Въ пониманiи матерiи въ настоящее время господствуетъ полнейшiй хаосъ мненiй. Такъ возьмемъ только три важнейшихъ вопроса – о силахъ матерiи, объ ея строенiи и о массе, и мы найдемъ самые разнообразные, взаимноисключающiе взгляды. Многiе ученые объявляютъ невозможнымь существованiе въ матерiи такихъ силъ, какъ непосредственное притяженiе на разстоянiи землей луны, и считаютъ необходимымъ объяснять эти явленiя комбинацiями толчковъ междупланетной среды и т.п. "Въ настоящее время, говоритъ г.Хвольсонъ, ни одинъ мыслящiй физикъ не признаетъ такого действiя одного тела на другое. Всякiй понимаетъ, что приближенiе телъ другъ къ другу должно иметь какую нибудь внешнюю причину, которая, однако, словомъ "притяженiе" не объясняется". Однако эти действiя признавались и признаются такими физиками, которыхъ никакъ нельзя назвать немыслящими, и не только физиками недавняго прошлаго, еще почти вчера жившими – каковы, Амперъ, Коши, Френель и др., но и современными – Вильгельмомъ Веберомъ, Целльнеромъ, Гельмгольцемъ, Гирномъ и др.; последнiй называетъ объясненiе тяготенiя посредствомъ движенiй non sens absolu. Не очевидный ли хаосъ мненiй? По словамъ одного ученаго выходитъ, что такой изследователь, какъ Гирнъ, оказывается немыслящимъ, а по словамъ последняго – первый проповедуетъ абсолютную безсмыслицу! Но каково мненiе самого Гирна? Для всехъ силъ, кроме разве тяготенiя и упругости, онъ допускаетъ существованiе какой то особой подвижной, но нематерiальной субстанцiи, благодаря которой (но не ея движенiямъ) матерiальные атомы испытываютъ те или другiя перемены; она то и составляетъ силу электричества, света, теплоты и магнитизма. "Гирнъ, блестящимъ работамъ котораго по теплоте справедливо отдаетъ уваженiе весь ученый мiръ, говоритъ Секки, придумываетъ для силъ какiя то особыя сущности, не то духовныя, не то матерiальныя, или, лучше сказать, нечто такое, что трудно и даже невозможно себе уяснить. Нельзя не пожалеть, что столь искуссный изследователь вводитъ въ науку подобныя туманности". Такое же разногласiе мы встречаемъ въ вопросе о строенiи матерiи. По однемъ теорiямъ она считается сплошной и непрерывной, по другимъ же атомистичной, при чемъ и те и другiя подразделяются еще дальше. Такъ теорiи сплошной матерiи далеко не одинаково объясняютъ разнообразiе телъ: Томсонъ предполагаетъ для этой цели существованiе въ матерiи неразрушимыхъ и несливающихся между собой вихревыхъ колецъ (вроде колецъ табачнаго дыма); Делингсгаузенъ же допускаетъ въ ней стоячiя волны (вроде техъ, которыя возникаютъ при колебанiяхъ струны не какъ целаго, а разделившейся на отдельно колеблющiяся части) и т.д. Столь же разнообразны и признаваемыя ныне атомистическiя теорiи. Одне допускаютъ протяженные атомы, которые не имеютъ никакихъ силъ. Другiя сверхъ протяженнаго вещества допускаютъ въ нихъ и силы. Третьи, напротивъ, отрицаютъ въ атомахъ протяженность и считаютъ ихъ только пунктами, изъ которыхъ исходятъ действующiя на разстоянiи силы. Четвертыя считаютъ атомы постоянно однообразно изменяющимися скопленiями матерiи и т.д. То же самое разногласiе повторяется и въ пониманiи массы. Одни ее считаютъ какимъ то присущимъ матерiи сопротивленiемъ переменамъ состоянiй, и ставятъ ее въ связь съ инерцiей и даже непроницаемостью. Другiе разсматриваютъ ее какъ показателя количества матерiи, понимая подъ словомъ количество объемъ последней. Третьи утверждаютъ, что масса не имеетъ ни малейшей связи съ протяженiемъ. Четвертые предлагаютъ ограничиться только пониманiемъ массы какъ коэфицiента, соопределяющаго вместе съ величиной действующей силы скорость тела и т.