"Введенiе въ философiю" Корнелiуса обладаетъ такими выдающимися достоинствами, которыя, конечно, легко заметитъ каждый принявшiйся за чтенiе этой книги. Эти достоинства состоятъ прежде всего въ поразительной ясности изложенiя, строгой научности и въ глубине мысли. Ясность изложенiя, доведенная Корнелiусомъ, такъ ск., до художественности, есть следствiе совершенной твердости его мысли, того, что онъ точно знаетъ, куда идетъ, и потому твердо и спокойно ведетъ за собою и читателя, не смущая его никакими посторонними отклоненiями и лишними словами. Строгая научность книги Корнелiуса выражается прежде всего въ томъ, что онъ устраняетъ всякую – столь частую въ философскихъ разсужденiяхъ – реторику, всякую попытку действовать на чувство читателя, и довольствуется лишь убедительностью логики. Авторъ можетъ, конечно, заблуждаться, но онъ выдаетъ свои мысли вполне открыто, энергически побуждая темъ и читателя къ критике ихъ. И, можетъ быть, именно теперь, когда метафизическая философiя вновь стала овладевать умами, появленiе книги Корнелiуса, съ ея острой критикою какъ реалистической, такъ и идеалистической метафизики особенно ценно. Наконецъ, глубина мысли у Корнелiуса выражается въ томъ, что онъ везде пытается довести свое изследованiе до основного, исходнаго пункта, до того, что онъ самъ называетъ последней ясностью. Понятiе о томъ, въ чемъ состоитъ содержанiе "введенiя въ философiю", какъ отрасли философiи, является, какъ известно, несколько неопределеннымъ и понимается разными авторами различно. Четыре наиболее выдающiяся сочиненiя, вышедшiя за последнiе десять летъ подъ этимъ названiемъ и принадлежащiя Паульсену, Вундту, Кюльпе и Корнелiусу, каждое имеетъ свой особый характеръ: Паульсенъ излагаетъ главнымъ образомъ свою метафизическую систему, Вундтъ даетъ краткую и критически освещенную исторiю философiи, Кюльпе – систематическiй перечень философскихъ проблемъ и ихъ разнообразныхъ решенiй. Корнелiусъ же видитъ сущность философiи въ теорiи познанiя, и его введенiе есть именно изложенiе основъ этой теорiи. Ввиду того первостепеннаго значенiя, которое имеетъ теорiя познанiя для современной философiи, такое изложенiе введенiя представляется намъ наиболее правильнымъ, какъ съ научной точки зренiя, такъ и съ дидактической, темъ более, что именно изученiе теорiи познанiя представляетъ для начинающаго часто совершенно непреодолимыя затрудненiя безъ помощи особаго введенiя. Основные взгляды Корнелiуса могутъ быть выражены следующимъ образомъ; все факты, какъ непосредственно данные, суть факты сознанiя, т.е. исходная точка изследованiя имеетъ у него характеръ строго идеалистическiй. Эти факты сознанiя могутъ быть разделены на две большiя группы: одни суть содержанiя, другiе – отношенiя между этими содержанiями; къ первымъ принадлежатъ всевозможныя ощущенiя, представленiя и чувства, ко вторымъ – сознанiе сходства, различiя, единства и т. под. Задача теорiи познанiя или философiи и состоитъ въ томъ, чтобы показать, какимъ психическимъ механизмомъ изъ этихъ фактовъ сознанiя возникаютъ для насъ понятiя предметовъ и вообще объективнаго мiра. Изъ этого видно, что Корнелiусъ принадлежитъ къ тому философскому направленiю, которое обыкновенно называется новокантiанскимъ или имманентной философiей и выдающимися представителями котораго можно считать ныне Шубертъ-Сольднера и Шуппе. Отъ самого Канта они отличаются темъ, что не принимаютъ категорiй разсудка, какъ готовыхъ формъ, но пытаются построить ихъ изъ другихъ более элементарныхъ фактовъ сознанiя, именно изъ указанныхъ выше сознанiй отношенiй, причемъ до известной степени сглаживается и то резкое и трудно прiемлемое различiе, которое Кантъ установилъ между категорiями, какъ формами опыта, и ощущенiями, какъ содержанiемъ или матерiей его. Но съ другой стороны глубокое разделенiе, которое проводитъ Корнелiусъ между содержанiями сознанiя и сознанiемъ отношенiй между этими содержанiями, существенно отличаетъ его и отъ англiйскихъ эмпиристовъ. Второе же отличiе имманентной философiи отъ Канта состоитъ именно въ принципе имманентности сознанiя, т.