|
ОГЛАВЛЕНИЕ
Экскурс в методологию
В этой книге нет ни одного придуманного автором, сочинённого примера. Признаемся, что такая методологическая установка была принята не сразу. Обобщая собранный материал, поначалу время от времени мы пользовались данными "собственного бессознательного". Но когда сочинённые реплики расположились бок о бок с подлинными, искусственность первых сразу же бросалась в глаза, тем более что недостатка во "внешнем материале" не было (по принципу: чем дальше в лес -- тем больше дров). Пришлось отказываться от "своего" материала, Более того, только принявшись за специальную монографию по разговорной речи, мы поняли, как много идёт мимо ушей филолога. Но перестраивать пришлось не только слух. Под методологией исследования в последние годы всё чаще имеют в виду опору на предшественников, цитатные пласты, фамилии, фамилии, фамилии. Надо отдать должное отечественной филологической школе, приучающей молодого исследователя штудировать труды праотцов, искать момент зарождения истины и щедро воздавать дань тому, что уже исследовано. При подготовке кандидатской диссертации, конечно же, так быть и должно, однако при анализе докторских ловишь себя на желании поскорее добраться до авторского, оригинального. При написании монографий в ситуации интенсивного, как сейчас, развития лингвистических знаний уважение к методологии исследования требует не только и не столько выстраивания иконостаса, сколько... Приостановим свою мысль. Мы всю жизнь много цитировали и продолжаем требовать и от себя, и от аспирантов, и от докторантов соблюдения пиетета. Проблемное поле не может быть сугубо авторским, но откуда же тогда горькая ирония про иконостас? Дело в том, что стремительное, широко ветвящееся развитие современной лингвистики и вообще филологии именно сейчас выстраивает принципиально новую задачу размежевания общего анализа и частного прорыва. Необходимы издания особого жанра -- так называемые АНАЛИТИЧЕСКИЕ ОБЗОРЫ степени и качества исследования той или иной проблематики. В статьях, монографиях, КД и ДД при развитости такого жанра аналитического обзора высвободилось бы место для большей аргументации личных идей автора, для расширения корпуса "примеров", для высказывания сомнений, для описания реальных, а не декларативных, как это иногда бывает, методик. Пока же всего этого нет, подчеркнём, что методология монографий именно сейчас нуждается в обеспечении изначальной прозрачности позиций, особенно если эти исходные (а на самом деле итоговые, полученные в процессе анализа!) позиции "слегка" противоречат сложившимся научным парадигмам. Итак, прежде чем излагать гипотезы исследования, определим некоторые методологические повороты, имеющие отношение и к сбору материала, и подходам к нему. ШИРОТА, РЕГУЛИРУЮЩАЯ ГЛУБИНУ ЧАСТНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ. Назвав монографию "Современная речь", мы обрекли себя на отражение "всего", но такое отражение рискует лишиться глубины, основательности подхода. Книга с подобным названием скорее будет тянуть на учебное пособие, тогда как монография предполагает серьёзную разработку, как правило, более узкой темы. Действительно, о чем бы мы далее ни писали, будь то обращения, метонимия, цитация, словотворчество, любой аспект характеризуется уже состоявшейся наработкой мощных теоретических пластов. Погружение в глубь той или иной темы может обернуться уходом от разработки специфики разговорного дискурса, от выстраивания шкалы признаков. Полагаем, что широта охвата материала, точнее его охват, прежде всего, по широте, без пошаговых погружений в традиционные вопросы, тоже может принести некоторое новое понимание в освещение затрагиваемой проблематики. СНЯТИЕ ПРИОРИТЕТА ЭЛЕМЕНТА НАД ЦЕЛЫМ. Конечно же, мы утрируем ситуацию, никто не смешивает элемент и целое, однако... Вспоминаются давние ещё споры по поводу художественного стиля речи. Если в художественном произведении встречается и термин, и разговорное слово, и публицистический пассаж, и... (далее со всеми остановками!), логично ли как особый стиль выделять стиль художественной литературы? Победила точка зрения в защиту отдельности, своеобразия, "особости" художественного стиля. Пусть даже в этом стиле много иностилевого, но, собираясь писать рассказ, мы в своём языковом сознании подготавливаем иной несколько инструментарий по сравнению, скажем, с заметкой в газету даже при условии тождества темы. Это хорошо знают лингвисты, занимающиеся в параллель научному ещё и художественным творчеством. Аналогичная дискуссия по принципу "целое, зависящее от элементов", сейчас нередко возникает при излишней дифференциации разговорной речи вообще и устной разговорной речи. Посвящая свою монографию разговорному дискурсу и понимая, что "разговорщина" проникает в газету, политический дискурс, научный стиль, с одной стороны, а с другой, соглашаясь, что устная речь может содержать элементы отнюдь не разговорные, мы, тем не менее, утверждаем, что разговорное -- это, как правило, устное. Элемент есть не более чем элемент, и даже обилие элементов (или их яркость) не влияет на понимание целого как нечто такого, что всегда превосходит совокупность частей. Вот почему в своей работе мы снимаем необходимость постоянного напоминания, что, де, фиксируется устная форма речи, степень спонтанности которой бывает, конечно же, различной. Ситуации полуспонтанности, подготовленности при подаче примеров в данной книге специально обговариваются ещё раз: разговорное -- это то, как мы говорим. При таком первом приближении нет необходимости подчеркивать устную форму высказываний. При втором приближении, когда разговорное "командируется" в письменные формы речи, оно развивает в себе некоторые модельные