Причины обогащения и обнищания народов во все времена привлекали живейшее внимание человечества. Однако, в течение долгого времени считали, что ничего трудного понимание причин этого явления не представляет, так как для обогащения народа нужно только добыть побольше денег или слитков, а обнищание наступает, когда страна лишается их. Таким образом, искусство обогащения стран заключается, очевидно, в изобретении способов получения возможно большего количества драгоценных металлов и возможно лучшего их сбережения для непрерывного увеличения их запасов. На этих-то различных мероприятиях или, вернее, системах мероприятий, последовательно применявшихся для достижения указанной выше цели, мы можем проследить примитивную, но весьма решительную экономическую политику тех лет, которые протекли между завоеванием Англии и серединой прошлого столетия. Однако, уже в течение некоторого времени до середины прошлого века можно различить проходящую через огромную массу нашей меркантилистической литературы неясную линию брезжущей истины в этих вопросах: появляются намеки на еще не вполне осознанное представление о, том, что, в конце концов, накопление золота и серебра может быть не единственным средством увеличения реального богатства народов. Однако, лишь после того, как Галиани (Galiani) в Италии, Гаррис (Harris) в Англии, Кенэ (Quesnay) во Франции и, главное, Смит (Smith) в Шотландии опубликовали свои работы, было принято в качестве установленного принципа, систематически исследовано и убедительно доказано, что национальное богатство может состоять не только из золота и серебра, но, по крайней мере, и из всех тех предметов, в обмен на которые люди дают золото и серебро. Обстоятельства, способствующие и облегчающие или, наоборот, препятствующие производству богатства – в этом новом и расширенном смысле этого слова, – сразу стали объектом страстных исследований и размышлений. На этом новом пути Смит стал руководителем. Все, сделанное после него в этом направлении, не может сравниться с результатами его трудов. Но исследователи, работавшие в этой области политической экономии, скоро увидели новый путь. Невозможно было тщательно исследовать обстоятельства, влияющие на производство национального богатства, не обратив серьезного внимания на обстоятельства, связанные с распределением этого богатства. Поэтому попытки открыть законы, определяющие соответственные доли землевладельцев, владельцев движимого имущества (капиталистов) и рабочих в годовой продукции страны, привели к многочисленным исследованиям или, вернее, к многочисленным размышлениям. Эти размышления сделались тем серьезнее, когда было замечено, что способность народов переносить определенные формы налогового обложения, равно как эффективность этих форм, не могут быть поняты до тех пор, пока не будут установлены законы, определяющие соответствующие доли разных классов общества в ежегодно создаваемом богатстве. Но труды тех, кто писал о принципах, лежащих в основе распределения богатств, не имели того успеха, который увенчал труды лиц, посвятивших себя изучению обстоятельств, влияющих на количество производимых богатств. В этой последней области было накоплено много знаний и были установлены принципы, имеющие большое значение как для теоретических, так и для практических целей, хотя в отдельных случаях применение их и могло казаться затруднительным. Они составляли систему политических истин, надежность и неизменность которых была признана большей частью просвещенного и мыслящего человечества. В то же время попытки объяснить определенное направление в распределении богатств и раскрыть законы, ограничивающие и определяющие ренту, заработную плату и прибыль, приводили до сих пор только лишь к противоречивым мнениям и неожиданным, а в некоторых случаях даже внушающим отвращение и чрезвычайно опасным парадоксам. Зародыш этих учений у наиболее ранних ведущих авторов в этой области – французских экономистов – может быть прослежен довольно ясно вплоть до несколько поспешных и, конечно, очень ошибочных взглядов нашего великого Локка (Locke). Эти философы вообразили, в конце концов, что они могут доказать, что часть, составляемая рентой (produit net), представляет собою фонд, из которого лишь должны прямо или косвенно происходить все доходы государства. Эта странная и бесплодная догма основана у них на рассуждениях и допущениях, из которых вытекает, что сумма заработной платы и норма прибыли определяются причинами, которые при любой возможной схеме налогов делают эти величины неизменными и неприкосновенными. Труды этих экономистов содержат много истин и даже истин высокоценных и имеющих длительное значение, но эти истины переплетаются с некоторыми нелепостями и большим количеством опрометчивых и извращенных рассуждений, почему они и не могут спасти их репутацию. Переплетенные с массой ошибок, эти истины были мало заметны и потому менее полезны, чем могли бы быть при других