Каутский К. Очерки и этюды по политической экономии.
Пер. с нем. № 27. Изд. стереотип.

Оглавление

Предисловие

Каутский являлся одним из тех последователей Маркса, которому выпала на долю великая честь продолжать дело научного социализма и дальнейшего оформления революционной теории пролетариата.

Надо сказать, что эту задачу Каутский выполнял весьма последовательно и удачно в условиях мирного развития и роста германской социал-демократии.

Необычайно могучий расцвет германской промышленности после 1871 года вызвал к жизни такой же бурный и стремительный pост пролетариата. Эта благоприятная обстановка создала в Германии могучую социал-демократическую организацию, которая фактически и теоретически была вождем мирового движения рабочего класса. Каутский в течении долгих лет был теоретическим вождем германской социал-демократии и II Интернационала. Он принял в свои руки великое наследие Маркса и Энгельса и, казалось, что он, стоявший у могилы великих творцов научного социализма, с честью понесет знамя, выпавшее из рук этих великих революционеров. И необходимо здесь отметить, что Каутский довольно долгое время с честью продолжал их великое дело.

Каутский не экономист. Весь свой талант он обратил на исторические исследования. При свете теории исторического материализма Каутский сумел пролить свет на целый ряд исторических явлений, объяснение которым раньше искали только в творении "великого человеческого духа".

В своих книгах "Предшественники новейшего социализма", "История возникновения христианства" и "Томас Моор и его утопия" он мастерской рукой вскрывает тайную пружину таких могучих движений, как раннее христианство или реформация. Необычайно четко и ясно обнажает он борьбу классов – истинную причину этих движений, глубоко скрытую под оболочкой религиозной борьбы и богоискательства.

Но, наряду с этим, Каутский является одним из наиболее блестящих популяризаторов теории политической экономии Маркса.

Политическая экономия есть анатомия человеческого общества. Нельзя ничего понять в человеческом, скажем организме, без анатомии, т.-е. без детального научного ознакомления с функциями и ролью каждой отдельной частицы этого организма, Маркс острым оружием своей гениальной критики вскрыл все внутренние, глубоко скрытые для постороннего наблюдателя функции отдельных элементов капиталистической системы.

Маркс открыл нам тайну происхождения богатств, он показал, что производительный класс рабочих является не только творцом всех богатств, но что он является источником накопления и роста этих богатств. Своей теорией прибавочной стоимости Маркс нанес смертельный удар всем буржуазным школам политической экономии, пытавшимся доказать необходимость и полезность класса капиталистов. Помимо этого он обнаружил в этом организме огромную массу элементов, неизбежно ведущих этот организм к гибели. С необыкновенной ясностью и силой были им вскрыты те бесконечные противоречия, которые хотя и двигают вперед капиталистическую систему, но двигают ее к неизбежной гибели. Отныне рабочий класс получил в свои руки несравненное орудие борьбы, острую как булат теорию возрождения униженного, втоптанного в грязь огромного большинства человечества.

Сила этой теории заключалась еще в том, что она, как в фокусе, собирала всю силу ненависти рабочего класса против своего единственного врага-против капитализма. Рабочему классу не было более нужды ломать машины, считая их своими врагами. Отныне он знал кто его враг и как с ним нужно бороться.

Предлагаемая книжка представляет собой очень ясное, и вместе с тем крайне простое, изложение указанной теории Маркса.

Каутский здесь не только простой популяризатор марксовых идей. Он подымается местами до пафоса ясновидения. Вот пророческие слова, брошенные им почти вскользь, при изложении внутренних противоречий капитализма: "Все производство, самое питание населения в капиталистических странах зависит от беспрепятственного хода торговли. Это одна из причин, по которым всемирная война была бы в настоящее время гораздо опустошительнее, чем когда либо. Война ведет к застою в торговле, а этот застой прекратил бы в настоящее время также и производство и означал бы остановку всей промышленной жизни и наступление такого экономического кризиса, который вызвал бы не меньше бедствий и распространился бы гораздо шире, чем непосредственные опустошения, происходящие на театре военных действий" (см. стр. 60),

Это Каутский писал почти за 20 лет до той грандиозной бойни, которую учинила буржуазия в 14–18 годах.

Каждая строка предлагаемой книжки всем своим острием направлена против теперешнего Каутского и выжигает у него на лбу позорное имя "Каин".

