Проблема происхождения языка относится к числу таких вопросов, которые, являясь, по существу, философскими, тесно связаны с достижениями конкретных наук. Более того, в истории исследования проблемы были периоды, когда предполагалось, что именно конкретные дисциплины дадут ее окончательное решение. Последнее особенно характерно для XIX и XX вв., когда сначала сравнительно-исторические исследования в языкознании, а затем эволюционное направление в биологии претендовали на достаточность собственных средств изучения глоттогенеза. Но по прошествии времени выяснялось, что без четко осознаваемого философского фундамента исследовать вопрос о том, как произошел человеческий язык, невозможно. Это обусловлено тем, что в орбиту изучения неизбежно вовлекаются такие проблемы, как происхождение человека, отношение языка к мышлению, социальная роль языка, а эти проблемы невозможно разрабатывать, не определив философскую позицию. Таково первое соображение, положенное в основу данной книги. Суть второго соображения в том, что перечисление подходов к происхождению языка дается и в советской, и в зарубежной литературе, как правило, в сильно упрощенном варианте, в котором фактически игнорируется философская разработка проблемы, а она насчитывает более чем двухтысячелетнюю историю. Следовательно, задачи настоящей работы: 1) воспроизвести историю философских подходов к изучению глоттогенеза; 2) очертить круг вопросов общего порядка, без ответа на которые невозможно построение теории происхождения языка. Зафиксировав задачи, необходимо подробнее развить данные тезисы. Начнем со второго. В литературе обычно указывается несколько видов гипотез, выделяемых по разным основаниям. Наиболее часто называются теории звукоподражательная, или междометная, теории общественного договора (изобретения) или божественного откровения. В англо-американской литературе выделяются такие теории, как bow-wow, ding-dong (обе звукоподражательные), pooh-pooh, yo-he-ho (междометные), теория жестов. Но подобное деление, возможно достаточное для учебников, не только не соответствует исторической реальности, особенно когда перечисляет авторов, разделявших те или иные теории, но и исходит из таких малосущественных признаков, которые, по существу, ничего не дают и в классификационных целях. Поясним это на примерах. 1. Большинство французских философов второй половины XVIII в. — самого плодотворного периода философского осмысления проблемы глоттогенеза, характеризуя источники первых вокализаций, называют одновременно как звукоподражание, так и непроизвольные выкрики (междометия). Следовательно, оценка, даваемая Шарлю де Броссу., Тюрго и другим как представителям междометной или звукоподражательной теорий, неверна. 2. Уже в средние века эти теории рассматривались как взаимодополняющие, так как их относили к разным периодам становления языка. Первоначальные слова являются непроизвольными (междометными), а умножение их количества идет по принципу подражания звукам животных и природным шумам. 3. Недооценивается роль теории божественного происхождения языка. Ее содержание в литературе практически сводится к тезису, что бог дал человеку язык. Но это характерно только для мифических представлений о Тотё или Гермесе — изобретателях языка, которые дали его людям. В средние века данная теория заставила различать язык как средство общения и языковую способность. Это разделение частично ликвидировало пропасть между теорией откровения и теорией общественного договора: бог дал языковую способность, а на базе данной способности люди изобрели язык. И наконец, уже далеко не примитивной выглядит эта теория в работах середины XIX в. Более того, она несет важный позитивный смысл,, так как акцентирует внимание на необходимости рассмотредия языка как системы, а не простого набора звуков. Э. Ренан подчеркивает, что человеческий язык изначально существовал во всей полноте грамматических отношений, иначе он в принципе не мог бы выполнять своих функций . Этот взгляд резко противостоял упрощенному представлению о языке как простой увеличивающейся сумме вокализаций. Уже из приведенных примеров видно, что теория божественного происхождения языка прошла сложцую эволюцию и существенно повлияла на разработку других теорий. Таким образом, можно уверенно сказать, что указанное разделение теорий носит слишком внешний характер. Кроме того, рассмотрение проблемы через призму резко упрощенных представлений делает ее едва ли не игрушечной. Это хорошо видно на материале теорий bow-wow и проч. Содержание их таково. Bow-wow: человеческая речь произошла из подражания звукам животных, в частности лаю собаки; ding-dong: первые вокализации, которые получили для людей значения языковых,—подражание звукам природы, таким как грохот камней, журчание воды и т. п.; pooh-pooh: язык родился из рефлекторного выражения эмоций; yo-he-ho: возникновение языка связывается с ритмическими звуками, сопровождавшими некоторые виды коллективного труда. Обращает на себя внимание, во-первых, тот