обстоятельствах. Их система, надо сказать правду, нашла некоторых преданных и фанатических приверженцев. Но несмотря на рвение этих защитников и теоретическую правдоподобность этой системы, человечество инстинктивно отвернулось от ее странных выводов. И весь читающий мир сначала осмеял ее, а затем забыл, оставив ей лишь место в истории литературы. Смит сделал немного в этой части своей великой темы и это немногое он сделал не хорошо, но его здравый смысл удержал его от нелепостей, которые исказили работы тех, кто предшествовал ему, и многих после него. Осторожность, с которой он отказался от глубоких исследований, показывает, быть может, что он прекрасно понимал трудности, от которых предпочел уклониться. Однако о нем можно сказать, что он сделал столько, сколько можно требовать от одного ума, когда в главной отрасли своей темы он иллюстрировал, применил, связал и умножил истины, которые до него существовали разрозненно и изолированно и, большею частью, лишь наполовину разработанными. И мы знаем, что успех его работ сразу поднял этот предмет в ряды великих целей интеллектуальных усилий человечества, каковое место он вряд ли уж когда-нибудь потеряет, и мы надеемся, что в будущем занятое им место обеспечит ему должное развитие во всей его сложности. Мальтус (Malthus) был первым философом после Смита, который положил основу дальнейшему развитию научных знаний. В его работах о народонаселении и о ренте можно проследить первые ясные взгляды на те законы, которые управляют доходами землевладельцев и заработной платой рабочих на наиболее передовых ступенях развития цивилизации. И даже после того, как время и работы многих других умов исправили некоторые существенные ошибки и несколько слишком далеко идущее применение некоторых принципов, истинных самих по себе, но имеющих более местное или ограниченное приложение, чем это показалось их автору в пылу открытия, Мальтус все же не потерял права на звание мощного и оригинального искателя истины. Но Мальтус был исключительно несчастлив в своих последователях. В их обработке его труды, – вместо того чтобы послужить основанием для системы полезных истин, – были использованы для того, чтобы придать вид правдоподобия массе ошибок, искусных и безвредных в одной своей части, но в целом очень обманчивых и, к несчастью, очень опасных. По поводу ренты Мальтус, отбрасывая ошибки экономистов, своих предшественников, вполне удовлетворительно доказал, что там, где земля обрабатывается капиталистами, живущими на прибыль от своего капитала (stock), который они могут употребить по желанию и для других целей, стоимость обработки земли наихудшего качества определяет среднюю цену сырого продукта; разницей же качества лучших земель измеряется приносимая ими рента. Это было шагом вперед к пониманию обстоятельств, влияющих на развитие отдельных и очень ограниченных видов ренты, и причин, которые в одном, очень специфическом состоянии общества определяют средние цены сельскохозяйственного сырья. Но Рикардо (Ricardo), совершенно проглядев ограниченность области, к которой эти принципы применимы, решил вывести из них законы, регулирующие природу и размеры дохода, получаемого с земли, повсеместно и при всех обстоятельствах. Не довольствуясь этим, он предпринял задачу из этих узких и ограниченных данных построить общую систему распределения богатства и объяснить причины изменений, происходящих в норме прибыли или размере заработной платы по всему земному шару. Рикардо был талантливым человеком. Он создал систему, очень искусно составленную из чисто гипотетических истин. Но одного сознательного взгляда на мир, каков он есть в действительности, достаточно, чтобы показать, что эта система совершенно не соответствует прошлым и настоящим условиям существования человечества. Мальтусова теория народонаселения была еще более прискорбно искажена. Со своим выдающимся талантом он сразу привлек внимание света к физической способности человечества к безграничному размножению. При длительном и беспрепятственном развитии этой способности до ее высшей степени или даже до более ограниченной степени рост населения опередит любой возможный рост средств существования. Мальтус показал, что довольство или нищета значительной части населения стран всегда зависят от степени самоконтроля населения в отношении этой природной способности или от способов, коими рост населения удерживается на уровне, соответствующем количеству добываемой пищи, с помощью внешних обстоятельств. Эти факты, освещенные Мальтусом, всегда должны занимать видное место в каждом исследовании причин, определяющих социальный прогресс и положение стран. Совершенно особое место должны они занимать в тех исследованиях, которые касаются объяснения законов, управляющих колебаниями в численности народонаселения и количеств средств существования, потребляемых массой в каждом обществе или, другими словами, законов, регулирующих уровень заработной платы. Но