д. Такой хаосъ въ понятiи матерiи указываетъ, что оно нуждается въ полной философской переработке на основанiи всехъ данныхъ, которыя предъявляются современной наукой: ведъ принципiальныя понятiя, къ числу которыхъ принадлежитъ и матерiя, могутъ разрабатываться только философiей (подразумевая не личность изследователя, а науку, характеръ изследованiя), а не другими науками, такъ какъ въ противномъ случае последнимъ не на чемъ было бы обосновывать своихъ изследованiй; ибо прежде чемъ изучать какую либо область явленiй, я долженъ предварительно отметить, что именно и съ какой стороны намеренъ я изучать, т.е. долженъ построить некоторые руководящiе принципы. Съ другой стороны почти все построямыя естествознанiемъ понятiя, взятыя въ томъ самомъ виде, въ которомъ они фигурируютъ въ немъ, не должны считаться реальными, и ихъ значенiе ограничивается лишь темъ, что они служатъ прiемами для предъугадыванiя явленiй прямаго опыта; ведь задача естествознанiя состоитъ именно въ уменьи предъугадывать наступленiе явленiй и въ прiобретенiи такимъ путемъ возможности распоряжаться ихъ ходомъ. Определить же те реальные законы, благодаря которымъ понятiя естествознанiя, будучи употребляемы въ качестве прiемовъ, становятся пригодными для предъугадыванiя, составляетъ одну изъ задачъ философiи. Если же мы этимъ iiонятiямъ припишемъ прямо, безъ всякой предварительной философской обработки, какое либо реальное значенiе, какъ это, къ сожаленiю, очень часто практикуется, то это будетъ свидетельствовать объ отсутствiи какъ бы чувства фактичности, о смешенiи естествознанiя съ метафизикой дурнаго пошиба: это значитъ приписать тому, что имеетъ заведомое значенiе только въ смысле прiема, возможность существовать отдельно отъ всякаго вычисляющаго при его помощи или соображающаго ума, переносить на явленiя то, что заведомо составляетъ пока только удобную точку зренiя нашего ума. Естественно, что при такихъ условiяхъ мы запутаемся въ безвыходныя противоречiя. Потому параллельно съ естественно – научными изследованiями почти каждый вопросъ долженъ подвергаться также и философской обработке, цель которой состоитъ въ томъ, чтобы на основанiи данныхъ естествознанiя и, главное, путемъ анализа самой нашей познавательной способности выделить изъ первыхъ то реальное, что въ нихъ содержится и построить такiя понятiя о природе, которыя имели бы реальное значенiе, т.е. которыя изображали бы намъ связь и законы самихъ явленiй, а не одне лишь пригодныя или удобныя для предъугадыванiя последнихъ методы и точки зренiя... Введенский Александр Иванович Известный отечественный философ, психолог, логик, крупнейший представитель русского неокантианства. Родился в Тамбове. В 1881 г. окончил историко-филологический факультет Петербургского университета. После магистерского экзамена был командирован на два года в Германию (1884–1886), где слушал лекции Куно Фишера в Гейдельберге. В 1888 г. защитил магистерскую диссертацию «Опыт построения теории материи на принципах критической философии». С 1890 г. — профессор философии Петербургского университета, где читает курсы логики, психологии, истории философии. Был одним из инициаторов учреждения первого в России Философского общества при Петербургском университете и его бессменным председателем с 1899 по 1921 гг.
А. И. Введенскому принадлежит целый ряд работ по гносеологии, метафизике и другим вопросам философии. В своих сочинениях «О пределах и признаках одушевления» (1892) и «Психология без всякой метафизики» (1914) он ставил вопрос о необходимости вывести учение о душе и о сущности психического за пределы психологии. Всякая душевная жизнь, по Введенскому, подчинена закону отсутствия объективных признаков одушевления; признание чужой духовности диктуется человеку только его нравственным чувством. Логическое учение Введенского связано с его гносеологией; функция логики, по его мнению, — проверять истинность познания, а не открывать новое. А. И. Введенский был редактором многих переводов и изданий европейской философской литературы, автором статей в «Энциклопедическом словаре» Брокгауза и Ефрона. Университетский курс Введенского по логике был удостоен премии имени Петра Великого. |