|
Анонс
 По номинации "Научно-популярные книги и статьи", популяризирующие среди детей и взрослых достижения науки в области естествознания (сайт www.moipros.ru/concurs_moip/) Отзыв
Работу Вашу прочел "залпом". Это самое лучшее, что в последние годы прочел по естествознанию. Скорее всего, из-за полного отсутствия работ, где авторы знают и пользуются методологией Гегеля, его Логикой (с Большой буквы). Думаю, что данная книга станет своеобразной светлой звездочкой в необъятно широком море темных механистических взглядов на Природу, хотя и бытует мнение, что сам Гегель – темный. Здесь он светлый. Материал изложен с большим чувством юмора. Читая его, во многих местах я смеялся до слез над вскрываемой автором абсурдностью устоявшихся и привычных в современном естествознании понятий. Читателю предстоит встреча с работой большой научной значимости, и особенно,
– еще раз отмечаю, – методологической.
Доцент Государственного университета управления,
лауреат Государственной премии СССР, кандидат технических наук
А.С.Чуев
Содержание
Слово Гегелю:
"Знаменитое разложение сил" у Ньютона свидетельствует
"о полном отсутствии чувства природы"
Гегель. "...если Ньютон хотел говорить о математических отношениях, то непонятно, почему он вообще употребляет слово "силы": ведь математика занимается только количественными отношениями явлений, исследование же силы относится в область физики. Но Ньютон, вполне уверенный, что он всюду определяет соотношение сил, возвел полуфизическое, полуматематическое здание, в котором не так-то легко различить, что относится к физике и действительно является шагом вперед в этой науке" [25, 239–240]. "...законы, выдаваемые за законы обеих этих сил (центростремительной и центробежной. – Л.Ф.), суть на самом деле математические законы движения, лишь получившие несвойственное им обличие и название физических сил" [25, 251]. "...все эти различные силы – только пустые названия, без которых лучше было бы обойтись, ибо из пустоты этого различения и возникли вся путаница и нелепость в объяснении явлений" [25, 245]. "...нельзя смешивать то, что относится к свойственным математике формальным принципам познания, с физическими точками зрения, нельзя приписывать физическую реальность тому, что обладает реальностью только в области математики" [25, 239]. И как Обращение к Потомкам. К нам с Вами, – "та физическая форма, в которую он (Ньютон. – Л.Ф.) облек свои математические рассуждения, должна быть отделена от них, и философии надлежит решить вопрос об истинном в ней" [25, 252]. Гегель. Об орбитах планет. (Философская диссертация. 1801) Два столетия С Юбилеем, Господа! Вернемся к Эйнштейну, – не то ли имеем? Гегель говорит о нелогичности физических истолкований математических рассуждений Ньютона, – относительно "Теории относительности" мы говорим о невозможности физического истолкования. Аристотель, обращаясь к тем же сферам, куда через два тысячелетия обратят взоры Эйнштейн и Ньютон, писал в работе "О небе", – "даже небольшое начальное отклонение от истины умножается в рассуждениях, отошедших от нее в дальнейшем тысячекрат" [3, 274]. Физическая форма
Профессор не должен выходить на кафедру, если не готов изложить
суть предлагаемой теории без обращения к математике.