Так глубоко и позорно падение кабинетного ученого, видевшего пролетариат и его нужды сквозь теоретические очки и не понявшего ничего тогда, когда под окном его кабинета раздались возгласы баррикадного боя, боя, в котором этот пролетариат выступил для решительной и смертельной схватки с капиталом.

Русская революция сражается и побеждает тем самым оружием, который оттачивал также и Каутский.

Настоящая книжка до сих пор еще не утратила своего значения, ибо капитализм еще живет не только за пределами красных границ, но и внутри советского организма. Нэп-немаленький хвостик этой системы, и небесполезно каждому пролетарию вновь просмотреть эти строки, не только направленные против этой системы, но и разъясняющие неизбежность этой системы на определенной стадии хозяйственного развития данной страны.

Тот же факт, что Каутский ничего не понял в грозных событиях текущего дня, свидетельствует лишь о том, что теория несостоятельна без практической работы в гуще рабочей массы. И оттого, что "старый тапер вообще отказывается играть на инструменте революции", у нас вовсе не должна отпасть охота вновь и вновь перечесть то, что нам может помочь разобраться в крайне сложных явлениях действительности.

Предисловие автора к 5-му немецкому изданию

Двенадцать лет тому назад вышло первое издание этого произведения. За этот промежуток времени произошли некоторые перемены как в самой жизни, так и в области идей. Эти перемены были настолько существенны, что в некоторых кругах самой социал-демократии был поднят вопрос, не устарела ли программа и ее толкование и соответствует ли она фактам последнего времени.

Нет сомнения, что прежние издания в некоторых пунктах устарели просто потому, что они основываются на материале, в который не входят новые факты и наблюдения. Особенно устарели они потому, что в них статистические данные взяты из профессиональной статистики 1882 года, которая теряет свое значение в сравнении с статистикой 1895 г. Естественно, что в этом издании я вместо старых цифр брал новые.

Находят, что не только статистика, которая служит для того, чтобы наглядно доказать ход мыслей, устарела; находят, будто самый ход мыслей устарел, оказался неверным, и требуют поэтому, чтобы социал-демократия в корне изменила свою программу.

Внимательно обдумав свое произведение, я нашел один только пункт, который требует изменения. Об этом и буду говорить ниже. Все критики "теории обнищания" и "теории катастроф" не убедили меня в необходимости что-либо изменить в моем произведении просто потому, что в нем нигде не говорится ни об одной из этих "теорий". Это-теории, которые были выведены из моего произведения, несмотря на неоднократные протесты.

Как раз в то время, когда появилось это произведение, можно было скорее, чем теперь, допустить, что в некоторых странах, например, в Англии, пролетариат может захватить политическую власть почти без катастрофы. Маркс сам признавал, что в Англии движение может закончиться мирным путем. Если он не верил, что то же возможно и в больших государствах континента, то не потому, что он придерживается какой-нибудь "теории катастроф", а потому, что он понимал всю разницу между характером государственной власти на континенте и в Англии. От этого взгляда Маркса далеко еще до "теории катастроф"; точно также человек, глядя на тучу и предсказывая грозу, еще не дает теории грозы. Так как мое произведение развивает только принципы известного мировоззрения, а не основания ее тактики для того или другого случая, то я не нахожу ни малейшего основания создавать и защищать "теорию катастроф".

Я также не имел никакого намерения развивать теорию обнищания. Ко времени появления моей книги все марксисты признавали, что освобождение пролетариата произойдет не от все возрастающей нищеты, а от растущего классового противоречия и классовой борьбы, вызванной этим самым противоречием. Теория обнищания принадлежит старому социализму, бывшему до Маркса. В победе над ним теории классовой борьбы мы видели тогда громаднейший успех марксизма. С этой точки зрения было важно верно понять тенденцию капитала увеличивать нищету, угнетение, эксплуатацию, так как эта тенденция указывает нам на постоянное расширение и обострение классовой борьбы. Но никому из нас не пришло в голову сделать отсюда вывод, что пролетариат должен становиться все более бедным и забитым.

Теория обнищания в моей книге не играет никакой роли. Что касается теории катастроф, то изНза нее мне не пришлось переделать ни одного положения в этом произведении.

