Коническiй шалашъ и решетчатая юрта а) Коническiе шалаши: въ качестве постояннаго и временнаго жилища: у карагассовъ, алтайскихъ тюрковъ, абаканскихъ, барабинскихъ, кузнецкихъ, чулымскихь и абинскихъ татаръ, качинцевъ, бурятъ, башкиръ, якутовъ, долганъ, монгольскихъ народностей Монголiи, астраханскихъ калмыковъ и киргизовъ. Развитiе коническаго шалаша въ связи съ влiянiемъ местности и занятiй. Зачатки двора: изгороди для скота. Группировка жилыхъ строенiй въ селенiя. – б) Решетчатая юрта: Развитiе решетчатой юрты изъ коническаго шалаша. Калмыцкiй и киргизскiй типы решетчатыхъ юртъ. Внешнее и внутреннее устройство решетчатыхъ юртъ у киргизовъ, астраханскихъ калмыковъ и азiатскихъ монголовъ. Решетчатая юрта: у туркменъ, сартовъ въ Хами, башкиръ, алтайскихъ тюрковъ, качинскихъ татаръ, каракалпаковъ, бурятъ, кундровскихъ татаръ и караногайцевъ. Передвижныя юрты на колесахъ: свадебная арба и отовъ каранотайцевъ. Юрты на колесахъ у татаръ въ XIII в., употребленiе ихъ среди волжскихъ, бессарабскихъ и перекопскихъ татаръ въ XVIII в. Место, занимаемое этимъ типомъ юртъ среди остальныхъ типовъ кочеваго жилища. Развитiе решетчатыхъ юрть. Группировка решетчатыхъ юртъ въ селенiя. Развитiе двора (помещенiя для склада имущества и для охраненiя скота отъ зимнихъ вьюгъ). Культурный ростъ каждаго даннаго племени выражается во вне между прочимъ и въ усовершенствованiи и развитiи жилища; вследствiе этого исторiя развитiя последняго можетъ представлять интересъ для этнографiи съ точки зренiя изученiя культурной исторiи известнаго племени. Съ другой стороны, для этнографiи, занимающейся вообще законами развитiя человечества, поскольку это касается матерiальнаго и духовнаго быта, необходимо систематизировать имеющiйся въ ея распоряженiи матерiалъ: систематизацiю матерiала удобнее всего делать по племеннымъ группамъ, такъ какъ, изучивши законы развитiя въ известной сфере въ пределахъ разныхъ племенъ въ отдельности, легче орiентироваться въ матерiале и, – отыскавши сходность законовъ развитiя среди ряда племенъ – восходить къ установленiю более общихъ законовъ. Исторiя развитiя жилища была предметомъ изученiя по отношенiю къ германцамъ, финнамъ, отчасти славянамъ. Предполагая представить отдельно исторiю развитiя жилища у русскихъ крестьянъ, мы въ настоящей работе обратимъ исключительное вниманiе на исторiю жилища у народностей тюркскихъ и монгольскихъ, причемъ только техъ изъ нихъ, которыя или еще продолжаютъ вести кочевой образъ жизни или находятся въ перiоде перехода къ оседлому быту. При изложенiи мы будемъ иметь въ виду преимущеетвенно тюрковъ и монголовъ въ Россiи: число представителей тюркскихъ и монгольскихъ народностей въ пределахъ нашей родины весьма значительно: общее число ихъ на много превышаетъ 6 миллiоновъ; большая масса ихъ еще не вполне сделалась оседлой. Раскинувшись на огромномъ пространстве, различныя тюркскiя и монгольскiя народности очутились въ разныхъ климатическихъ и географическихъ условiяхъ: мы встречаемъ между ними и горныхъ, и степныхъ, и лесныхъ кочевниковъ. Эти условiя не могли не влiять на ходъ развитiя жилища, и матерiалъ, имеющiйся по этому вопросу, даетъ вполне возможность установить главныя, по крайней мере, стадiи развитiя ихъ жилища. При переходе къ оседлости эти народности въ большинстве случаевъ подчинялись влiянiю своихъ более культурныхъ соседей; вследствiе этого исторiя жилищъ оседлыхъ тюрковъ или монголовъ не можетъ считаться вполне самостоятельной: она является скорее одной изъ главъ исторiи жилища техъ народностей, влiянiю которыхъ подчинялись тюрки или монголы по переходе къ полной оседлости. Если мы соединяемъ воедино исторiю жилища у тюрковъ и монголовъ, то делаемъ это по следующимъ соображенiямъ: 1) народности обеихъ племенныхъ группъ представляютъ много чертъ сходства какъ по образу жизни, такъ и по темъ физическимъ условiямъ, среди которыхъ имъ приходится жить. Наконецъ культурный уровень, достигнутый ими въ разныхъ местностяхъ, оказывается более или менее одинаковымъ. Вследетвiе этого мы вправе ожидать, что и исторiя развитiя жилища у нихъ представляетъ много сходства. 