Показать ещё...
Представляя на судъ читателей опыты Русской грамматики, я долженъ прибавить, что нужно было бы изложить Русскую грамматику въ ея возможной полноте, въ историческомъ движении языка и въ сравнительномъ отношении къ древнимъ и современнымъ языкамъ. Но такая грамматика есть трудъ весьма пространный; быть можетъ, онъ и появится со временемъ, но не скоро. – Кроме этой причины, которая должна была бы только отдалить срокъ появления грамматики, есть другая. Подробное изложение всехъ, историческихъ и сравнительныхъ, особенностей и оттенковъ заслонило бы самую мысль и построение грамматики, и увлекло бы внимание читателя въ целый миръ изменений и переходов слова, тогда какъ прежде всего нужно, чтобы ясна стала система, или лучше, весь составъ грамматики, – по сле чего можно уже смело, не боясь потеряться, пуститься въ зыбкий миpъ разноязычныхъ и разновременныхъ словоотношений. – Вотъ почему счелъ я нужнымъ и полезнымъ, прежде полной, сравнительной и исторической Русской грамматики (которую совершу ли, и буду ли въ силахъ совершить, - еще не знаю), – издать этотъ: "Опыты Русской Грамматики и вместе Грамматики вообще." – Сравнительный, и отчасти исторический, элементы вошли и сюда, по скольку они казались мне нужны, но не въ техъ размерах, которые требовались бы при полной и подробной обработке оныхъ. Я долженъ сказать еще несколько словъ, чтобы заранее ответить на возражения или недоразумения. Всякая живая наука, то есть: наука, имеющая дело съ жизнью, имеетъ дело съ таинствомъ; такова и филология, предметъ которой – слово, этотъ сознательный снимокъ видимаго мира, эта воплощенная мысль. Преследуя жизнь въ той или другой области ея проявления, наука доходитъ до пределовъ таинственнаго, до техъ пределовъ, откуда внутреннее становится внешнимъ, духъ – осязательнымъ, безконечное – конечнымъ. Наука думаетъ иногда выйти изъ затруднения, принявъ анатомическое воззрение, сделаться материальною, сказать, что нетъ духа и души, и недостойно успокоиться такимъ воззрениемъ, отрицательнымъ и тупымъ, при которомъ вовсе непонятна и жизнь, и смыслъ ея, и то, что даже просто угадываетъ вещая душа наша. Но, слава свету сознательной мысли! Разумъ самъ обличаетъ ложь всехъ материальныхъ теорий, на немъ по видимому основанныхъ, прогоняетъ ихъ тяжелую тьму, самъ низвергаетъ всякое себе богослужение, самъ знаетъ свои пределы и признаетъ непостижимое, открывающееся откровениемъ духу человеческому то, ясно светитъ разумъ на все доступно-разумное; знание его твердо, незыбко, опирается на сознание, на логическую силу. Какъ Паллада Афина въ Греческомъ мифе, мысль вооружена съ головы до ногъ, – такова наука въ истинномъ смысле слова, дело истиннаго разума. – Наука есть сознание общаго въ явлении, целаго въ частности; зная свои пределы и доходя до нихъ, наука должна необходимо допустить таинство жизни, не подлежащее уже ея осязанию, таинство, которое можетъ она угадывать и определять приблизительно, но которымъ овладеть она не въ силахъ, ибо это – таинство жизни. Наука слова находится точно въ томъ же положении: она можетъ указать на все изменения слова, на разумное ихъ значение, но когда приходитъ къ самому слову, къ слогу и буквамъ, къ самимъ этимъ звукамъ,полнымъ разума, къ этой прозрачной одежде мысли, – она, должна признать таинство явления слова, – этого новаго мира, вознесшагося надь миромъ. Не решая таинства самаго воплощения мысли въ веществе слова, наука видитъ и следитъ разумное строение и ходъ уже воплотившейся мысли. – Филология (въ общемъ смысле), более всякой другой науки, должна признать духовность въ явленияхъ, ибо слово все проникнуто сознаниемъ и возникло съ нимъ. Слово есть сознание, слово есть человекъ. И такъ, мы допускаемъ въ науке (а следовательно и въ филологии), на границе ея, свой таинственный, такъ сказать мистический, элементъ, къ которому необходимо примыкаетъ вся деятельность нашего разума, какъ мы ни стараемся объяснить это. Слово есть высшее земное проявление самого разума; въ слове все разумно. Признавая