е. въ устраненiи всякой "вещи въ себе", какъ трансцендентной сознанiю. Особенно ценно въ книге Корнелiуса подробное и тонкое изученiе различныхъ созванiй отношенiй, въ которыхъ онъ, следуя американскому психологу Джемсу, видитъ то, упущенiе чего и характеризовало англiйскую ассоцiацiонную психологiю. Критике этой психологiи онъ посвятилъ § 22 своего сочиненiя. Насколько прiемлемы философскiе взгляды Корнелiуса и особенно его исходный идеалистическiй пунктъ, объ этомъ, конечно, можно думать различно. Въ частности, авторъ настоящихъ строкъ не разъ высказывалъ вследъ за Авенарiусомъ мысль, что идеалистическая исходная точка зренiя въ философiи вообще ошибочна. Основное положенiе идеализма гласитъ, что всякiй фактъ есть фактъ сознанiя, т.е. фактъ психическiй; все факты даны намъ непосредственно, какъ факты нашей душевной жизни, какъ наши переживанiя (Корнелiусъ, Введ. въ философiю, §§ 7, 20, 21). Это основное положенiе является однако двусмысленнымъ, и насколько оно верно въ одномъ смысле, настолько же ложно – въ другомъ. Всякiй фактъ является фактомъ нашего сознанiя лишь постольку, поскольку мы разсматриваемъ общiя условiя возникновенiя этого факта для насъ: цветъ, звукъ, весъ, движенiе, все это можетъ быть называемо нашимъ ощущенiемъ, именно если изучается: цветъ – въ его зависимости отъ нашего глаза, звукъ – отъ уха, и т.д. Въ этомъ смысле психологiя охватываетъ всякое содержанiе мiра вообще, однако, очевидно, лишь постольку, поскольку этотъ мiръ разсматривается нами въ известномъ отношенiи, именно въ отношенiи къ нашему индивидууму, и въ частности, въ функцiональной зависимости его отъ нашего тела, т.е. нашихъ органовъ чувствъ и центральной нервной системы. Но съ другой стороны теже самые факты цвета, движенiя, веса могутъ быть названы физическими или объективными, именно когда они изучаются въ некоторыхъ другихъ отношенiяхъ, какъ то прекрасно выясняетъ и Корнелiусъ (§ § 27, 28). Итакъ, сами по себе все эти факты не могутъ быть названы ни фактами нашего сознанiя, ни фактами физическаго или объективнаго мiра. Они получаютъ то или другое изъ этихъ значенiй въ зависимости отъ того, въ какой связи они нами изучаются или разсматриваются. Непосредственно же даны они именно лишь какъ факты, какъ содержанiя, и въ этомъ смысле еще не имеютъ ни той, ни другой характеристики. Кроме техъ возраженiй, которыя могутъ быть сделаны противъ основной идеалистической точки зренiя Корнелiуса, есть въ его книге и некоторыя другiя частныя разсужденiя, вызывающiя сомненiя. Такова напр., его попытка обосновать законъ ассоцiацiи по смежности на теорiи вероятности (§ 24), далее, отрицанiе психофизическаго характера представленiй (§ 31) и нек. др. И темъ не менее, несмотря на эти разногласiя, авторъ настоящихъ строкъ не можетъ не признать книгу Корнелiуса въ целомъ однимъ изъ лучшихъ философскихъ трудовъ, какiе вообще появились въ немецкой литературе за последнее десятилетiе. Превосходное выясненiе общей задачи философiи (въ введенiи), тонкiй критическiй анализъ внутреннихъ противоречiй ходячаго натурализма и другихъ метафизическихъ системъ (въ первой части), мастерской анализъ основныхъ категорiй разсудка и нравственныхъ принциповъ (во второй части) – все это вместе съ исключительной ясностью и простотою изложенiя делаетъ эту книгу прямо выдающимся явленiемъ. Да послужитъ же ея переводъ на пользу русской философской мысли! Проф. Н.Ланге