Кроме этих двух теорий была под сомнением еще одна, которую Маркс действительно дал, – теория кризисов. Эта теория была построена на основании наблюдений в продолжение пятидесяти лет. Следующий период в несколько десятков лет самым блестящим образом подтвердил ее. И вот, в 1898 году пришли к заключению, что теория эта не верна. Почему? Потому что уж целых три года, как дела идут регулярно, без кризисов. Если бы немецкая социал-демократия в то время дала себя ввести в заблуждение этой критикой и изменила бы в своей программе пункт о кризисах, то ей пришлось бы теперь снова изменять его. Если допустить, что такая быстрая и поверхностная критика могла бы иметь влияние на программу и убеждения, могла определять направление нашей деятельности, то никогда конца не будет такой критики, можно сделаться игрушкой в руках случая вместо того, чтобы быть внимательным наблюдателем, подчиняющим все случайные явления одной великой цели, к которой мы стремимся неуклонно.

В одном только пункте я должен был внести незначительную поправку сравнительно с другими изданиями Речь идет о падении мелкого производства в сельском хозяйстве. Падение мелкого крестьянского хозяйства в последние двадцать лет совершается медленнее прежнего; местами этого рода хозяйство даже растет. В 1892 году это еще не было так заметно. В этом-то пункте мне пришлось выразиться осторожнее, чем тогда.

И это все. Я не имел никакого основания вместо старой тенденции-тенденции вытестения в сельском хозяйстве мелкого производства крупным-признать другую тенденцию, ей противоречащую. Притом, статистические цифры недостаточно точны и ясны. Они не указывают на то, что изменился ход развития, а что это развитие стоит на одном месте, если говорить о величине хозяйств. Изменения, происшедшие в последние десятилетия в занимаемых отдельными хозяйственными группами площадях земли, очень незначительны и не везде идут в одном и том же направлении.

В отдельных местах крупное хозяйство пало, в других, наоборот, оно развилось больше прежнего. Период времени, за который, казалось, остановилось развитие, слишком мал, чтобы можно было из фактов, столь мало характерных, создать новую теорию и упразднить старую, построенную на наблюдениях за целое столетие. Если бы мы гнались за новыми теориями в области аграрной программы, то поплатились бы так же, как некоторые ревизионисты в вопросе о кризисах.

Заметим, наконец, что теория концентрации капиталов, как ее составил Маркс, не только не отрицает существования мелкого производства, а допускает даже его рост в некоторых отраслях производства, причем не только в. сельском хозяйстве, но и в промышленности и торговле. Именно придерживаясь марксовой диалектики, можно понять этот рост.

Каждая тенденция создает ей противоположные, которые стремятся уничтожить первую. Даже там, где это им удается, они никогда не в силах вернуть старое в том виде, в каком оно находилось раньше, когда господствовали уже теперь вымершие тенденции. Нет, они создают нечто в корне новое. Нищета, напр., которую капитализм по природе своей приносит пролетариату, приводит к классовой борьбе последнего против этой нищеты. Все же там, где классовая борьба даже достаточно сильна, чтобы оградить пролетариат от нищеты, созданной капиталом, не возвращается докапиталистическая идиллия. С другой стороны, мы видим, что стремление пролетариата к объединению, для изменения соотношения сил между наемными рабочими и капиталистом, приводит к тому, что предприниматели в свою очередь стараются объединиться. Может казаться, что там, где организация рабочих выступает против предпринимательского союза, мы имеем то же, что и прежде, т.-е. соотношение сил между рабочими и капиталистами осталось прежнее. В действительности оно совсем другое. Как бы ни была сильна организация капиталистов, она не может так властвовать над организацией рабочих, как отдельный капиталист над единичным неорганизованным рабочим. Сознание и тактика организованного рабочего многим отличается, понятно, от сознания и тактики неорганизованного.

Тот же диалектический процесс приводит к тому, что концентрация капиталов при известных обстоятельствах увеличивает число мелких производств. Но это новое мелкое производство только по виду прежнее, на деле же оно отличается от него и играет совершенно другую роль в политической и экономической жизни.

Концентрация капитала по Марксу ведет, как известно, не только к упразднению самостоятельного мелкого производства, не покоющегося на постоянном наемном труде; она ведет также к возрастанию резервной армии в среде рабочих. Она выбрасывает на рынок гораздо больше рабочих, чем он в состоянии поглотить. Не следует думать, однако, что вся промышленная резервная армия состоит из безработных. Последние составляют только часть ее: верхние и нижние слои; внизу-"лумпен-пролетариат" (босая команда)-вору, не боящиеся безработицы, организации которых достаточно сильны, чтобы выдержать более или менее продолжительное время безработицы, наверху-организованные, привилегированные рабочие, организации которых тоже достаточно сильны, чтобы выдержать более или менее продолжительное время безработицы. Большая же часть средних слоев этой армии-наемные рабочие, не нашедшие никакой работы в своей профессии и вынужденные применить свою рабочую силу другим путем. Чтобы найти работу, им ничего более не остается делать, как открыть собственное мелкое предприятие-артельные предприятия еще не вошли в моду. Таким образом, чем скорее совершается концентрация капиталов, чем быстрее она разрушает первобытное мелкое производство и увеличивает промышленную резервную армию, тем сильнее стремление безработных рабочих основывать новые и поддерживать существующие мелкие предприятия. Тут эти мелкие предприятия вытесняются, там они создаются вновь.

