Этотъ этюдъ ставить себе целiю на основанiи первоисточниковъ по возможности ясно, точно и кратко, но съ достаточною полнотою изложить те ученiя о душе, которыя были высказаны древнейшими греческими философами до Аристотеля, основателя науки психологiи, – включительно. Разсматриваются ученiя о душе только философскiя, и оставлены въ стороне доктрины мистико-религiозныя, какъ напр., метемпсихозе, котораго держался Пифагоръ и позднее (отчасти) Эмпедоклъ. Первымъ изъ греческихъ философовъ, кто заговорилъ о душе; былъ Анаксименъ. После него изъ мыслителей такъ называемаго дософистическаго ("досократическаго") перiода касались души Гераклитъ, Парменидъ, Демокритъ, Эмпедоклъ, Анаксагоръ. Съ особенною подробностiю, хотя и не въ целяхъ психологическаго изученiя, начинаетъ трактовать о душе Платонъ. У Платона понятiе души играетъ важную роль въ общей системе его философiи, особенно, для его этики, политики, педагогики. Развитiе и усовершенствованiе его мыслей мы находимъ у Аристотеля, который душу и душевныя явленiя делаетъ уже иредметомъ спецiальной науки психологiи и самъ пишетъ первую систему или трактата по этой науке. Психологiя Аристотеля обнаруживаетъ замечательную живучесть. Съ различнаго рода видоизмененiями она живетъ около двухъ тысячъ летъ, пока коренная реФорма философiи, сделанная Декартомъ, не поставила науку, основанную Аристотелемъ, на совсемъ иной путь. Психологiя последекартовская, психологiя "сознанiя", психологiя "внутренняя", есть уже психологiя новаго времени, есть психологiя наша. Только Декарту суждено было сокрушить Аристотеля, его philosophia perennis. Подготовку психологiи Аристотеля въ греческой философiи трудами его предшественниковъ, особенно же Платона, и психологическую систему самого Аристотеля мы и хотимъ представить въ краткомъ изложенiи. 1. Различiе души и тела, – такъ называемый "дуализмъ души и тела"всемъ намъ кажется какъ нельзя более простымъ и естественнымъ: душа не есть тело, а тело не есть душа. Для техъ, кто не изучалъ исторiю философiи, остается, однако, неизвестнымъ то обстоятельство, что потребовались тысячелетiя напряженной научной и философской работы для того, чтобы дойти до "дуализма" Декарта. Успехи въ области мышленiя даются не скоро и не даромъ. Разсматривая исторiю европейской древней, т.е. греческой философiи, мы видимъ, что на первыхъ порахъ и затемъ еще – очень долго-душу никакъ не могутъ отличить отъ тела, смешиваютъ ихъ. Некоторые Факты приводятъ даже еще первыхъ, донаучныхъ наблюдателей къ мысли о томъ, что есть какой-то особый разрядъ явленiй (чисто психическихъ, какъ говоримъ мы теперь), которыя необходимо отличать отъ всехъ другихъ явленiй, замечаемыхъ нами на живомъ организме. Нарождается смутное предчувствiе будущаго "дуализма" души и тела. Но при попытке выделить эти "особенныя" явленiя, первобытный мыслитель сейчасъ же попадаетъ назадъ, на старые пути, смешиваетъ душу съ теломъ, и такъ сказать, матерiализуетъ душу, считая ее феноменомъ тоже телеснымъ, но особаго порядка. Вотъ эти две черты: 1) смутное предчувствiе дуализма души и тела и 2) наивная матерiализацiя души, на нашъ взглядъ, есть самыя существенныя и типическiя для первобытной мысли, поскольку она въ своихъ донаучныхъ попыткахъ обращается къ вопросамъ психологiи. 2. Яснаго понятiя души, какъ чего-то совершенно особаго, хотя бы и неразрывно связаннаго съ теломъ, конечно, нетъ у первобытнаго наблюдателя. Но онъ наталкивается на эту мысль, разумеется, еще въ самомъ смутномъ виде, различными обстоятельствами. Всего въ этомъ отношенiи поразителънее для такого наблюдателя явленiе смерти и трупъ себе подобнаго, – человеческiй трупъ. Разсматривая трупъ, подчасъ трупъ очень близкаго и дорогого существа, жены, ребенка, матери и т.п., сравнивая трупъ съ самимъ собою, а такъ же и съ умственнымъ прежнимъ образомъ того существа, которое теперь лежитъ ир?