Переводчик и издатель попросили меня написать предисловие к русскому изданию этой книги, чтобы объяснить, как изложенные в ней идеи соотносятся с советским опытом и сегодняшней российской ситуацией. Приступаю к этой задаче не без робости – ведь большинство российских читателей знают о собственной стране больше меня. Но все же выскажу несколько замечаний, которые могут оказаться полезными. Во-первых, в этой книге проблеме изменения климата предлагаются социалистические решения. Многим русским читателям это покажется странным, а некоторых может просто оттолкнуть. Советский тип отношения к окружающей среде был достаточно непригляден, чтобы внушить экологам других стран глубокое недоверие к самой идее социализма. Сразу же вспоминаются Чернобыль и Арал. Но в СССР происходили и десятки тысяч других инцидентов и аварий, связанных с загрязнением или разрушением природы. Они носили слишком систематический характер, чтобы считать их просто ошибками или негативной стороной разумной в других отношениях системы. Не подходит в данном случае и выражение "непреднамеренные последствия". Исчезновение Аральского моря, например, было предсказано за поколение до того, как это произошло. Инженеры знали о неизбежной гибели моря, а местные жители собственными глазами видели, что оно убывает. Чернобыльская авария была не просто следствием сбоя технологии – ее могло бы не быть, если бы техники, работавшие в ту роковую смену, не побоялись доложить руководству о неполадках, пока не стало слишком поздно. Это вряд ли можно назвать ошибкой, связанной с так называемым человеческим фактором. Причина трагедии – в самой системе, основанной на страхе перед начальством. На мой взгляд, бедственная ситуация с экологией в СССР как раз и проистекала из самой сущности этой системы. Правящая элита стремилась любой ценой построить индустриальную экономику, чтобы успешно конкурировать с враждебными державами. С рабочими и крестьянами она обращалась не как с людьми, а как с вещами, которые надлежит использовать и выбрасывать. Та же логика, как и соответствующая психология, лежала в основе бездумной эксплуатации природы. Как это часто бывает, отношения людей к природе в данном случае зеркально отражают отношения между самими людьми. Я всегда понимал под социализмом нечто совершенно другое. Мой идеал социализма – это демократия как власть народа и демократия в области экономики. В моем понимании демократия – это не просто когда выбирают политиков каждые несколько лет, но когда при этом работники выбирают менеджеров, солдаты офицеров, а дети и учителя директора школы. То есть когда экономика управляется людьми и для людей. Я очень радовался падению Берлинской стены. Но я также не считаю, что демократия существует на Западе. Я по-настоящему ценю права, которым пользуются жители западных стран: на забастовки, на организацию, на участие в демонстрациях, на голосование. Те, кто жил при диктатуре, как когда-то я в Афганистане, знают, что их надо ценить. Но наличие этих прав не означает, что рядовые граждане Соединенных Штатов или Великобритании имеют подлинный демократический контроль над своей повседневной жизнью. Неудивительно, что многие экологи во всем мире и многие бывшие граждане СССР крайне скептически относятся к социализму. Но отметим очевидный факт: рыночный капитализм обращается с природой не лучше. Взгляните на ситуацию с экологией в России, на Украине или в Казахстане со времени распада Советского Союза. Опять мы видим тот же эксплуататорский подход как к людям, так и к природе: использовать и выбросить. В этой книге я пишу, что советскую систему можно уподобить "государственному капитализму", при котором все общество управляется как одна гигантская корпорация. С социализмом в моем понимании это не имеет ничего общего. Но многие экологи извлекли из советского "коммунизма" тот урок, что проблема не в капитализме или социализме, а в том, что само человечество является раковой опухолью планеты. В пользу такого вывода имеется множество фактов. Я с ним не согласен и на страницах этой книги привожу соответствующие аргументы. Но в каком-то смысле абстрактные споры о капитализме и социализме действительно не дают возможность увидеть главное. А именно: мы должны что-то сделать в связи с изменением климата. Сильные мира сего вряд ли что-либо предпримут. Следовательно, эту проблему надо будет решать нам, рядовым гражданам планеты. Может быть, у нас получится, а может быть, и нет. Но мы никогда не узнаем этого, если будем только спорить. Мы должны попытаться что-то сделать. В борьбе с изменением климата Россия будет играть очень важную роль: в положительном и отрицательном смысле. Начнем с плохого. Россия давно располагает огромными запасами нефти и угля, а сейчас является ведущим производителем газа в Европе. Ей повезло с этими ресурсами. Но также очевидно, что их наличие – это сильный фактор, удерживающий от серьезных действий в связи с изменением климата. Проблема не только в том, что российская промышленность зависит от угля. Само выживание национальной экономики и государства в целом, а также статус