Концентрация капитала в Германии быстрее всего устраняет мелкое производство в следующих отраслях промышленности: в производстве светильного материала, где число мелких предприятий с 1892 года до 1895 уменьшилось на 25%; в каменоломнях-уменьшилось на 24%, в горном деле-на 34% и в текстильной промышленности-на 42%.

Это же развитие увеличило число мелких предприятий в торговле на 39%, в страховых обществах-на 60%, число мелких питейных заведениц, ресторанов, гостиниц и т. д. увеличилось на 35%, число табачных и сигарных фабрик увеличилось с 5.465 до 9.708, что составляет 78%, в ручной торговле (коро- бейники, разносчики) с 202.709 до 312.059, что составляет 54%. В сравнении с этими цифрами увеличение в сельском хозяйстве числа мелких предприятий, обладающих площадью земли ниже двух гектар (увеличение-5,8%) и от двух до пяти гектар (3,5%) не имеет никакого значения. Основываясь исключительно на этих цифрах, можно сделать вывод, что и для торговли, питейных заведений, табачных фабрик и еще некоторых других отраслей промышленности не верен закон концентрации капиталов. Однако, мы знаем наверно, что и в этой области он оказывает свое действие.

Новое мелкое производство, возникшее на почве концентрации капиталов-домашнее производство, ручная торговля, мелкие крестьянские хозяйства-носят совершенно иной характер, чем те, которые были разрушены этой концентрацией. В прежнее время средства производства в мелких предприятиях принадлежали самим производителям, составляли их собственность; хозяева же возникающих теперь мелких предприятий получают важнейшие средства производства взаймы у капиталиста, который, понятно, не безвозмездно оказывает подобную услугу. Последнее верно и по отношению к крестьянину, обрабатывающему арендованную и собственную заложенную землю, и по отношению к кустарю (домашнему производителю), который получает сырой материал у капиталиста, и по отношению к кабатчику, который есть не более, как наемный человек у откупщика, и по отношению к разносчику товаров или мелкому лавочнику, который берет в долг необходимые товары.

Прежние собственники мелких предприятий составляли среднее сословие; они были отчасти капиталистами, отчасти наемными рабочими и занимали среднее место между этими двумя классами. Теперешний мелкий производитель стоит гораздо ниже наемного рабочего; он слабее физически, живет в худших условиях; его рабочий день гораздо длиннее. Его жена и дети куда больше эксплуатируются. Становясь хозяином мелкого предприятия, мелкий производитель не только не поднимается на высшую ступень, а, наоборот, опускается-опускается до положения, в котором мучаются хозяева самостоятельных мелких хозяйств.

Старое мелкое производство, уничтоженное концентрацией капиталов, являлось конкурентом последнего. Самостоятельный мелкий производитель был злейшим врагом капиталиста, как член того же класса собственников. В своем новом виде мелкое производство служит капиталу средством для эксплуатации самого себя, необходимым условием для развития крупного производства, представляя последнему постоянный источник рабочей силы; и в этом случае производитель является врагом капиталиста, но уж как член того класса, который наиболее угнетается и эксплуатируется капиталистом-как член пролетариата.

Капиталистическое крупное производство может развиваться только имея за собою резервную армию; последняя приносит ему двоякую выгоду: во-первых, она понижает заработную плату занятых в производстве рабочих, во-вторых, дает возможность использовать всякий выгодный момент на рынке и быстро расширить производство, как только это является нужным, путем привлечения новых рабочих.

Для капиталиста резервную армию составляют не столько безработные, сколько так называемые пролетаризованные мелкие производители. Только в сравнительно немногих отраслях труда удавалось до сих пор поддержать безработных более или менее продолжительное время. Рабочие, остающиеся долгое время без работы, теряют привычку трудиться и потому негодны для эксплуатации капитала. Иначе обстоит дело с пролетаризованными хозяевами мелких предприятий. Они. всегда способны поступить в крупное предприятие, если только это им выгодно, и они принимаются за работу с большой охотой и быстротой – качества, порожденные пролетаризованным мелким производством.