Задача этой книги – ввести читателя въ кругъ философскихъ проблемъ и ознакомить его съ важнейшими попытками, предпринятыми для ихъ разрешенiя. Авторъ надеется также показать въ ней тотъ путь, которымъ можно притти къ успокоенiю на счетъ этихъ проблемъ и достичь воззренiя на мiръ и жизнь, свободнаго отъ противоречiй. Не историческiя изысканiя и не особыя предположенiя какойлибо философской системы составляютъ тотъ путь, которымъ я стараюсь привести читателя къ этой цели. Мое намеренiе другое: я пытаюсь броситъ светъ на вопросъ о происхожденiи всякихъ философскихъ системъ указанiемъ на источникъ всехъ философскихъ вопросовъ въ развитiи человеческаго мышленiя и общимъ изследованiемъ техъ условiй, отъ которыхъ зависитъ ответъ на эти вопросы. Анализируя механизмъ, лежащiй въ основе смены возбужденiя и успокоенiя нашего стремленiя къ познанiю, мы вскрываемъ те препятствiя, которыя лежатъ на нашемъ пути къ окончательному удовлетворенiю нашей потребности въ ясномъ мiропониманiи и являются причиной возникновенiя последнихъ вопросовъ – философскихъ проблемъ. Какъ эти препятствiя имеютъ свой источникъ прежде всего въ логическихъ построенiяхъ до-научнаго мышленiя, которыя научное мышленiе находитъ iгри самомъ своемъ возникновенiи, какъ нечто данное; какъ эти "натуралистическiя" понятiя принимаются, какъ нечто само собою разумеющееся, въ первую метафизическую фазу философiи и какъ это допущенiе приводитъ къ построенiю разнообразныхъ догматическихъ системъ, изъ которыхъ ни одной не удается надолго удовлетворить нашу потребность въ ясномъ мiропониманiи; какъ, наконецъ, ставится вопросъ о происхожденiи и значенiи этихъ, какъ будто бы не требующихъ доказательствъ, основныхъ понятiй нашей картины мiра и какъ этотъ вопросъ разрешается въ психологически-теоретико-познавательную фазу философiи, а также, какъ изъ этого ответа вытекаетъ разрешенiе проблемъ, которыя догматической философiи казались неразрешимыми загадками – вотъ на что пытаются дать ответъ различныя части этой книги. Главная цель ея – изгнанiе изъ научнаго мышленiя всехъ неясныхъ элементовъ, освобожденiе его отъ всякаго догматизма сведенiемъ всехъ понятiй къ темъ даннымъ опыта, которымъ они обязаны своимъ существованiемъ и содержанiемъ, и устраненiемъ всехъ техъ предпосылокъ, которыя не могутъ быть приведены къ фактамъ, полученнымъ чисто опытнымъ путемъ. Между темъ, какъ въ первой части книги выясняются те неправильные пути, къ которымъ философское мышленiе должно было притти, благодаря этимъ догматическимъ предпосылкамъ, разсужденiя второй части ея должны вскрыть эмпирическое начало данныхъ нашего познанiя и спецiально развитiе вышеупомянутыхъ натуралистическихъ основныхъ понятiй и такимъ образомъ устранить те мнимыя проблемы, которыя обязаны своимъ возникновенiемъ догматической предпосылке этихъ понятiй. Разсужденiя этой второй части книги ставятъ более высокiя требованiя вниманiю читателя, чемъ разсужденiя первой части. Мы настойчиво указываемъ на то, что для пониманiя второй части безусловно необходимо полное ознакомленiе съ первой. Теоретико-познавательное выясненiе картины мiра и устраненiе метафизическихъ мнимыхъ проблемъ – вотъ первое требованiе философской потребности въ ясномъ мiропониманiи. Всякiй, кто начинаетъ заниматься философскими вопросами не по какимъ-либо внешнимъ причинамъ, а изъ собственной внутренней склонности, побуждаемый стремленiемъ къ последней ясности и достоверности, бываетъ прежде всего встревоженъ этими теоретико-познавательными вопросами. Именно поэтому я поставилъ эти вопросы въ центре моихъ разсужденiй. Практическимъ вопросамъ я посвятилъ относительно меньше вниманiя. Отъ распространенiя моихъ разсужденiй на более или менее спецiальныя проблемы я воздержался. Данное изследованiе натуралистическихъ понятiй должно быть достаточно для того, чтобы предостеречь читателя во всякой области отъ слишкомъ поспешнаго пользованiя устаревшими понятiями и побудить его къ оценке историческаго происхожденiя и