момент, что теория происхождения языка должна указывать не только на характер первых звуков (кстати, и сама постановка вопроса о первых звуках языка достаточно сомнительна) или на и£ источник, но и отвечать на ряд других вопросов — об условиях возникновения звуковой речи, связи звука и жеста, роли речи в примитивных сообществах, об этапах становления языка и т. д. Все эти вопросы в рамках данных теорий не могут быть даже поставлены. Во-вторых, названные теории абсолютно игнорируют вопрос о языковой способности человека. Животные тоже слышат плеск воды и удары падающих камней, пение птиц, они тоже выражают эмоции звуками, тем не менее у них нет языках подобного человеческому. Язык обязательно связан с сознанием. Именно на это указывает К. Лоренц: «...когда ваша собака тычется в вас носом, скулит, бегает перед дверью или скребет лапой около водопроводного крана, одновременно поглядывая в вашу сторону?- все эти ее поступки намного ближе к нашей речи, нежели ,,разговор" галок или серых гусей, хотя тонко дифференцированные звуки, издаваемые этими птицами, порой кажутся весьма ,,разумными" и вполне подходящими к случаю» . А ведь вопрос о существе языковой способности человека серьезно исследовался уже в XVIII в., особенно немецкими учеными. В-третьих, при таком перечислении теорий совершенно теряется представление о степени их разработанности. Если теории bow-wow или pooh-pooh — практически лишь идеи о характере первых слов, то теория yo-he-ho — явление другого порядка. Это действительно теория, которая связывает воедино комплекс разнородных фактов и имеет глубокое философское обоснование. Попадая же в указанный ряд, она оказывается донельзя упрощенной. В-четвертых, сведение теорий происхождения языка до одного-двух тезисов позволяет с легкостью умножать количество гипотез. Причем эти гипотезы, трактуя лишь некоторые частные моменты, претендуют на серьезную научную значимость. Так, уже в XX в. писалось о том, что язык родился и'з любовных призывов, подобных птичьим; из необходимости приручения собак; как результат болтливости женщин; в процессе магических действ; из звуков, подражающих ударам орудий труда, и др. (Г. Шухардт, Дж. Холдейн, Н. А. Морозов, Н. Я. Марр, В. А. Головин). Каждая из этих идей, возможно, несет в себе элементы истины, но, не вписанные в рамки более широких теорий, они практически повисают в воздухе. Несколько слов о жестовой теории происхождения языка. Вроде бы ясный основной тезис этой теории: язык ведет начало от некоторых форм жестикуляции — по сути дела, совершенно непонятен. Если звуковому языку предшествовал язьщ жестов, то проблема глоттогенеза — это проблема возникновения языка жестов. Но она, в свою очередь, остается проблемой происхождения языка. Точно так же, как и в случае со звуками, необходимо указывать источники развития жестикуляции, объяснять причину того, что жесты получили определенное значение, описывать синтаксис языка жестов. Если это сделано, то проблема возникновения звукового языка становится проблемой вытеснения жестов сопровождающими их звуками. Таким образом, указание на жесты как на основу языка не объясняет его происхождения, а только предполагает наличие двух этапов этого процесса. Но ни один из вопросов, относящихся к звуковому языку, не снимается. В литературе можно встретить и другие способы классификации. Так, В. Вундт выделяет теории изобретения, имитации, чудесного происхождения, эволюционную теорию; Р. Эйслер предлагает различать теории теологические, изобретения, психогенетические; Г. Ревеш делит теории на биологические и антропологические, которые, в свою очередь, подразделяются на более мелкие — теорию экспрессивных жестов, имитационную, детской речи и т. д. Но использование всех этих классификаций показывает их искусственность. Например, по Гаманну, бог дал человеку язык через природу. По разным критериям можно отнести эту теорию к теологическим, имитационным, изобретениям. Думается, что применительно к истории разработки проблемы глоттогенеза точнее всего говорить о некотором банке идей. Причем различные авторы разрабатывают отдельные идеи, часто не определяя их связи с общим комплексом проблем. При таком взгляде история проблемы предстает не как процесс смены теорий, а как процесс накопления идей. Причем параллельно развиваются как философские теории, так и конкретно-научные исследования. При таком положении дела, очевидно, правильнее всего называть существовавшие теории по именам авторов: теория Эпикура, теория Монбоддо, теория Нуаре и др., либо характеризовать комплекс идей, обсуждавшихся в связи с проблемой происхождения языка. Для того чтобы оценить применимость различных исследований к решению проблемы глоттогенеза, необходимо четко осознать характер ответа на вопрос о том, как произошел язык. Какое содержание мы вкладываем в этот вопрос? Анализ истории подходов к изучению происхождения языка заставляет нас различать три аспекта проблемы: 1) как возникает язык, т. е. определенная система знаков, дающая людям