создать и усовершенствовать такую важную часть человеческого знания едва ли мог один человек. Поэтому и работы Мальтуса содержат, конечно, элементы многих ошибок, смешанных с ценными и долговечными истинами, которые он первый установил. Эти ошибки происходили отчасти от логически несовершенной классификации причин, мешающих росту населения, которые он перечислил и исследовал, отчасти от некоторой, свойственной его мышлению, неясности и нерешительности касательно причин, влияющих на рост численности народов, к которым на практике можно было бы отнести и моральные причины, действующие в направлении, противоположном физическим склонностям человечества. Опасной привилегией действительно выдающихся людей является то, что их ошибки так же, как и их мудрость, чреваты последствиями. Ошибки Мальтуса сразу привели к таким спорам и терминологии, которые набросили тень на весь предмет и имели очень гибельное влияние на дальнейшее развитие науки – более гибельное, чем мог бы ожидать человек, не одаренный способностью предвидеть странную смесь легковерия и опрометчивости, характеризующую многие работы, в которых положения Мальтуса были доведены до их предполагаемых практических выводов. Рассматривая совместно две темы – ренты и народонаселения в отношении их влияния на заработную плату, мы увидим, что зародыши истины, найденной Мальтусом, были использованы для мнимой поддержки следующих учений: 1) доходы землевладельцев по всему земному шару существуют только потому, что качество разных почв различно, причем они могут возрасти только при увеличении разницы в производительности возделываемых земель; 2) это увеличение всегда происходит одновременно с уменьшением производительности сельского хозяйства и доходов производительных классов и сопровождается всегда потерями и нуждой; 3) интересы землевладельцев, требующие такого увеличения доходов, находятся поэтому всегда и неизбежно в противоречии с интересами государства и всякого другого класса общества. При обычном развитии стран богатство и положение капиталистов – второго ведущего класса общества – представлены в не менее мрачном виде. Влияние убывающей производительности сельского хозяйства, что, как предполагается, находит выражение в росте ренты, влечет за собой постепенное падение нормы прибыли капиталистов. Таким образом, их собственное вознаграждение и их способность накоплять новые средства для найма рабочей силы, по необходимости, постепенно уменьшаются по мере того, как возделываются все новые участки земли или к старым применяются новые средства обработки. Таким образом, один из двух наиболее богатых классов всегда должен ожидать, что увеличение населения и распространение земледелия принесет ему вызывающее зависть богатство, основанное на общественном несчастьи, а другому классу угрожает постепенный, но неизбежный упадок от тех же причин, приближающийся с той же скоростью. Судьба наиболее важной части населения, основной массы народа, еще более ужасна. Их еще одна причина, зависящая как и убывающее плодородие почвы от неизменного закона природы, непрестанно толкает либо к нищете, либо к преступлению. Они наделены как частью их физической конституции способностью и склонностью размножаться быстрее, чем растут их средства существования. Их численность может быть ограничена в соответствии со средствами существования лишь с помощью препятствий, которые превращаются либо в преступление, либо в нищету, либо в состояние морального воздержания, которое – согласно неудачно узкому определению его, данному автором этого учения – так редко проявляется, что очень мало смягчает действие страданий и порока. Это последнее мнение основано, главным образом, на ранее упомянутой логической ошибке в классификации причин, служащих препятствием к росту населения. Но оно было подхвачено и развито до его наиболее отталкивающих последствий с опрометчивой и пагубной живостью и послужило к увеличению ужасного количества тех элементов разногласия и страдания, существование которых, как полагали, убедительно доказано самой конституцией человека и земли, на которой он живет, и которые, согласно этой школе писателей, по необходимости усиливаются по мере роста населения и развития народов. Процесс, коим упомянутые авторы пришли к этим выводам, заключает в себе, правду говоря, почти все возможные ошибки, какие могут произойти от невнимания к фактам и извращенного злоупотребления простой способностью рассуждения. Во-первых, они признают, что вместе с ростом населения и цивилизации непрерывно падает производительность сельского хозяйства. Во-вторых, утверждают, что те, кто добывает средства существования физическим трудом, рабочие классы, поддерживаются исключительно на фонды, сберегаемые от доходов, – предположение, истинное в одном углу мира, но в применении ко всему миру, по существу, неверное и обманчивое. Вдобавок к этим первичным и роковым промахам господствует мнение, что уменьшение