въ немъ съ одной стороны этотъ таинственный, или мистический элементъ, о которомъ было сказано, – мы признаемъ въ немъ разумность всюду где дело становится уже доступно разуму. Мы сочли нужнымъ сказать это объяснение для оправдания нашего "введения", где говоримъ мы объ образовании буквы, которое стараемся определить приблизительно, во сколько можетъ оно подлежать разуму, – также для оправдания значения окончаний: ъ, а, о, и и т. п. Что же касается до разумности самого слова и всехъ его явлений, то съ этимъ, думаю, спорить не будутъ. – Никто, на примеръ, не станетъ сомневаться въ присутствии разумной причины, по которой имена средняго рода, во всехъ языкахъ, одинаковое имеютъ окончание въ падеже Именительномъ и Винительномъ. Мы должны дать еще одно объяснение. Найдутся, можетъ быть, также читатели, которые изъ грамматики нашей заключатъ, что мы Русской языкъ признаемъ первообразнымъ и древнейшимъ. Это неправда. Конечно, живое современное употребление языка - еще нисколько не доказательство позднейшаго его происхождения, какъ на оборотъ изъятие изъ живаго употребления, мертвенность языка, нисколько не доказательство его первобытности. Ошибочно было бы доказывать новость языка темъ, что это языкъ живой, а древность темъ, что это языкъ мертвый. Родившись прежде можно пережить техъ, которые родились после; и хотя мы признаемъ, что это именно случилось съ Русскимъ языкомъ (подразумевая здесь и другие Славянские) относительно его Европейскихъ братий, но мы изъ этого не выводимъ, чтобы онъ былъ древнее всехъ, даже когда либо существовавшихъ языковъ. Наше дело указать на формы и флексии Русскаго языка, и въ логическомъ отношении, и въ отношении сравнительномъ съ другими языками. Заключение о древности Русскаго языка предоставляется сделать самому читателю. Впрочемъ, вопросъ собственно хронологический мы въ настоящемъ труде устраняемъ. Мы указываемъ на разумность образований и всей являющейся деятельности языка, и вместе съ темъ, на ихъ первоначальность; но главное дело для насъ теперь не въ томъ, когда она возникла. Языкъ древнейший есть языкъ относительно древнейший. Языкъ первообразный, добытый сравнительною грамматикою, даже и онъ, – все же языкъ относительно первообразный. – Нельзя не согласиться, что на этомъ поле сравнительной филологии много невернаго и произвольнаго, много сбивчиваго; почему надобно быть здесь весьма осторожнымъ. Логическая сторона языка, кажется намъ, можетъ быть здесь лучшею руководительницею. Существуетъ мнение, что первообразный языкъ есть языкъ наиболее богатый, и разнообразиемъ, и полнотою формъ. – Скажемъ опять на это, что мы знаемъ языкъ, только относительно первообразный. – По нашему же мнению естественно предположить въ языке, – въ те почти недоступныя для науки времена, въ ту эпоху, до которой не восходить ни одинъ изъ известныхъ миру языковъ, – естественно предположить полноту звуковъ и буквъ, но малочисленность изменений, негибкость формъ, которыя, полная производительной силы, еще замкнутой въ нихъ, развились потомъ разнообразно и многочисленно, съ той свежестью и богатствомъ, которую мы отчасти встречаемъ, отчасти предполагаемъ въ языке, называемомъ нами первообразнымъ. – Мы думаемъ, что при отделении новой ветви языка отъ своего корня, можетъ повториться эта первобытная неподвижность формъ, неподвижность, полная силы и жизни, изъ которой возникаетъ разнообразие и изменяемость. Это можетъ повториться, ибо, при самостоятельномъ отделении (а не при падении и порче), должно отразиться въ новомъ слове все творчество и созидание слова, подобно тому, какъ новая ветвь, отделяясь отъ ствола, повторяетъ въ себе процессъ дерева. Мысль эта была уже нами высказана, хотя весьма неудовлетворительно, въ "Разсуждении о Ломоносове", въ которомъ представили мы древнейшие примеры неуклонности формъ въ Русскомъ языке. Эта первобытная неподвижность, полная крепости и силы, и разрешающаяся въ богатстве и разнообразии изменений, не есть та безотрадная неподвижность, которая бываетъ следствиемъ истощения языка и представляетъ грустный видъ окаменелаго, некогда живаго и гибкаго, слова. При наружномъ сходстве и той и другой неподвижности, ошибиться однако же и принять одну за другую – нельзя; слишкомъ ясны въ истощенныхъ языкахъ следы бывшихъ развитыхъ формъ; здесь встречаемъ не отсутствие разнообразия и изменений: здесь напротивъ на каждомъ шагу обломки, о нихъ говорящие, но неподвижные и жалкие. – За исключениемъ этихъ падшихъ языковъ, этихъ изсохшихъ и отсохшихъ ветвей общаго дерева, – ходъ человеческаго слова не представляетъ въ глазахъ нашихъ постояннаго падения. При преемственномъ своемъ образовании, при отделении своемъ отъ первоначальнаго своего корня, каждый самостоятельный языкъ представляетъ новое усилие и новую сторону творчества въ слове. За каждымъ такимъ языкомъ, согласно съ г.Гильфердингомъ, признаемъ мы личный подвигъ духа и мысли. Отступая отъ своего иторическаго первообраза, языкъ, въ самомъ устройстве своемъ, могъ выработать и высказать много духовныхъ сторонъ, много разума, не проявлявшагася инде. – Почему знать: языкъ могъ даже, въ позднейшей (хронологически) своей деятельности, возвышаясь сознательно, воротиться къ более настоящимъ и первообразнымъ, даже хронологически первообразнымъ формамъ, чемъ формы языковъ древнейших, известныхъ намъ. – Какъ бы то ни было, мерка хронологической древности, при нашемъ воззрении, перестаетъ быть для насъ единственною меркою достоинства языка и теряетъ свою безусловную важность. Русской языкъ есть языкъ самостоятельный, даже относительно языка церковно-славянскаго и другихъ славянскихъ наречий. Въ грамматике нашей, устройство русскаго языка разсматривается въ той мере, въ какой онъ себе оное выработалъ, при чемъ Русской языкъ разсматривается самостоятельно и отдельно, даже отъ соплеменныхъ наречий, но въ то же время, въ своей полной, существенной, а не наличной целости, для чего, а также для настоящей оценки и определения, мы прибегаемъ къ древней нашей речи и къ другимъ Индо-Европейскимъ языкамъ, а потому входятъ въ грамматику элементы исторический и сравнительный. Вотъ объяснения, которыя казались мне нужными; присоединяемъ къ нимъ еще одно следующее замечание. При филологическихь занятияхъ не надо забывать, что отсутствие или изменение какой ни будь формы слова – можетъ быть иногда утрата или искажение; но такое же отсутствие или изменение могутъ быть самостоятельною, иногда важною и многозначительною, особенностью языка. Константин Сергеевич АКСАКОВ (1817–1860) Выдающийся русский историк, филолог, публицист и поэт, литературный критик, один из основоположников славянофильского движения. Родился в селе Ново-Аксаково Оренбургской губернии, в семье известного писателя С.Т.Аксакова. Окончил словесный факультет Московского университета (1835). В 1840-е гг. сблизился с А.С.Хомяковым и стал одним из виднейших идеологов славянофильства, пропагандистом идеи преобразования русского общества на народных, самобытных началах. В 1847 г. защитил диссертацию "Ломоносов в истории русской литературы и русского языка". Занимался публицистикой, филологией, историей. В 1855 г. подал императору Александру II "Записку о внутреннем состоянии России", где обосновывал неограниченное законодательное право монарха, а для народа – возможность свободно высказывать свое мнение. В 1857 г. редактировал газету "Молва". Полный сил и здоровья, К.С.Аксаков не смог смириться со смертью отца в 1859 г., заболел чахоткой и в 1860 г. умер в Греции. Литературная деятельность К.С.Аксакова была обширна и разнообразна - его историко-филологические исследования и критические статьи издавались отдельными книгами и печатались во многих газетах, журналах и сборниках. Свою историческую концепцию он противопоставлял западническим взглядам С.М.Соловьева, К.Д.Кавелина и Б.Н.Чичерина. История России, по его мнению, принципиально отлична от истории других стран Европы. Противопоставление двух главных движущих сил истории, народа (земли) и государства (власти) – ведущая мысль Аксакова: в Западной Европе эти две силы незаконно смешались, народ стремился к власти и в борьбе возник конституционный строй; в России же народ и государство мирно сосуществовали вплоть до реформ Петра I, когда государство начало теснить "землю". Филологические труды К.С.Аксакова выявляли национальные особенности грамматического строя русского языка и содержали оригинальное понимание многих категорий русской грамматики. |