Когда дела идут хорошо, многие рабочие из деревень и городов покидают работу в мелких предприятиях и переходят в крупные. Хозяин же мелкого предприятия, в особенности в сельском хозяйстве, часто бывает так прикован к своему хозяйству, что не может его бросить во всякую минуту и перейти в крупное. Он посылает туда наиболее энергичных и развитых членов своей семьи, а мелкое хозяйство остается часто на руках детей и стариков. Таким образом, мелкое производство исполняет новую функцию: доставляет энергичных работников крупному производству и служит приютом для тех, которые для последнего являются лишними.

Не одно промышленное крупное производство, но также и сельско-хозяйственное, чем дальше, все больше нуждается в резервной армии, которую пополняет мелкое производство, сельско-хозяйственное крупное производство еще в большей степени, нежели промышленное, нуждается в этой армии. Сельское хозяйство часто страдает от таких причин, которые неизвестны индустрии; одна из таких причин-превращение сельского хозяйства, где оно ведется капиталистическим способом, благодаря введению машин, разделению труда и усовершенствованию техники, в сезонное предприятие, нуждающееся от времени до времени в огромной массе рабочих рук; в остальное же время рабочих требуется очень мало. Вот почему мы замечаем недостаток рабочих у крупных землевладельцев; они больше всего нуждаются в резерве из раззоренных мелких крестьян; особенно Восточная Германия и прилегающие к ней местности доставляют необходимое количество этих рабочих; из года в год стекаются оттуда мелкие крестьяне, которые охотно принимаются крупными помещиками. Без этих рабочих рук, доставляемых мелким крестьянством, крупная сельскохозяйственная промышленность в Германии была бы еще в худшем положении, чем сейчас. Вот насколько при теперешнем способе производства мелкое хозяйство является необходимостью для развития крупного. Не как конкурент, применяющий более совершенную технику, выступает мелкое производство против крупного, а как важнейший поставщик пролетариев для крупных землевладельцев. Последние часто искусственно насаждают мелкое производство, чтобы оттуда черпать потом нужных им пролетариев.

Таким образом, мы видим, что концентрация капиталов сама создает мелкое производство и заинтересована в увеличении числа этого рода предприятий. Следует ли из всего этого, что мысль, высказанная мной в этой книге, о неизбежном падении мелкого производства не верна? Нисколько. Там говорится о падении только того мелкого производства, "которое зиждется на частной собственности рабочего на средства производства".

Оно не имеет никакого отношения к новому виду мелких предприятий, при котором необходимые средства производства принадлежат капиталисту. Это новое производство имеет весьма пролетарскую форму; тут мелкие производители все менее и менее заинтересованы в существовании частной собственности на средства производства и все более попадают в то же классовое противоречие, как и наемные рабочие. Если прежнее мелкое производство служило твердой опорой для сохранения частной собственности на средства производства и тем самым для капитализма, то в новом своем виде оно, наоборот, является элементом пролетарского возмущения против этой частной собственности, а, следовательно, и против капитала. Рабочие, занятые в таких предприятиях, являются более угнетенными, изолированными, изнуренными непрерывным трудом, нежели рабочие в крупном производстве; их экономическое положение более сложно и неопределенно, чем таковое собственно наемных рабочих, – вот почему они труднее поддаются организации, труднее развить в них классовое сознание. При известных обстоятельствах они могут задержать освободительное движение пролетариата, становясь штрейкбрехерами или выбирая в парламент буржуазных депутатов, но ни в каком случае они не могут составлять элемента, на котором капитал продолжительное время будет строить свое господство. Рано или поздно классовые интересы заставляют их переходить на сторону борющегося пролетариата.