Из правил хорошего тона университетской педагогики XIX века. Достал этот Ньютон Гегеля своей физической формой. Мало посвятить ей работу, в которой заявляет о себе научному сообществу, так ведь и в "Логике", и в "Философии природы" Гегель чуть ни что к ней так и возвращается. Что это, кстати, такое, – "физическая форма"? На современном языке это наглядная модель природных процессов, рассматриваемых данной теорией. Сейчас, по прошествии двух веков, в значении физическая форма употребляется выражение физический смысл, реже – физическая интерпретация. Происхождение термина явно указывает на такое выражение теории, в котором рассматриваемые процессы можно физически осязать, т.е. отражать в сознании мысленный образ рассматриваемого объекта или хотя бы его отдельные стороны. С выделением в теории понятия физической формы сталкиваемся мы уже у Галилея. Хотя последний и согрел душу позитивизма словами, что Господь писал книгу природы языком математики, но вспомнить не грех, что сам Галилей выделял в структуре естественной науки три слоя: Последний и есть – физическая форма, – на языке Гегеля. С ней, с физической формой, или наглядной моделью теории всемирного тяготения Ньютона, Гегель не согласен. Заслуг Ньютона, особенно в развитии математики, Гегель не отрицает, хотя и здесь у него есть определенные претензии. Но главное не в этом: математические расчеты, или, как он их называет, – математические рассуждения Ньютона, – Гегель предлагает отделить отложного, – от объяснения Ньютоном феномена стремления тел в направлении друг друга, названного им – всемирным тяготением. Переходя на язык философии, вопрос ставится о гносеологической ошибке при построении Ньютоном физической модели процесса тяготения, – "физической формы" в терминологии Гегеля. Гносеологическая ошибка свойственна этапу познания и заключается в некорректной (нелогичной) интерпретации фактов при построении теории. И это совсем не редкость. Каждый новый факта опыта вызывает едва ли не десяток гипотез объяснения. Побеждает, утверждается в науке, в конце концов, одна, к сожалению, как показывает история, не всегда верная. Классический пример гносеологической ошибки имели мы как раз в рассматриваемой сфере естествознания, – это геоцентрическая модель солнечной системы. Гео и гелиоцентрические модели солнечной системы, – пример возможности построения двух различных и в то же время достаточно убедительных (для своего времени) физических моделей, объясняющих одни и те же факты опыта, – две различные "физические формы" одной и той же теории. И что надо отметить особо, – при одной и той же их математической составляющей. Вспомним, с чего сыр-бор загорелся? – искали Греки объяснение смены дня и ночи, – во, чем занимались! Были разные предположения, Коперник, кстати, пришел к созданию гелиоцентрической модели, заинтересовавшись, что подобным образом, за 400 лет до Птолемея объясняли смену дня и ночи пифагорейцы, – Д.Лейзер [51, 28], – из-за вращения Земли ее сторона, обращенная к Солнцу (Гелиосу), постоянно меняется, что и является причиной регулярной смены дня и ночи. В конце концов, эта модель и утвердится, ...через два тысячелетия. На рубеже эры победила другая модель, характерная для геоцентрической системы Птолемея, – неподвижная Земля (Гея) в центре, вокруг нее вращается Солнце, – вот вам и регулярная, закономерная смена дня и ночи. Очень, кстати, стройное доказательство. Для своего времени. Лишь через полтора тысячелетия заметят, – ошибочка вышла. Гносеологическая, – не математическая. Что же до математики, то Птолемей был, как и Ньютон, великим математиком. Он принадлежал к школе, возглавляемой Аристотелем, и "Наивысшим достижением этой школы стал труд Клавдия Птолемея, опубликованный примерно в 150 г., которому арабские астрономы средневековья дали название "Альмагест" (что значит "величайший"). Астрономические наблюдения Птолемея и их геометрическое толкование по своей точности и полноте оставались непревзойденными на протяжении четырнадцати веков, вплоть до работ Тихо Браге и Иоганна Кеплера", – Д.Лейзер [51, 43]. Потребовалось полтора тысячелетия, чтобы накопились опытные данные, указывающие на истинность гелиоцентрической системы. Об этом Гегель и говорит, – в теорию всемирного тяготения Ньютона вкралась гносеологическая ошибка. Надо отделить от математических рассуждений Ньютона наглядную модель, – "физическую форму" теории, и разобраться в ее истинности. В голове только не укладывается, – как можно здесь по другому? Но и гелиоцентризм полторы тысячи лет в голове не укладывался. И доводы приводились просто неотразимые, – крутись, мол, Земля, такой бы ветер стоял! Да мы бы попадали на другой стороне вниз головой! Интересная тема, жаль от основной нельзя уходить. Гегель о физической форме гравитации
Что же Гегель? Что за "физическую форму" он предлагает? Приходится признать, что модели, иллюстрирующей процесс всемирного тяготения, у Гегеля нет. Есть некоторые эскизы, и опять же приходится признавать, что принять их можно только за безумные. Надо только оговориться, – мы почему-то это всегда забываем, – безумные в рамках традиционных представлений. Не повредило бы, наверное, знать взгляды, не совпадающие с традиционными, хотя бы со стороны Великих мира сего, а Гегель к ним, несомненно, относится в первую очередь. Что это за взгляды? ""Притягивание" представляет собой неподходящее выражение,
правильнее сказать, что планеты сами стремятся к Солнцу"
(выделено мной. – Л.Ф.) [27, 105].