URSS. 2024. 800 с. Мягкая обложка. 37.9 EUR
ВЕРСАЛЬ: ЖЕЛАННЫЙ МИР ИЛИ ПЛАН БУДУЩЕЙ ВОЙНЫ?. 224 стр. (ТВЁРДЫЙ ПЕРЕПЛЁТ) 11 ноября 1918 года в старом вагоне неподалеку от Компьеня было подписано перемирие, которое означало окончание Первой мировой войны. Через полгода, 28 июня 1919 года, был подписан Версальский договор — вердикт, возлагавший... (Подробнее) URSS. 2024. 704 с. Твердый переплет. 26.9 EUR
В новой книге профессора В.Н.Лексина подведены итоги многолетних исследований одной из фундаментальных проблем бытия — дихотомии естественной неминуемости и широчайшего присутствия смерти в пространстве жизни и инстинктивного неприятия всего связанного со смертью в обыденном сознании. Впервые... (Подробнее) URSS. 2023. 272 с. Мягкая обложка. 15.9 EUR
Настоящая книга посвящена рассмотрению базовых понятий и техник психологического консультирования. В ней детально представлены структура процесса консультирования, описаны основные его этапы, содержание деятельности психолога и приемы, которые могут быть использованы на каждом из них. В книге... (Подробнее) URSS. 2024. 344 с. Мягкая обложка. 18.9 EUR
Мы очень часто сталкиваемся с чудом самоорганизации. Оно воспринимается как само собой разумеющееся, не требующее внимания, радости и удивления. Из случайно брошенного замечания на семинаре странным образом возникает новая задача. Размышления над ней вовлекают коллег, появляются новые идеи, надежды,... (Подробнее) 2023. 696 с. Твердый переплет в суперобложке. 99.9 EUR
Опираясь на новейшие исследования, историк Кристофер Кларк предлагает свежий взгляд на Первую мировую войну, сосредотачивая внимание не на полях сражений и кровопролитии, а на сложных событиях и отношениях, которые привели группу благонамеренных лидеров к жестокому конфликту. Кларк прослеживает... (Подробнее) URSS. 2024. 576 с. Мягкая обложка. 23.9 EUR
Эта книга — самоучитель по военной стратегии. Прочитав её, вы получите представление о принципах военной стратегии и сможете применять их на практике — в стратегических компьютерных играх и реальном мире. Книга состоит из пяти частей. Первая вводит читателя в мир игр: что в играх... (Подробнее) URSS. 2024. 248 с. Мягкая обложка. 14.9 EUR
В книге изложены вопросы новой области современной медицины — «Anti-Ageing Medicine» (Медицина антистарения, или Антивозрастная медицина), которая совмещает глубокие фундаментальные исследования в биомедицине и широкие профилактические возможности практической медицины, а также современные общеоздоровительные... (Подробнее) URSS. 2024. 240 с. Твердый переплет. 23.9 EUR
Предлагаемая вниманию читателей книга, написанная крупным биологом и государственным деятелем Н.Н.Воронцовым, посвящена жизни и творчеству выдающегося ученого-математика, обогатившего советскую науку в области теории множеств, кибернетики и программирования — Алексея Андреевича Ляпунова. Книга написана... (Подробнее) 2023. 416 с. Твердый переплет. 19.9 EUR
Вам кажется, что экономика — это очень скучно? Тогда мы идем к вам! Вам даже не понадобится «стоп-слово», чтобы разобраться в заумных формулах — их в книге нет! Все проще, чем кажется. Автор подаст вам экономику под таким дерзким соусом, что вы проглотите ее не жуя! Вы получите необходимые... (Подробнее) 2022. 560 с. Твердый переплет. 35.9 EUR
После мирового финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг. интерес в мире и в России к теоретическому наследию Карла Маркса и классической политической экономии резко возрос, но современной, отвечающей на вызовы экономики XXI века учебной литературы ничтожно мало. Учебник впервые на... (Подробнее) |