дъ нимъ въ виде трупа, – какимъ оно никогда не было при жизни, наблюдатель невольно убеждается въ томъ, что въ трупе более нетъ чего-то, трупу уже чего-то не достаётъ, благодаря чему этотъ усопшiй человекъ могъ при жизни производить такiя-то различныя функцiи, какихъ теперь онъ уже не производись. Совокупность техъ физiологическихъ функцiй, какiя свойственны живому человеческому организму и отсутствiе которыхъ наиболее бросается въ глаза при наблюденiи трупа, и составляетъ то "что-то", что впервые приводитъ первобытнаго человека къ представленiю "души"; эти физiологическiя функцiи, которыя, оказывается, могутъ то быть, то не быть въ организме, то находиться, то отсутствовать въ немъ, и являются первою основою и фундаментомъ того сложнаго понятiя, которое мы именуемъ душою. При окончательной выработке понятiя души философiя впоследстiи проводить границу между психологiею и физiологiею и отбрасываетъ изъ него именно эти явленiя, которыя ранее послужили для него первоосновою: то, что первобытная мысль считала именно душою, то позднейшая философiя отнесетъ какъ разъ къ телу. Чего же не хватаетъ трупу по сравненiю съ живымъ человекомъ? Въ трупе нетъ жизни, трупъ мертвъ, жизнь отсутствуетъ въ немъ. Первое представленiе о душе-это есть жизнь. Въ трупе нетъ жизненныхъ свойствъ, или другими словами, нетъ "души". Первая психологiя есть бiологiя, первая психологiя виталистична. Но какими же свойствами (наиболее бросающимися въ глаза первобытному наблюдателю) характеризуется живое въ его отличiи отъ мертваго, чемъ отличается жизнь отъ смерти? Что значитъ, что человекъ пересталъ жить, утратилъ жизнь, душу? чего онъ лишился? Въ чемъ заключается эта душа (или жизнь), которая то все ирисутствуетъ въ данномъ индивидуальномъ организме, то вдругъ покидаетъ его? Наша наука "судебной медицины" выработала рядъ многочисленныхъ признаковъ, съ помощью которыхъ мы можемъ констатировать настуиленiе смерти въ организме. Но первобытный человекъ принужденъ-за полнымъ еще отсутствiемъ науки – прибегать къ грубымъ и простымъ средствамъ определенiя умершаго или мертваго тела. Трупъ по сравненiю его съ живымъ теломъ, напр., недвиженъ, т.е. лишенъ возможности делать движенiя, произвольно двигаться; не можетъ самъ себя перемещать пространственно. Трупъ бездыханенъ, т.е. не дышетъ. На ощупъ мертвое тело холодно, т.е. не обладаетъ животною теплотою, свойственною человеческому организму при жизни. Вотъ что наиболее бросается въ глаза первобытному человеку. Разсматривая древнiя бiологическiя или, если угодно, психологическiя ученiя, мы, действительно, можемъ установить, что главными признаками жизни или души, присутствующими въ живомъ теле и отсутствующими въ мертвомъ, считаются: 1) способность пространственнаго перемещенiя; 2) дыханiе; 3) животная теплота... 3. Намъ, привыкшимъ мыслить и выражать свои мысли съ помощью очень сложныхъ понятiй, какова душа или жизнь, весьма трудно возсоздавать воззренiя древнейшаго человечества во всей ихъ первозданной неопределенности и туманности. Мы уже сказали, что одною изъ характерныхъ чертъ древнихъ воззренiй на душу является смутный дуализмъ или смутное иредчувствiе необходимости различать душу отъ тела. Теперь мы видимъ, въ самомъ зародыше, какъ возникаетъ этотъ первобытный дуализмъ. Есть что-то (назовемъ его отъ себя нынешними понятiями "душа" или "жизнь"), что и присутствуешь въ организме, и можетъ его покинуть; следовательно, это что-то не связано навсегда и неразрывно съ даннымъ теломъ, но можетъ отделиться отъ него и исчезнуть. Это "что-то" есть, стало быть, нечто отдельное отъ тела, если оно можетъ то находиться въ немъ, то покидать его. Мы видимъ, что по этому пути уже недалеко подвигаться и до того, чтобы, конденсируя, сгущая такое, пока еще невесомое нечто, придти къ представленiю о некоторомъ, такъ сказать, внутреннемъ или невещественномъ человеке, который то живетъ внутри вещественной телесной Фигуры, то уходитъ изъ нея. При томъ, уходя изъ тела, этотъ внутреннiй или второй человекъ – далее, после смерти и разложенiя телеснаго своего прежняго обиталища, можетъ 1) либо остаться безъ тела, самъ но себе, -2) либо вступить опять въ другое тело, или подобное первому, т.