фактическаго значенiя ихъ. Историческiя формы философскаго мышленiя приведены везде, лишь какъ примеры для иллюстрацiи внутренняго развитiя проблемъ. Полнота въ перечисленiи и изложенiи этихъ формъ и исторической связи между ними не въ моихъ намеренiяхъ. Въ виду вышеупомянутаго плана книги должны быть исключены изъ изложенiя те изъ более новыхъ философскихъ системъ, которыя не оказали никакого влiянiя на выясненiе теоретико-познавательной точки зренiя. Можетъ быть, скажутъ, что при такомъ методе изложенiя историческiе факты рацiоналистически втискиваются въ теоретикопознавательную схему. Я не думаю, чтобы такой упрекъ по отношенiю ко мне былъ справедливъ. Всякое общее обсужденiе исторически даннаго не можетъ быть ничемъ инымъ, какъ поперечнымъ разрезомъ съ одной определенной точки зренiя. Моя точка зреиiя – теоретико-познавательная. Я далекъ отъ мысли считать ее единственно-возможной точкой зренiя, съ которой можетъ быть понята исторiя философiи; но для задачи, которую я себе поставилъ, она мне казалась единственно целесообразной. Вполне естественно, что съ этой точки зренiя некоторыя вещи являются въ новомъ свете, не соответствующемъ традицiи. Полемическiя разсужденiя для обоснованiя такихъ уклоненiй отъ общепринятаго изложенiя историческаго матерiала не соответствовали бы той цели, которую поставилъ себе авторъ. Онъ надеется на то, что и безъ такихъ прибавленiй само изложеиiе носитъ въ себе свое оправданiе. Тотъ, кто знаетъ стремленiя, направленныя къ устраненiю метафизическаго тумана изъ основныхъ понятiй физики – стремленiя, всего яснее выразившiяся въ последнiя десятилетiя въ работахъ Кирхгофа, Маха и Герца – не сможетъ не заметить той родственной связи, которая объединяетъ воедино цель настоящей книги съ целями, вдохновлявшими этихъ изследователей. Изъ чувства благодарности я считаю себя обязаннымъ заявить, что лекцiи Густава Кирхгофа послужили первою основой для развитiя воззренiй, изложенныхъ въ этой книге. Г.Корнелiусъ
Мюнхенъ, сентябръ 1902 г. Корнелиус Ганс Немецкий философ, психолог и педагог, профессор Франкфуртского университета. Родился в Мюнхене, в семье ученого-историка. Изучал математику, физику и химию в Мюнхенском, Берлинском и Лейпцигском университетах, а также живопись в частной школе в Мюнхене. В 1886 г. получил докторскую степень по химии, а в 1894 г. — степень по философии в Мюнхенском университете. С 1904 г. преподавал философию в Мюнхенском университете Людвига и Максимилиана. В 1914 г. стал первым ординарным профессором философии в недавно образованном университете во Франкфурте-на-Майне.
Ганс Корнелиус был представителем эмпириокритицизма (махизма) и стремился дополнить его имманентной философией и прагматизмом, развивавшимся в трудах американского психолога Уильяма Джемса. Основой философии и всей опытной науки он считал психологию, поскольку, по его мнению, развитому в работе «Психология как опытная наука» (1897), «последним фундаментом» познания являются «наши переживания». Объявив себя сторонником Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса (выдвинутый последним «принцип экономии мышления» стал исходным пунктом многих рассуждений Корнелиуса), он назвал свои воззрения последовательным, или гносеологическим, эмпиризмом. Объекты для него — лишь возможные содержания сознания, а «внешний мир» — обозначение совокупности чувственных восприятий. Хотя в философии В. И. Ленин относил Корнелиуса к «прямым философским реакционерам», в политике тот придерживался прогрессивных взглядов: был последовательным противником Первой мировой войны, вступил в 1918 г. в Социал-демократическую партию Германии, а в 1920-х гг. выдвинул план Европейской конфедерации. Учениками Г. Корнелиуса были выдающиеся немецкие философы, представители Франкфуртской критической школы Марк Хоркхаймер и Теодор Адорно. |