нормы прибыли, наблюдаемое при увеличении численности и богатства населения, является признаком уменьшения способности к накоплению новых средств. Это мнение ни на мгновение не может быть принято без почти преднамеренного невнимания к фактам и к свидетельству истории и статистики, касающейся положения каждой страны в мире, в отношении законов, действительно определяющих изменяющуюся способность обществ к накоплению капитала. Но теоретическая ложность этих учений, ясная для всякого, кто привык подвергать теоретические взгляды проверке фактами, осталась незамеченной вследствие ужасной смелости, с какой были сделаны из этих теорий практические выводы. Из предполагаемого непрерывного падения производительности сельского хозяйства вывели его предполагаемое влияние на накопление; и затем с помощью ошибочного вывода из факта, неверного по существу, пришли к положению о неспособности человечества добыть средства существования для растущего населения. А после того, как эти пункты с догматическим видом ученого превосходства почитались доказанными, было выведено видимое противоречие между постоянством человеческого счастья и законами, установленными провидением. Делались темные, но смелые намеки на то, что наиболее уважаемые моральные чувства, какими руководится человеческое сердце, являются, в конце концов, только лишь суевериями, которые, надо надеяться, исчезнут с развитием философии; что в запасе имеются готовые к употреблению средства, помогающие избежать страстей, заложенных создателем в человеке; и что таким образом в конце концов человеческая мудрость может восторжествовать над недостатками, допущенными провидением в физическом строении человека. Набросим покрывало на смелые детали, в которые облечена эта жалкая философия, на это одеяние позора и на обстоятельства, с помощью которых она доведена была до сведения части населения. Но фактом, не подлежащим, к сожалению, сомнению, фактом, известным всем знакомым с этим делом, является то, что теоретическая защита этих взглядов до известной степени запятнала моральные чувства части – и мы надеемся меньшей части – образованных классов и что их старательное распространение добровольными агентами, достойными этой работы, положило начало гнусному делу разложения и подавления всех чувств морального достоинства среди части низших классов. И теперь, когда мы собираемся рекомендовать трудолюбивые и объединенные усилия, необходимые для того, чтобы заложить фундамент здоровой истины в исследуемой области, который, как мы надеемся показать, может быть, надежно и солидно построен, – теперь мы не должны недооценивать вредного морального влияния и последствий этой поверхностной системы философии. Но хотя теории, о которых идет у нас речь, имели свою сферу распространения и произвели достаточно вреда и заблуждений ошибочным будет предположение, что какая-либо из них встретила всеобщее признание. Философы, стремящиеся построить теорию, действительно иногда закрывают глаза на поправки, вносимые миром, в котором они живут. Но человечество в целом обладает другим подходом, основанным на более здоровых взглядах на способы нахождения великих общих принципов среди совместного действия множества причин. Ему не требуется особой логической остроты, чтобы заметить, что в политической экономии положения, претендующие на универсальность, могут быть основаны только на наиболее всеобъемлющих взглядах общества. Принципы, определяющие положение и прогресс и управляющие поведением больших масс человечества, находящихся в различных условиях, могут быть познаны только путем опыта. Лишь поверхностный мыслитель полагает, что он может a priori предвидеть поведение, развитие и судьбу больших масс людей, отличающихся от него по моральному и физическому темпераменту и находящихся под влиянием меняющихся по своей силе и многообразию взаимодействующих факторов, таких, как климат, почва, религия, образование и образ правления, – только на основе своих собственных взглядов, чувств и побуждений и узкой сферы своих личных наблюдений. Но при первом же обращении от умозрения отдельных лиц к результатам опыта, представленным действительностью, всякое доверие к таким положениям, касающимся распределения богатства, как те, о которых мы говорили, должно сразу исчезнуть. Как только мы оторвемся от книг и переведем взгляд на статистическую карту мира, мы увидим, что страны, в которых земельная рента стоит выше, чем в других, вместо того, чтобы показывать признаки убывающей производительности сельского хозяйства, являются обычно странами с наибольшим населением, живущим в наибольшем изобилии трудами наименьшей части рабочих рук. Падение нормы прибыли, которое, как допускают упомянутые выше философы, можно наблюдать при увеличении населения и богатства, не только, однако, не сопровождается уменьшением производительной силы труда в любой из отраслей хозяйства, но, наоборот, в странах, где норма прибыли низка, как