е. человеческое же, или 3) въ тело съ иною внешностью и фигурою, напр., въ тело какого-либо животнаго. Развиваясь такимъ образомъ и связывая съ иредставленiями психологическими и метафизическими еще и соображенiя религiозныя и этическiя, человеческая мысль приходитъ къ построенiю доктринъ: безсмертiя души, какъ чего то совершенно особаго отъ тела, и переселенiя душъ (метемпсихозъ). Какъ мы оговорились выше, этихъ религiозно-этическихъ доктринъ мы въ настоящемъ этюде касаться не будемъ. 4. Мы проследили возникновенiе первобытнаго дуализма души и тела. Человечество начинаетъ различать душу и тело, какъ два особые Фактора въ человеке. Второю чертою первобьгтнаго воззренiя на душу мы считаемъ наивную матерiализацiю души. Въ чемъ она выражается? Матерiализацiя эта сказывается именно въ томъ, что наивному мышленiю, уже проведшему отделенiе души отъ тела, какъ чего-то особаго, – еще совершенно чуждо представленiе о, такъ называемыхъ нами, чисто-психическихъ явленiяхъ: то, что выделила изъ тела первобытная мысль, этотъ смутный иредвестникъ будущей "исюхе" есть совокупность все-таки телесныхъ актовъ, физiологическихъ или соматическихъ явленiй. Душа выделена, но она матерiализована (повторяемъ, мы принуждены всё употреблять термины позднейшей науки, не совсемъ подходящiя для иродуктовъ примитивнаго мышленiя) и представляется, какъ физiологическiя функцiи-мускульнаго движенiя, дыханiя, животной теплоты и т.д. До души "чисто-психической", свободной отъ примеси физiологическихъ функцiй, еще не дошли, да скажемъ кстати, не дошелъ даже и величайшiй представитель греческой науки – Аристотель! И у самаго Аристотеля душа еще не свободна отъ телесныхъ явленiй, какiя мы теперь прiурочиваемъ къ телу и относимъ въ область физiологiи (напр., питанiе). Отыскать душу чисто психическую, душу, какъ сознанiе, въ философiи удалось только Декарту. 5. Итакъ, душа, въ ея первомъ отвлеченiи отъ тела, понимается, какъ жизнь, и явленiя этой "души-жизни" указываются въ мускульной работе, въ теплоте и дыханiи. Зная это, мы уже апрiорно можемъ судить о томъ, въ какомъ направленiи могла работать пробуждающаяся научная мысль древнихъ грековъ, воспринявшая такiе основные взгляды на душу отъ донаучнаго наивнаго мышленiя. Научное объясненiе заключается въ восхожденiи отъ фактовъ къ ихъ причинамъ, отъ действiй къ производящимъ ихъ силамъ. Если душа-жизнь проявляетъ себя въ теплоте, дыханiи, движенiи, то надо отыскать причины этихъ животныхъ теплоты, дыханiя и движенiя. Разъ имеются въ виду акты телесные или матерiальные, то и причины имъ будутъ подыскиваться тоже матерiальныя. Научныя попытки уяснить душу будутъ носить, стало быть, матерiализующiй характеръ. И действительно, исихологическiе взгляды древнихъ философовъ досоФистическаго перiода въ общемъ носятъ на себе характеръ какъ бы матерiалистическiй. Въ нихъ наивная и у первобьгтнаго донаучнаго мышленiя несознательная "матерiализацiя" души постепенно получаетъ уже сознательное, матерiалистическое свое научное выраженiе: характеръ матерiализацiи все усиливается и подчеркивается. Въ некоторыхъ попыткахъ древнихъ грековъ объяснить душу принимаются въ расчетъ все три указанныя выше физiологическiя функдiи (Демокритъ, Аристотель); въ другихъ-одна какая-либо-теплота (Гераклитъ) или дыханiе (Анаксименъ); наклонность къ иониманiю души, какъ дыханiя, заметимъ, явственна и въ нашемъ русскомъ языке, такъ какъ оба слова: и "душа" и "дыханiе" – одного корня. Если признать главное проявленiе