Гегель. Это – "сами стремятся", в корне противоположно представлениям Ньютона, но признаемся, ведь и нашим же с вами? Остается только вспомнить гегелевское, – у Ньютона начисто отсутствует чувство природы [25, 241], – и что же тогда получается, оно и у нас отсутствует? Увы, с подобными упреками мы еще столкнемся. Можно, конечно, попытаться отмахнуться, что это, мол, сугубо словесные различия, но Гегель пишет, что отсюда "пошла вся путаница" в физике, а уж от этого отмахиваться грех. Если уж мы запутались в трех соснах физики, простите, в трех фотонах, то подсказка, – откуда пошла путаница, для нас, как говорил великий Ленин, – архиважна. Все-таки, – Их тянут, или Они сами стремятся? Вот в чем вопрос. "Притяжение так соотносится с отталкиванием, что имеет его
своей предпосылкой" [22, 242].
Гегель. Мысли эти, похоже, так и пылятся на гегелевских страницах. Неоцененные, и даже невостребованные. Вот уже 200 лет. Лишь однажды я встретил, – другой гениальный диалектик оставил на листочке заметки для так и не завершенной им "Диалектики природы": "Притяжение и отталкивание столь же неотделимы друг от друга, как положительное и отрицательное, и поэтому уже на основании самой диалектики можно предсказать, что истинная теория материи должна отвести отталкиванию такое же важное место, как и притяжению, и что теория материи, основывающаяся только на притяжении, ложна, недостаточна, половинчата" [91, 210–211]. И, еще: "Гегель гениален даже в том, что он выводит притяжение как
вторичный момент из отталкивания как первичного" [91, 211].
Энгельс. Нет, Господа, это достойно раздумий. Ляпнуть, как это у нас порой получается, ни Гегель, ни Энгельс не могли, – у них бы не получилось. Но Гегель, – замечает Энгельс, – писал в то время, когда естествознание не давало в этом вопросе никакого материала, а "мы можем познавать только при данных нашей эпохой условиях и лишь настолько, насколько эти условия позволяют" [91, 208]. Если бы, – вздыхает Энгельс, – Гегелю "пришлось писать "Философию природы" теперь (это 1858-й год-то!. – Л.Ф.), то доказательства слетались бы к нему со всех сторон" [93, 275]. Интересно, а в нашем с вами "теперь", ведь что-то да "наслеталось"? Что-то, во всяком случае, должно было за 200 лет "наслетаться", что проливало бы свет на гегелевские мысли? Позвольте мне, господин Читатель, пройтись с Гегелем по некоторым проблемам современного естествознания. Автор только не собирается останавливаться на недостатках гегелевской философии, – об этом уже столько написано. Речь пойдет о непреходящих ценностях, – том самом "младенце", которого, по образному выражению Энгельса, – выплеснул, критикуя Гегеля, с грязной водой Фейербах. "Младенца" представляется, выплеснуло и естествознание. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||