возможность сознательно общаться между собой; 2) как возникает языковая способность,, т. е. некоторая специфическая особенность человека как вида Homo sapiens, позволяющая ему создать язык; 3) как организуется в сообществах предков человека определенная коммуникативная деятельность, заставляющая их творчески совершенствовать средства общения. Невозможно ответить на Ъти вопросы, рассматривая их по отдельности. В то же время исследование каждой из них требует своих средств. Изучение становления языка как системы — прерогатива лингвистов; анализ языковой способности — дело психологов, психолингвистов, антропологов; коммуникативной деятельности — дело этологов, археологов. Так намечаются три предмета исследований, и деятельность в рамках одного из них не может служить основанием претензий на решение проблемы происхождения языка в целом. Следовательно, связь этих предметов между собой сама по себе становится предметом философского анализа. Данное разделение может выступать в качестве критерия полноты предлагаемых теорий. Очевидно, только та из них, которая позволяет связать воедино три названных аспекта, может вполне считаться теорией происхождения языка. Из существующих только трудовая теория дает возможность это сделать. Не случайно к этой теории (в работах зарубежных авторов она называется теорией Нуаре — Энгельса) обращаются ученые, работающие в весьма далеких друг от друга областях, например биолог Дж. Холдейн и археолог Г. Исаак. В то же время следует заметить, что содержание этой теории далеко не очевидно. Не совпадают некоторые существенные положения теории Нуаре и марксистской теории происхождения языка. Да и различные авторы, излагая последнюю, далеко не во всех пунктах согласны между собой. Думается, это происходит отчасти из-за неосвещенности философских истоков этой теории. (В связи с последним интересно отметить, как менялось отношение к теории Л. Нуаре в отечественной литературе. Очень высоко ценил работы Нуаре Г. В, Плеханов. Переводчик книги "Орудие труда" И. Давидзон писал, что данная работа должна служить «необходимым дополнением к основам марксистской социологии». В таком же ключе рассматривалась теория Нуаре в книге «Введение в изучение марксизма» . В современных же работах о ней едва упоминается как об одной из разновидностей междометной теории.) Очевидно, необходимо четко определить роль Нуаре в разработке трудовой теории происхождения языка и указать то новое, что в историко-философском плане дал для исследования проблемы марксизм. И наконец, еще один момент, характеризующий состояние разработанности философских оснований вопроса о глоттогенезе. В ряде случаев авторы трактуют проблему происхождения языка исходя из определенных соображений о существе языка как такового. Это в первую очередь относится к тем, кто исследовал вопрос о произвольности-мотивированности языкового знака. Таким путем вышли на проблему глоттогенеза древнегреческие философы и философы Нового времени, подобная тенденция просматривается и в работах некоторых советских ученых. Но в аспекте происхождения языка проблема произвольности языкового знака приобретает весьма специфическое содержание и требует более адекватного подхода. Все сказанное и определило план настоящей работы. Значительная доля анализируемого в монографии материала привлекается впервые в советской литературе, посвященной проблеме происхождения языка. Сквозное изучение истории разработки проблемы дало возможность переоценить ряд мнений, ставших общим местом при изложении как отдельных теорий происхождения языка так и постановки проблемы в целом. Автор выражает благодарность тем, кто принимал участие в обсуждении рукописи, — К. А. Тимофееву, И. С. Ладенко, М. И. Черемисиной, В. М. Фигуровской, В. И. Супруну. Донских Олег Альбертович Доктор философских наук, профессор, PhD (Monash, Australia). Специалист в области истории философии и философии культуры и языка. Член Союза журналистов России. В 2003 г. написал диссертацию на тему «Russian National Philosophy as an Expression of Russian National Consciousness», за которую получил степень доктора философии в Университете им. Монаша (Австралия). Опубликовал серию публицистических очерков по данной теме в газете «Вечерний Новосибирск», где работал пять лет в качестве колумниста. Автор более 10 книг (некоторые из них в соавторстве), в том числе: «К истокам языка: В шутку и всерьез» (М.: URSS), «Остров Элтам, или Одна счастливая русская жизнь», «The Formation of Russian National Philosophy», «Античная философия: Мифология в зеркале рефлексии» (М.: URSS), «Воля к достоинству: Национальный идеал в истории России» (М.: URSS), «Evolutionary Environments. Homo sapiens — an Endangered Species?», «Свидетели бесконечности: Метафизика в поэзии», а также более 200 научных статей. Ответственный редактор сборника «Россия как цивилизация». В 2013 г. опубликовал книгу «Деградация: Размышления об образовании и его месте в нашей культуре». Создатель и главный редактор научного журнала «Идеи и идеалы».
|