души въ дыханiи, то суть души, конечно, будетъ воздухомъ. Если всего характернее для души теплота, то суть души будетъ въ причине тепла, которое, какъ всякому известно, получается отъ огня; въ такомъ случае, душа будетъ сведена въ огонь. Хранилище животной теплоты легко можетъ быть отыскано и въ крови, и тогда, разумеется, кровь получитъ особое, "психическое" значенiе; душа бывала локализируема и въ крови. Но такъ какъ кровь въ кровеносныхъ сосудахъ движется по всему организму, то можно будетъ признать душу разсеянною и по всему телу. Подобная локализацiя души свойственна и некоторымъ каннибаламъ, которые поедаютъ останки своихъ враговъ или родственникомъ, желая такимъ образомъ усвоить себе ихъ душевныя качества, храбрость, умъ и т.п. Или же, наоборотъ, – обращая вниманiе на главный центръ кровообращенiя, на сердце, можно локализировать душу въ сердце. Тамъ помещаютъ душу иные дикари, вырывающiе сердце у своихъ враговъ тамъ локализируемъ (въ языке) отчасти душу и мы сами до сихъ поръ, называя "сердцемъ" психическую область чувствованiй ("доброе сердце, "сердце тоскуетъ"), и тамъ же, въ сердце, а не въ мозгу, помещалъ душу великiй Аристотель. Наконецъ, если душа отождествляется съ телесными веществами и явленiями, а элементы нашего тела встречаются не только въ нашемъ теле, но и вне его, то, значитъ, и душевное начало, душевное вещество находится не только въ человеческомъ теле, не только внутри тела и "души", но и вне ихъ, т.е. душевное начало (какъ воздухъ, огонь и проч.) разсеяно по всему мiру. Греки объясняли вещи мiра изъ четырехъ первоосновъ или стихiй, земли, воды, воздуха и огня. Къ объясненiю души прилагались изъ числа стихiй, преимущественно, воздухъ и огонь; вода и земля, какъ стихiи тяжелыя, почти никемъ не вводились въ психологiю. Все указанные нами выводы о душе и ея свойствахъ, действительно, встретятся намъ при ознакомленiи съ психологическими воззренiями древнихъ грековъ, къ обозренiю которыхъ мы теперь и обращаемся. Бобров Евгений Александрович Отечественный философ, историк философии и литературы. Родился в Риге, в семье землемера. Окончил Дерптский (Юрьевский) университет, где занимался под руководством известного немецкого философа Г. Тейхмюллера. В 1895 г. защитил магистерскую диссертацию «Отношение искусства к науке и нравственности», в которой выступил как последователь Г. В. Лейбница и Г. Тейхмюллера. Преподавал в Юрьевском (1893–1896), Казанском (1896–1903) и Варшавском (1903–1915) университетах. С 1899 г. профессор Казанского университета, а с 1906 г. — Варшавского университета. После 1917 г. заслуженный профессор Донского (Северо-Кавказского) университета в Ростове-на-Дону.
В своем философском творчестве Е. А. Бобров следовал принципам неолейбницианства Г. Тейхмюллера, Р. Г. Лотце и панпсихизма А. А. Козлова. Он перевел на русский язык знаменитую «Монадологию» Г. В. Лейбница (1890). Собственную философскую позицию он определял как «критический индивидуализм», считая, что данное определение соответствует основной и наиболее перспективной тенденции европейской философии Нового времени. К традиционным для лейбницианства трем типам бытия — идеальному, реальному и субстанциальному — Бобров прибавил еще один тип: бытие координальное. Этой своей идее он придавал исключительное значение, считая «координацию» высшей формой бытия («мысль есть координация элементов сознания», «личность есть координация функций между собой и с “я”», «вселенная есть координация существ между собою и Богом»). Е. А. Бобров также внес большой вклад в изучение истории русской философии. В число его трудов вошли: «Новая реконструкция монадологии Лейбница» (1896), «О самосознании» (1898), «О понятии бытия» (1898), «Бытие индивидуальное и бытие координальное» (1900), «Историческое введение в логику» (1913), «История новой философии» (1915) и другие. |