2) Во многихъ местностяхъ народности тюркской и монгольской группъ живутъ въ Россiи издавна рядомъ, следовательно веками могли оказывать влiянiе другъ на друга, и отличить въ каждомъ отдельномъ случае это влiянiе не всегда представляется возможнымъ, по крайвей мере при современномъ состоянiи русской этнографiи. Бытъ кочевника представляется намъ обыкновенно устойчивымъ и неподвижнымъ; причиной этой кажущейся неподвижноети является главнымъ образомъ то, что перемены въ культурномъ уровне кочевника происходятъ действительно медленно. Но если вглядеться ближе и сравнитъ современный духовный и общественный бытъ многихъ кочевыхъ народностей Россiи съ той картиной, которую намъ начерчиваютъ более старые авторы, нетрудно заметить, что кочевникъ не только не замеръ въ известныхъ формахъ, но что онъ продолжаетъ подвигаться впередъ по пути культуры, хотя само движенiе и происходитъ медленно. Совершается перемена въ религiозныхъ взглядахъ: шаманизмъ во многихъ местахъ замененъ магометанствомъ или буддизмомъ; древнiе рода распались и образовали особыя группы, входящiя въ составъ уже различныхъ народностей; произошли перемены и въ одежде и пище и въ домашней обстановке. Действительно, въ сфере матерiальной культуры эти перемены менее заметны: кибитки, въ которыхъ кочуютъ и въ настоящее время многiя тюркскiя и монгольскiя народности, оказываются въ общихъ чертахъ почти совершенно такими-же, какими были по описанiю лицъ, имевшихъ случай познакомиться съ этими народами за несколько вековъ до нашего времени. Но чтобы достигнуть этой формы жилища, монголу или тюрку пришлось пройти длинный путь, и кибитка, которую въ сравненiи съ развитыми жилищами оседлыхъ народовъ можно назвать "первобытной", оказывается продуктомъ многовекового развитiя племени, до котораго однако поднялись далеко еще не все представители его... ![]() Этнограф, историк и археолог, один из основателей российской этнографии. Учился на юридическом факультете Московского университета, а в 1893 г. после длительной подготовки сдал экзамен на степень кандидата истории в Юрьевском университете. Со студенческих лет проводил полевые исследования на севере России, в Сибири, Крыму и на Кавказе. В 1892 г. совершил поездку в Германию и Францию, где изучал историю, знакомился с коллекциями местных этнографических музеев, посещал лекции известных ученых: Ш. Летурно, Г. Мортилье и других. В 1889–1893 гг. издавал и редактировал «Сборник сведений для изучения быта крестьянского населения России». В 1891 г. был избран секретарем этнографического отдела Императорского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. С 1893 г. работал сначала в архиве министерства юстиции, затем в историческом музее. С 1898 г. в качестве приват-доцента преподавал в Московском университете и Лазаревском институте восточных языков; первым в России читал курс этнографии.
Основные труды Н. Н. Харузина были посвящены этнографии финских, тюркских и монгольских народов, а также обычному праву. Он принимал важнейшее участие в развитии журнала этнографического отдела Общества любителей естествознания «Этнографическое обозрение»; c первого года издания (1889) в большинстве выпусков журнала выходили его работы. Известность получили его монография «Русские лопари» (1890), вышедший после смерти автора курс «Этнография» (вып. 1–4; 1901–1905), работы «Очерк истории развития жилища у финнов» (1895), «История развития жилища у кочевых и полукочевых тюркских и монгольских народностей России» (1896), «Очерки первобытного права. Семья и род» (1898), «Медвежья присяга у остяков и вогулов» (1899) и другие. |