1 Вопрос об отношении искусства к действительности, художественного изображения к изображаемому возник в античной эстетике задолго до Аристотеля. Вопрос этот занимал античных художников еще до того, как он стал обсуждаться философами. Борьба и смена направлений, школ искусства – скульптуры, живописи, театра – не раз уже заставляла художников задумываться над отношением между натурой и ее образом в искусстве. Допустимо ли в искусстве преувеличение, отклонение образа от его оригинала или модели, исключение известной части его содержания, свободное комбинирование? Вопросы эти особенно осложнялись с развитием искусства исполнения в поэзии, в музыке и в драме. Развитие художественных профессий исполнителей – актеров, рапсодов, флейтистов, кифаристов, хористов и т.д. – вызвало к жизни кроме вопроса об отношении произведения к действительности, а также образа к мифу еще и вопрос об отношении исполнения к исполняемому, о праве виртуоза-исполнителя на вольное истолкование и исполнение произведения. Уже Аристофан был глубоко захвачен всеми этими проблемами. Философы дали этим проблемам обобщенное и вместе абстрактное выражение. Так, Сократ стал рассматривать искусство как подражательное воспроизведение действительности. Теория "подражания" ("мимезиса") должна была – так думал Сократ – объяснить серьезное значение искусства в человеческой жизни, возможность идеализирующего обобщения в искусстве. Еще дальше пошел Платон. Учение об искусстве как о подражании должно было, по замыслу философа, объяснить не только сущность искусства, но также дать меру для оценки принципиального несовершенства искусства, его ложной претенциозности, лживости и нескромности. Искусство – такова мысль Платона – должно было бы подражать самой истинно сущей действительности, чтобы иметь значение, но оно никогда, до тех пор пока остается искусством, не в силах выполнять это свое назначение. Аристотель, так же как эти его предшественники, видит в искусстве деятельность подражания. Но, в отличие от Платона, теория подражания Аристотеля строится не на основе теории запредельных чувственному миру идей, но на основе аристотелевской диалектики формы и материи, возможности и действительности. Поэтому и в результатах своих обе эти теории оказались глубоко различны: платоновское понятие "припоминания" ("мимезиса") ведет к разрыву между искусством и действительностью, к отрицанию познавательной ценности художественного образа, к морально-дидактическому понятию об искусстве. Аристотелевское определение "подражания", напротив, открывает путь к положительному решению вопроса о познавательном значении искусства, к устранению платоновской антитезы искусства и "идей" – к реалистической теории искусства. Как и у Платона, у Аристотеля теория искусства неотделима от принципиального учения философа о бытии. Понять эстетику Аристотеля возможно, только поняв его учение о сущем, о сущности, о четырех причинах, о форме и материи, о возможности и действительности, о боге и неопределенном субстрате. В этих основах своей философии Аристотель, как было выше показано, – бесспорный идеалист. Однако идеализм его, как отмечал Ленин, во многих отношениях "объективнее и отдаленнее, общее, чем идеализм Платона, а потому в натурфилософии чаще = материализму" (11, т.29, стр.255). И действительно, хотя Аристотель сохраняет "идеи" Платона в качестве "форм" вещей, признает эти формы "вечными", "невозникающими" и в своей общности постигаемыми не чувствами, но только "умом", от Платона он принципиально отличается своим взглядом на отношение "формы" к "материи". По Аристотелю, реально существующая единичная вещь есть единство "материи" и "формы". "Форма" не запредельный "образец", не потусторонняя причина, но соприсущий самому веществу, привходящий в самую материю вид, ею принимаемый. Так, мраморная статуя есть единство вещества – камня, из которого она изваяна скульптором, – и фигуры, которую мрамор принял под резцом художника и которая до тех пор пока существует статуя, составляет единство с ее веществом. Отношение между "формой" и "материей" Аристотель понимает не как раздельность сверхчувственной "идеи" и чувственного "вещества". Противоположность "формы" и "материи", по Аристотелю, – не безусловная. Один и тот же предмет чувственного мира может рассматриваться и как "материя" и как "форма". Медь есть "материя" по отношению к шару, который из меди отливается. Но та же медь есть "форма" по отношению к тем физическим элементам, соединением которых, по Аристотелю, является вещество меди. Медь есть "лишенность" формы, поскольку веществу меди еще не придана форма шара. И та же медь есть "возможность" формы, поскольку мастер может сообщить веществу меди эту форму. "Форма" есть действительность того, возможностью чего является "материя". И наоборот, "материя" есть возможность того, чего действительностью является "форма". Учение это уничтожало характерную для Платона отделенность "идей" от вещества. Согласно мысли Аристотеля, вся реальность оказывалась последовательностью переходов от "материи" к "форме" и от "формы" к "материи". Категории эти, как отметил Энгельс, становились у Аристотеля "текучими". Нигде, по замечанию Ленина, у Аристотеля "нет сомнений в реальности внешнего мира" (11, т.29, стр.327). Критика Аристотелем "идей" Платана есть, как (показал Ленин, "критика идеализма, как идеализма вообще" (11, т.29, стр.255). Ленин отметил также, что критика эта принадлежит к разряду той критики идеализма другим идеалистом, от которой "всегда выигрывает материализм" (там же). И все же, как неоднократно показал Ленин, критика платоновского идеализма не была доведена Аристотелем до конца... и другие языки. Асмус Валентин Фердинандович Выдающийся российский философ, доктор философских наук, профессор Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, лауреат Государственной премии СССР, действительный член Международного института философии в Париже, заслуженный деятель науки. Окончил историко-филологический факультет Киевского университета. С 1919 г. вел научно-исследовательскую и педагогическую работу. Автор более 200 книг и статей по вопросам философии, логики, эстетики и теории культуры. Работы В. Ф. Асмуса переведены на немецкий, французский, английский, испанский, итальянский, польский, словацкий, китайский, японский, венгерский, финский и другие языки.
|