Прежде мелкое производство, которое развилось при цветущем состоянии ремесла, было для общества того времени самым прочным экономическим основанием, без которого оно не могло существовать. Теперешнее пролетаризованное мелкое производство является, напротив того, одним из многих бедствий капиталистического способа производства и так же неизбежно при существующих общественных отношениях, как, напр., преступление и проституция; и так же, как эти последние, не может служить здоровым, прочным основанием для общества. Новое мелкое производство становится чем дальше, тем более паразитическим, оказывает крупной индустрии помощь только в периоде нужды, а вообще является тягостью для общества. Занятые в этом производстве люди без всякого сожаления покидают его как только является возможность. Уже теперь мы часто видим, как при подъеме в промышленности, целые толпы рабочих оставляют мелкое производство и в деревнях и в городах. Когда пролетариат получит политическую силу и сумеет организовать производство согласно своим классовым интересам, ему придется прежде всего уничтожить промышленную резервную армию. А последнее приведет к уничтожению мелкого производства во многих отраслях промышленности, торговли и сельского хозяйства.

Совершенно не верно, что социалистический способ производства может быть введен не раньше, чем уничтожится мелкое производство. В таком случае этот строй никогда не наступил бы, так как концентрация капиталов не упраздняет совершенно мелкого производства; во многих случаях она даже порождает новые мелкие предприятия на место старых. Уничтожить в корне это новое паразитическое пролетаризованное мелкое производство возможно только при социалистическом способе производства. Такой способ производства есть предварительное условие, а не результат окончательного уничтожения мелкого производства во всех тех отраслях, где оно в техническом отношении является лишним.

Не вычеркивание мелкого производства из статистики, а вытеснение его во всем процессе производства, который играет господствующую роль в общественной, жизни, и подчинение этого процесса капиталу, монополизирующему средства производства и все выгоды от все возрастающего усовершенствования их-вот условия для введения социализма. Что эти предварительные условия растут очень быстро, ясно теперь и тому, кто даже не присматривается к политической и социальной жизни.

Вот в каком смысле следует понимать марксово учение о концентрации капиталов, изложенное в моей книге. И если так его понимать, оно не только не находится в противоречии с фактами в жизни, а, наоборот, дает ключ к пониманию их. В этом пункте, как и в других, подвергнутых сомнению "критическим социализмом", принципиальная часть программы не нуждается в пересмотре.

То, что я говорю, не есть хвастовство, так как программа ни в коем случае не составлена мной одним. Правда, она была построена на основании предложенного мной проекта "программы", но в существенных пунктах комиссия ее развила. В самом проекте те положения, которые позже, главным образом, и подвергались обсуждению, взяты почти целиком из "Капитала" Маркса; теоретическая часть только передает другими словами известную главу из "Капитала" об "исторической тенденции капиталистического накопления". Именно в этом я и вижу причину того, что эта программа имеет силу и способность противостоять моде, которая часто меняется. До тех пор, пока не удастся вместо "Капитала" дать другую теоретическую основу социализма, общие положения моей книги также не будут нуждаться в пересмотре.

Предисловие автора к немецкому изданию

Прошло десять лет с тех пор, как появилось первое немецкое издание этого произведения. Это было время больших общественных перемен, глубоких теоретических разногласий. Все же, пересматривая свое произведение, мне пришлось внести очень мало поправок. Все эти споры не открыли нам никаких новых путей и не пошатнули наших старых взглядов. Новые общественные явления означают большой успех того движения, которое ведет к социализму через обострение классовых противоречий и увеличение возбуждения пролетариата.

Однако, я хочу указать на два следующих явления. Одно то, что Соединенные Штаты выросли и сделались промышленным государством, где промышленность не может уже удовлетвориться внутренним рынком, как бы он ни расширялся, и производит, таким образом, на мировой рынок все большее и большее количество продуктов. Этим Соединенные Штаты заняли первое место среди других капиталистических государств. Промышленность Соединенных Штатов так прочна у себя в стране, как ни в одном государстве в мире. Простираясь от полярного пояса до тропиков, Соединенные Штаты производят достаточное количество сырья-железо, уголь, хлопок и т. д., также денежный металл-серебро и золото, и, наконец, пищевые продукты. Число жителей в них больше, чем во всякой другой культурной европейской стране, почти так же велико, как в Германии и Англии, вместе взятых. Только Россию (считая пространство, занимаемое в Азии) можно сравнить с Соединенными Штатами по величине, по числу жителей, по богатству сырьем и хлебом. Однако, несмотря на естественные богатства, национальные богатства России очень малы в сравнении с американскими. Американский рабочий и крестьянин принадлежит к рабочим, стоящим на более высокой ступени, чем все прочие, и превосходит по заработку своих европейских товарищей; русский же рабочий и крестьянин, который отстал в своем развитии, живет в ужасной нужде и не может выступить на всемирном рынке, как производитель, который мог бы выдержать конкуренцию; не может создать настоящего внутреннего рынка для своей промышленности, как потребитель, который мог бы достаточно интенсивно покупать.

В то же время мы находим в Соединенных Штатах класс капиталистов, более сильный и могучий, чем в других странах. Там ему не стоят на пути, как у нас, ни классы-пережитки времени феодализма и абсолютизма, ни образ мышления, характерный феодальному строю. Феодал был не только хозяин и эксплуататор, но также защитник своих подданных. Наши наиболее радикальные либералы (по крайней мере, в Германии) мечтают о таком социальном строе, при котором этот идеал феодала должен осуществиться и в котором капиталист будет отечески заботиться о своих наемных рабочих. Американский капиталист чужд, таких сладких мечтаний. Для него наемный рабочий всегда был ничем иным, как продавцом своей рабочей силы. Но, с другой стороны, ему пришлось гораздо меньше, чем европейскому капиталисту, бороться с недовольством пролетариата. Ни один пролетариат не представляет такого смешения народов и рас, как американский, большая часть которого состоит из ирландцев, немцев, евреев, венгров, славян, негров, китайцев, кроме того, Соединенные Штаты имели до недавнего прошлого отводной канал, куда уходили самые энергичные элементы-это громадное пространство земли на Западе, которое дало возможность большому числу пролетариев сделаться зажиточными крестьянами и не допустило их опуститься до пролетариев.

Американский капиталист, не знающий ни аристократических, ни бюрократических замашек и чуждый феодальных и мелкобуржуазных предрассудков и "благородных чувств", нисколько не боится пролетариата, не останавливается ни перед чем и является более энергичным, чем всякий другой капиталист.

Американский капитализм поэтому является теперь в роли руководителя в интернациональной борьбе изНза конкуренции, несмотря на то, что он еще так молод; централизацию капиталов он довел до высшей точки, посредством картелей и трестов, существующее монопольное хозяйство развил наилучшим образом. Он глава всего хозяйственного механизма своей страны и готов вмешаться в хозяйство других стран и получить господство над ним. Он прогнал Испанию из ее последних колоний в Америке, занял Филиппины и начнет, вероятно, в скором времени борьбу за монополизацию прибрежных стран Тихого океана. Притом, он старается привлечь к этой монополии самые крупные английские и германские капиталы, которых он еще не может сделать себе подвластными.

Американский капитал представляет опасность для европейских народов не только, как конкурент, но и как эксплуататор. Он может, пожалуй, в течение десяти лет получить гигантскую силу и вызвать в Европе сильнейшее противодействие; он может возбудить страшную классовую борьбу. Если конкуренция американского хлеба и других средств существования в последние двадцать лет вывела из спячки и возбудила консервативные аграрные классы, сделала их "разбойниками", то наводнение Европы американскими продуктами и капиталами произведет то же действие, еще в больших размерах, на промышленное население ее, которое отличается большей подвижностью и возбудимостью.

Это наводнение может, главным образом, влиять в двух направлениях: во-первых, оно обострит классовый анатагонизм между капиталистами и рабочими; во-вторых, – будет способствовать переходу крупных промышленных и транспортных предприятий в руки государства. Оно же заставляет европейских капиталистов – относиться к рабочим с той же жестокостью, как их американские товарищи. Тресты и картели одинаково опасны как для потребителей, так и для рабочих. То, что они да сих пор не понизили значительно заработной платы в Америке, объясняется, главным образом, тем, что многие из них выросли в последний период расцвета, когда дела шли очень хорошо и не стоило заводить спора с рабочими, когда каждый потерянный рабочий день означал уменьшение прибыли. Теперь же во время кризиса они могут показать, до чего они в состоянии абсолютно понизить заработную плату. Но мне кажется, что они уже и во время расцвета относительно понизили заработную плату, не давая ей нормально возрастать.

Если верить американской статистике, на которую, правда, не очень можно полагаться, но которая все-таки не скрывает истины, заработная плата в Америке в общем понизилась, что видно из следующих цифр: с 1890 года до 1900 число рабочих в американской промышленности увеличилось с 4.251.613 до 5.310.598, т.-е. на 25%; сумма же заработной платы, наоборот, увеличилась с 1.891 миллиона долларов до 2.323 миллионов долларов -только на 23%- Итак, средняя заработная плата пала абсолютно с 445 до 437 долларов. В некоторых местностях и отраслях промышленности это падение заработной платы особенно бросилось в глаза. Так в штате Нью-Йорк средняя заработная плата наборщиков за время с 1890 г. до 1900 г. понизилась с 775 до 664 долларов-на 111 долларов; средняя заработная плата рабочих на фабриках обуви-с 432 до 388 долларов. Кризис 1893 года значительно понизил заработную плату. Расцвет же, начавшийся с 1895 года, снова привел к возрастанию заработной платы. Но это возрастание, повидимому, было недостаточно сильно, чтобы поднять ее до высоты 1890 года, когда тресты еще не господствовали повсюду. При том же цены на средства существования увеличились с 1890 года.

По другим статистическим данным, заработная плата в среднем увеличилась с 1897 года до 1900 года на 5%, в то время как цены на средства существования увеличились на 30–40%. Все это показывает, что положение американских рабочих значительно ухудшилось.

Если таковы результаты периода редкаго расцвета в промышленности, то можно себе легко представить, какое ужасное действие окажет кризис. И то, что произойдет у них, будет нами перенято самым прилежным образом. Везде возгорится страшная борьба с рабочим классом.

Но не понижением заработной платы европейские капиталисты победят конкуренцию американских, которая именно тем и опасна, что условия жизни американского рабочего гораздо выше таковых европейского. Какие же еще средства у нас имеются? Покровительственные пошлины. Но их уже столько увеличивали, сколько было возможно, и при дальнейшем повышении придется иметь дело не с одной Америкой, а со всем остальным миром. Военный налог может еще более усилить кризис, в конце концов, не остается ничего другого, как передать в руки государства те отрасли промышленности и транспорта, которые подвергаются опасности со стороны американской конкуренции. Все возрастающая исполнительная сила предпринимательских союзов в собственной стране заставляет перевести частные монополии в государственные или общественные руки, чтобы сломить их деспотическую власть. Но применить это средство так, чтобы пролетариат при этом не пострадал, можно только в том случае, когда усилится политическое значение его.

Таким образом, конкуренция Америки должна в каждом частном случае привести к тому, что борьба пролетариата за политическую власть выступит в Европе на первый план, что объединение его в самостоятельную политическую партию будет более необходимо, чем когда бы то ни было для его собственного благополучия и для прогресса всего общества.

Переход американской промышленности к производству на вывоз увеличил в самой Америке антагонизм между капиталом и трудом, так как американский капитал должен теперь конкурировать не только на внутреннем рынке, который защищен высокими покровительственными пошлинами, но также на мировом, где условия сбыта товаров гораздо худшие. Количество свободной земли на далеком Западе, которое до сих пор отвлекло большое число рабочих от пролетариата, все больше иссякает. Эмиграция в Америку уменьшается, и чуждые элементы в американском пролетариате все уменьшаются. Все это ведет к тому, что рабочий класс в Америке все больше объединяется и становится более враждебным к капиталу. И, в самом деле, известия из Америки за последние годы более благоприятны для социал-демократии, чем скажем 10 лет тому назад. Социал-демократическое движение в Новом Свете уже движение не одних эмигрантов-оно все больше становится англо-американским.

В то время, как американский капитал на Западе революционизирует все три части света: Америку, Азию и Западную Европу, на востоке Европы происходит пробуждение: это второе явление, которое придает политическому положению всего мира иной вид, чем 10 лет тому назад. Как развитие Америки, так и это последнее явление, не дает мне никаких оснований изменить те взгляды, которые изложены в моем произведении.

Об авторе

Каутский Карл

Немецкий социал-демократ, центрист, один из лидеров 2-го Интернационала. В 1874 г. примкнул к социалистическому движению. С конца 1870-х гг., а особенно после знакомства в 1881 г. с К. Марксом и Ф. Энгельсом, начал переходить на позиции марксизма. В 1883–1917 гг. — редактор теоретического журнала германских социал-демократов «Die Neue Zeit» («Новое время»). В 1880–1900-е гг. написал ряд работ, пропагандировавших марксистские идеи. Перед Первой мировой войной отошел от революционного рабочего движения, проводя линию на примирение с ревизионистами. Октябрьскую революцию встретил враждебно. В 1917 г. участвовал в создании Независимой социал-демократической партии Германии.

Большинство трудов К. Каутского было переведено на русский язык. Широкую известность получили его работы: «Этика и материалистическое понимание истории» (М.: URSS), «К критике теории и практики марксизма („Антибернштейн“)» (М.: URSS), «Экономическое учение Карла Маркса» (М.: URSS) и др.