в Англии и Голландии, промышленность находится в наиболее цветущем состоянии и темпы накопления капитала в них наиболее быстры. С другой стороны, в странах, где норма прибыли постоянно высока, как в Польше и многих еще менее цивилизованных странах Европы и Азии, производительность труда в хозяйстве почти общеизвестна своей слабостью, а накопление капитала – своей медленностью. Таковы факты, ведущие непосредственно к выводу (основательность которого будет достаточно подтверждена тщательным анализом различных источников накопления), что высокие прибыли при большой производительной мощи и быстром накоплении являются в истории человечества исключением, а не правилом. Далее, наблюдая скорость роста различных классов населения ъ любой стране, мы сразу видим, что люди, принадлежащие к высшим и средним классам, т.е. к тем классам, которые имеют почти неограниченное господство над запасами продовольствия и всех средств здорового существования, чаще остаются неженатыми и незамужними, вступают в брак позже и размножаются медленнее тех, чьи средства существования более скудны. Сравнивая, далее, народы друг с другом, мы и здесь замечаем тот же факт: мы видим, что народы, средства которых сравнительно обильны, размножаются медленнее народов, живущих более скудно. Эти факты сразу указывают беспристрастному наблюдателю присутствие и влияние в человеческих обществах причин, которые, приходя в действие в период роста изобилия и изысканности, ослабляют влияние физических способностей человека к размножению, а не приводят его, очевидно, к нищете и, почти так же очевидно, к голому пороку или к состоянию морального воздержания. Познания этого факта достаточно уже самого по себе, чтобы внушить недоверие к тем гнетущим системам, которые учат, что все человечество находится под непреодолимым господством импульса, всегда толкающего его к крайней границе средств существования, которые могут быть добыты людьми, и что даже изобилие и богатство являются только силами, которые движут общества постепенно, но неизбежно, к нужде. Следовательно, между судьбами и изменяющимся относительным положением различных классов общества, как мы это видим при обычном прогрессе цивилизации, и мрачной судьбой, постоянной тенденцией к упадку, непрекращающимся противоречием сталкивающихся интересов, как это доказывается в новейших теориях политической экономии, имеется существенная разница и противоречие, которые должны поразить даже поверхностного наблюдателя, если он вообще сочтет нужным проверить теорию фактами. Напрасно было бы отрицать, что из-за этой, а может быть, и из-за некоторых других причин, чувство отвращения ко всему предмету проникло в умы некоторой части общества. Политическая экономия вызывает недоверие. Факты, на которые основаны ее выводы, считают слишком многочисленными, слишком изменчивыми и слишком непостоянными в своих соотношениях, чтобы допустить, что они могут поддаться точному наблюдению или правильному анализу, а потому оказаться способными дать какие-либо надежные, постоянные, общие принципы. И люди склонны уклоняться даже от того, чтобы изучать существующие взгляды, которые, по их мнению, пригодны только к тому, чтобы удивить, а не убедить, а затем исчезнуть, уступив место другому потоку парадоксов... ![]() Известный английский экономист. Родился в городе Танбридж-Уэллс, графство Кент, в семье адвоката. Окончил в 1816 г. Кембриджский университет (магистр с 1819 г.); был священником в разных приходах графства Суссекс. В 1831 г. стал профессором политической экономии в Королевском колледже (Лондон). В 1835 г., после смерти Т. Мальтуса, был назначен профессором политической экономии и истории в колледже Ост-Индской компании в Хейлибери. Наряду с научной деятельностью принимал активное участие в разработке проекта закона о реформе десятины. Был представителем архиепископа Кентерберийского в правительственной комиссии по десятине; после окончания работы комиссии был назначен в комиссию по призрению (благотворительности) для Англии и Уэльса.
Наибольшую известность Р. Джонсу принесла его основная работа «Опыт о распределении богатства и об источниках налогов» (1831), в которой, как и в других трудах, он подошел к пониманию исторически преходящего характера капиталистического способа производства. Он впервые в политэкономии рассматривал капитал как общественное отношение; освободил теорию ренты от так называемого закона «убывающего плодородия земли»; подверг критике учение Давида Рикардо, в частности положение о том, что падение нормы прибыли приводит к уменьшению накопления капитала. Карл Маркс обратил серьезное внимание на работы Джонса и посвятил разбору его взглядов большой раздел в 4-м томе «Капитала» («Теории прибавочной стоимости». Ч. 3). Критикуя ошибки Джонса, в том числе реформистские колебания и склонность к компромиссу с буржуазным радикализмом, Маркс вместе с тем высоко оценил положительные стороны его учения. |