее работает практически всё – и то, что большинством людей полагается нравственным, и то, что считается безнравственным. Поэтому эволюционный подход, казалось бы, сталкивает нас с принятыми в обществе нравственными установками. Выясняется, что на протяжении тысячелетий война стимулировала социальную эволюцию, преступники, расшатывая социальные законы, ускоряют их (законов) "прогрессивное" развитие, а коммунизм и фашизм способствовали выходу человечества в XX в. на кейнсианскую (магистральную) ветвь социального развития (чтобы родилась и победила кейнсианская ветвь, были нужны две другие).

Однако в этих выводах нет нравственной крамолы. Осуществляясь через конкурентную борьбу разных ветвей эволюционных мутовок, эволюция предусматривает не только участие в ней войн, преступников и фашизма, но и борьбу с ними "здоровых сил", и это уже дело каждого из нас – занять ту или иную нравственную позицию, работая на ту или иную эволюционную ветвь. Используя всех – от праведников до бандитов, – эволюция не избавляет каждого из нас от нравственного выбора, предоставляя – по крайней мере в принципе – и критерий оценки всего и вся: в конечном счете более нравственной оказывается эволюционная ветвь, находящаяся на острие вектора эволюции, т.е. обеспечивающая наибольшую интенсивность метаболизмов на возможно более отдаленное будущее.

Эволюционный подход позволяет также переосмыслить проблемы, связанные с ограниченностью ресурсов планеты. Большинство авторов уверены в том, что человечество оказалось сегодня на краю пропасти из-за того, что необдуманно перешло когда-то на индустриальный путь развития. Общество потребления, говорят нам, обречено и должно уйти в прошлое. На мой взгляд, очевидно, однако, что, будучи направленным против вектора универсальной эволюции, сколько-нибудь существенное торможение потребления относительно максимально возможных на текущий момент времени значений принесло бы человечеству гибель. Эволюционная парадигма предлагает выход из сложившейся ситуации в прямо противоположном направлении.

Надвигающаяся катастрофа – рядовая для эволюционирующих систем, подобных в истории биосферы Земли было уже немало. Эволюция происходит в сторону наращивания эволюционных "этажей", причем переход на новый "этаж" происходит, когда исчерпываются эволюционные возможности старого и когда эволюционирующую систему сотрясает кризис. Именно это и наблюдается сегодня. Судя по всему, в ближайшие 100–150 лет человечество ожидают радикальные перемены, связанные с переходом эволюции на очередной эволюционный "этаж". В точности предсказать, какими будут эти перемены, невозможно из-за фрактальности эволюции. Мы пытаемся, тем не менее, наметить в книге некоторые из них. Укажем здесь одну из них.

Вызываемое человеком тепловое загрязнение среды способно вызвать гибель развитых форм жизни уже через 300 лет, когда удваивающееся каждые 27,5 лет потребление энергии сравняется с достигающей Земли солнечной энергией, катаклизмы же могут начаться существенно ранее. Решение проблемы автор видит в переходе к энергетике, которая будет построена на круговороте тепла и которая заставит нас устанавливать оптимальную температуру на поверхности Земли "руками". Переход к тепловой энергетике принесет одновременно и разрешение энергетического кризиса, связанного с истощением традиционных энергоресурсов.

Об авторе

Хайтун Сергей Давыдович

Кандидат физико-математических наук, до мая 2016 года — ведущий научный сотрудник Института истории естествознания и техники РАН. Автор более 200 научных публикаций и книг, среди которых издаваемые в издательстве URSS: «Механика и необратимость», «История парадокса Гиббса», «От эргодической гипотезы к фрактальной картине мира: Рождение и осмысление новой парадигмы», «„Тепловая смерть“ на Земле и сценарий ее предотвращения» (в двух частях), «Наукометрия: состояние и перспективы», «Феномен человека на фоне универсальной эволюции», «Социум против человека: Законы социальной эволюции», «Номенклатура против России: Эволюционный тупик», «Кризис науки как зеркальное отражение кризиса теории познания: Кризис науки», «Кризис науки как зеркальное отражение кризиса теории познания: Кризис теории познания», «Инвективы против закона возрастания энтропии, усиленные гипотезой о фрактальности Вселенной», «Гипотеза о фрактальности Вселенной: Истоки. Основания. 24 следствия», «XXI век: На пути к новой научной картине мира», «Закон возрастания энтропии: Историко-научные корни фейка», «Фундаментальное противоречие науки: Склонность к социопатии и другие профессиональные изъяны ученых, угрожающие цивилизации».