черты, и заключительные параграфы монографии посвящены такому проникновению, вплоть до использования разговорного фрагмента в позиции эпиграфа. ПОДЧЕРКИВАНИЕ ГРАНИЦЫ МЕЖДУ РАЗГОВОРНЫМ И ПРОСТОРЕЧНЫМ. Следующее методологическое предварение к тексту связано с традицией, не всегда даже осознаваемой, собирать, описывать, исследовать разговорные формы вкупе с просторечием. Уважение к "простому народу", фиксация речи кого угодно вплоть до деклассированных элементов общества (но только не разговорной речи аристократов нации, но только не речи интеллигентов!) привела, во-первых, к экспансии признаков, когда частное распространялось на весь разговорный дискурс, во-вторых, к искажению характеристик речи "простого народа", оказывающегося в искусстве своего слова далеко не простым. С этим связан напрямую и следующий пункт в методологическом предварении исследования. УСТРАНЕНИЕ ДИСПРОПОРЦИИ В МОДЕЛЬНОМ МАТЕРИАЛЕ. Любое, даже многостраничное, научное описание разговорного дискурса не способно включить всего массива примеров, а любой отбор примеров придаёт им модельные свойства, типизируя иллюстративный материал. Языковой негатив в настоящее время исследуется на порядок глубже и основательнее языкового позитива. Сошлёмся на ряд исследований: И.В.Миляева. ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ ДИРЕКТИВ [Здесь и далее выделено нами. -- В.Х.] в коммуникативно-целевом аспекте. Дис. ... канд. филол. наук. -- Тула, 2004; И.В.Козельская. Синтаксическая структура и компонентный состав диалектных устойчивых выражений со значением НЕДОБРОГО ПОЖЕЛАНИЯ как отражение мировосприятия носителей говоров. Дис. ... канд. филол. наук. -- Орел, 2004; А.В.Цыбулевская. ЭМОТИВНЫЙ АРГОТИЧЕСКИЙ ЛЕКСИКОН. Дис. ... канд. филол. наук. -- Ставрополь, 2005; О.В.Коняхина. Контекстуально обусловленные лексические средства НЕГАТИВНОЙ ХАРАКТЕРИСТИКИ человека. Дис. ... канд. филол. наук. -- Тамбов, 2005; О.В.Саржина. Русские ИНВЕКТИВНЫЕ имена: комплексный анализ. Дис. ... канд. филол. наук. -- Томск, 2005. Обратим внимание на заключительную синтагму в заглавии второй из указанных работ: как отражение мировосприятия носителей говоров. Негативный материал настолько велик и разнообразен, что претендует на ключевые характеристики. Приведём, однако, сентенцию одного композитора, прозвучавшую в радиопередаче: Зла больше в мире, но качество добра такой высокой пробы, что зло бессильно. Количественно (и интонационно!) сравнивать языковой негатив и позитив сложно и спорно потому, что надо учитывать неизученность и несобранность самого языкового позитива. Вспомним хрестоматийное: русский язык возник на основе двух языков: церковнославянского и древнерусского. Церковнославянский язык, в недрах которого, кстати, и сосредоточивались, прежде всего, позитивные символы и смыслы, плохо коррелировал... с советской властью, хотя впоследствии идеология пыталась наверстать упущенное в высоком штиле, но залатать языковую ткань сознания вкупе с коллективным бессознательным весьма непросто, всё это требует протяжённых временных пространств. Социолингвистика вполне может включать в себя и исследование на языковом уровне процесса "отмены религии" и соответственно ещё и под этим углом анализ расцвета просторечия и "грубословия". В своём исследовании (сборе материала и его интерпретации) мы делаем ставку в первую очередь на нейтральные и положительные смыслы в современной речи. Положительное, кстати, и сейчас характеризуется величайшим многообразием конкретных проявлений, но внимание к негативу подчас нейтрализует восприятие таких проявлений хорошего в речи не только со стороны самих носителей языка, но и со стороны исследователей разговорного дискурса. Диспропорции касаются не только плюса и минуса, но дефицита определённых речевых блоков, отражающих эвристические, эстетические "изюминки" высказывания. В этом отношении интересно сделать экскурс в диалектологию. Долгое и скрупулёзное отслеживание названий предметов и их деталей, наименований людей по различным признакам слабо сопровождалось или вообще не сопровождалось, во-первых, фиксацией слов, совпадающих с литературным языком, за счёт чего выпадали абстрактные понятия, многие из которых позитивно отсвечены (нежность, любовь, материнство, душа, забота, трудолюбие). Во-вторых, сбор диалектного материала не сопровождался фиксацией психотерапевтических метафор (образов, подсказывающих поведение), речевых клише, цитат, многие из которых обогащали речевую коммуникацию изысканными смыслами и символами. Вопрос не так прост: фиксируй "всё" -- ускользает диалектное своеобразие, но сосредоточься на диалектизмах -- представление о соответствующей культуре этноса неминуемо окажется ущербным. Мы пришли к этому печальному выводу, читая подряд материалы Программы создания Лингвистического атласа. Нечто подобное, искажающее восприятие подчас даже специалиста, происходит и с устной разговорной речью, если не задаваться целью (специальной целью!) фиксировать положительное, которое имеет место быть, но которого часто не видят даже профессионалы. Коль скоро, по А.А.Ухтомскому, доминанты не направлены на объект, то объект скрывается от наблюдения... Впрочем, дело не только в методологии. Необходимость коррекции исходных установок возникла по вполне серьёзным причинам, открывающим "печали положительных смыслов". Об авторе
 Харченко Вера Константиновна Доктор филологических наук, профессор. Профессор кафедры русского языка и русской литературы Белгородского государственного национального исследовательского университета. Занимается теорией метафоры, разговорной речью, лингвосенсорикой, а также лексикографией детской речи и цветообозначений.
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||