России на международной арене зависят сейчас от экспорта газа и нефти. Именно этот промышленно-энергетический комплекс стоит за "климатическим скептицизмом" в России. Подлинное решение климатической проблемы означает замену нефтяных и газовых скважин и угольных шахт солнечной энергией и ветрогенераторами, что поставило бы под угрозу существующую промышленность. На эту угрозу у компаний и правительства есть два возможных ответа. Один – это говорить, что, да, изменение климата реально, мы должны что-то сделать, но не будем или не можем. Другой – отрицать сам факт изменения климата. Последнее удобнее всего. Важно понимать, что наука об изменении климата имеет много тонкостей, но, в сущности, она проста. Диоксид углерода является парниковым газом, который нагревает атмосферу. С этим фундаментальным физическим фактом никто не спорит. Далее, концентрация диоксида углерода в атмосфере растет, по меньшей мере, на протяжении последних ста лет. Мы располагаем очень точными наблюдениями за полувековой период, которые показывают ее устойчивый рост. И с этим тоже никто не спорит. Наконец, почти на всех этапах в прошлом прослеживается тесная связь между температурой воздуха и количеством диоксида углерода в атмосфере, что тоже не вызывает разногласий. Это основы, и они принимаются почти всеми учеными, работающими в данной области. Связь между диоксидом углерода и температурой имеет такой же научный статус, как связь между раком легких и курением табака. Вам может это не нравится, вы можете по-прежнему испытывать потребность в курении, но вы знаете о последствиях. Учитывая это, в конце 1980-х нефтяные и угольные компании в Соединенных Штатах начали спонсировать т.н. "климатических скептиков". В 1990-х годах главным источником финансирования была Exxon, крупнейшая в мире нефтяная компания. В последние несколько лет, порицаемая общественностью, Exxon отошла на второй план и главным спонсором "скептиков" стала Koch Industries, маленькая нефтяная компания в Канзасе, перечислившая "скептикам" \$24 миллиона. Возможно, однако, что Koch, в свою очередь, финансируется какой-то более крупной группой. Стратегия нефтяных компаний имеет несколько составляющих. Во-первых, они не трогают физических основ и фундаментальных фактов теории изменения климата. Здесь нефтяные магнаты не могут победить. К тому же они должны были бы предложить альтернативное понимание того и другого. Вместо этого руководители компаний решили представить себя как "скептиков", как людей, не спешащих принимать глобальное потепление на веру. На практике это означает, что они находят отдельные погрешности на миллионах страницах, опубликованных климатологами, указывают на сомнительность какого-то одного вывода ученых, чтобы заявить, что нужно подвергнуть сомнению всю науку об изменении климата. Это все равно, как если бы кто-то объявил себя скептиком в отношении микробной теории болезней, нашел несколько ошибок в статьях из медицинских журналов или даже в основанных на данной теории медицинских советах в газетах, а затем сделал бы из этого неожиданный вывод, что, быть может, микробов вовсе не существует. "Кто знает?" – сказал бы такой "скептик". Другая составляющая стратегии корпораций заключается в том, чтобы финансировать сразу многие организации и консервативные "мозговые центры". Koch Industries, например, спонсирует 35 различных организаций, выделив 24Нм из них свыше \$100,000 и 5Нти – свыше \$1,000,000. Затем все эти институты и центры набрасываются на одну и ту же ошибку климатологов в одно и то же время, одинаковыми способами, в пресс-релизах и через массированные кампании в СМИ. Тем самым создается впечатление, что озабоченность независимо друг от друга выражают сразу многие солидные учреждения. На самом деле за всеми ними стоит Koch Industries. В Америке в эту игру вовлечены многие правые центры типа Heritage Foundation и Cato Institute (Институт Катона), которые получают от своего "климат-скептицизма" еще и политическую выгоду. Называя себя скептиками, консерваторы предстают в глазах общественности людьми, идущими против власти, своего рода диссидентами и бунтарями. Помните: эти "бунтари" работают на нефтяные корпорации. Распределение денег через большое число организаций с невинными названиями, как то: "Институт энергетических исследований" или "Центр изучения диоксида углерода и социальных изменений" – позволяет также скрыть источники финансирования, что очень важно. Если бы нефтяные компании выступали от своего имени, им бы никто не поверил. Наконец, последнее: нефтяные компании не пытаются доказать, что наука не права. Они лишь стараются утвердить определенный подход к освещению проблемы в СМИ. В соответствии с этим подходом, изменение климата подается как новостной сюжет о конфликте между двумя группами ученых. С одной стороны, есть ученые, которые верят в изменение климата, с другой – есть и ученые-скептики. Наука, таким образом, превращается в вопрос веры. Но ведь никто не говорит, что некоторые ученые верят в электричество, а прочие являются электро-скептиками. В США и многих других странах СМИ освещали проблему в таком ключе примерно до 2005 года и сейчас по причинам, которые я объясняю в послесловии, начинают снова. Цель не в том, чтобы опровергнуть науку, а в том, чтобы посеять сомнение. Ведь люди, которые не уверены, остаются пассивными. И если вы сомневаетесь, то это означает, что нефтяные компании выиграли битву в вашем сознании. Выше мы говорили о негативном аспекте роли России. Рассмотрим теперь позитивный. Россия богата не только ископаемым топливом, но и альтернативными источниками энергии – прежде всего энергией ветра и главным образом в Сибири. Ветрогенераторы (современные ветряные мельницы) могут стать для России новой нефтью и газом. Это возможно потому, что сегодня протяженные высоковольтные линии постоянного тока (HVDC) позволяют передавать электроэнергию за тысячи километров так же, как трубопроводы и танкеры транспортируют нефть. В своей недавней статье Грегор Зиш из университета Касселя (Германия) вычислил, что Север России и северо-западная Сибирь обладают достаточным потенциалом ветровой энергетики, чтобы удовлетворить всю нынешнюю потребность Европы в электричестве. По мнению Зиша, даже если ветрогенераторы будут построены только в некоторых частях этого региона, обладающих наибольшими ветроэнергетическими возможностями, то этого хватит, чтобы на 50% обеспечить электричеством ЕС G.Czisch, 2006, 'Low Cost but Totally Renewable Electricity Supply for a Huge Supply Area – a European/Trans-European Example' (www.iset.uni-kassel.de/abt/w3-w/projekte/LowCostEuropElSup\_revised\_for\_AKE\_2006.pdf).. Кроме того, в регионе есть еще одна страна, богатая ветром – Казахстан, который обладает половиной ветроэнергетического потенциала российского Севера и северо-западной Сибири. И даже один Казахстан мог бы генерировать достаточно энергии, чтобы удовлетворить текущую потребность в электричестве всей Европы, как Восточной, так и Западной. Отсюда следует, что Россия и ее соседи могут сыграть ключевую роль в разрешении климатической проблемы. Важно подчеркнуть, что это не будет жертвой. Это вызовет промышленный рост и появление новых рабочих мест. Слишком часто те ученые, которые видят проблему в людях, призывают к уменьшению численности населения, деиндустриализации и к снижению жизненного уровня. Такие призывы загоняют самих же экологов, как правило, выходцев из обеспеченных слоев, в "гетто" привилегированных. Их позиция не находит отклика в беднейших странах мира. Более того, они получают слабую поддержку от трудящихся в богатых странах. В России целое поколение на своем горьком опыте после 1989 года узнало, что на самом деле означает "снижение жизненного уровня". Здесь нельзя положить в основу климатического движения призывы к еще б\'ольшим жертвам или отказ от природных богатств. Напротив, российское движение должно призывать к освоению новых природных богатств, к новым инвестициям, к созданию новых рабочих мест и к новой промышленной революции. Тот факт, что у России имеется намного больше ресурсов для создания новой экономики, чем у любой другой европейской страны, существенно облегчит работу климатических активистов. Отсюда также следует, что необходимо создать экологическое движение нового типа. До недавнего времени большинство экологических организаций – не только в России, но и во всем мире – работало по модели американской НПО (неправительственная организация). НПО привлекает средства от правительств и фондов, учрежденных корпорациями, а также пожертвования богатых людей. На собранные деньги она нанимает работников на полный рабочий день с доходом, обычно превышающим среднюю заработную плату по стране. Работники НПО готовят доклады, общаются с прессой и ведут лоббистскую деятельность в органах власти. Иногда они организуют демонстрации или проводят митинги, но большинство этих акций нацелено не на мобилизацию населения, а на привлечение внимания СМИ. В политике климата НПО достигли многого. Они помогли ученым довести до мировой общественности правду об изменении климата и выжали все, что можно, из стратегии лоббизма, пусть даже этого далеко не достаточно. Но модель НПО не остановит изменение климата. Для этого нам нужны организации, ведущие массовые кампании. Я провел всю мою взрослую жизнь в таких организациях в Великобритании и США: в профсоюзах, антивоенных кампаниях, климатических кампаниях и других. Деньги на проведение этих мероприятий мы собирали, убеждая большое число людей жертвовать по несколько фунтов в месяц или в год. Мы просили людей не быть пассивными спонсорами проекта, но самим становиться активистами движения в своем городе. Они организовывали собрания, раздавали листовки, ходили на демонстрации и приводили с собой своих друзей. Никакая кампания не может обойтись без нескольких оплачиваемых работников. Но все ее усилия не дадут результатов, пока на каждого освобожденного работника не будет приходиться, по меньшей мере, двадцать активистов и, по меньшей мере, сто человек, приходящих на собрания и демонстрации. Всю свою жизнь я участвую в таких кампаниях, и мне никогда не платили за это. В разное время я зарабатывал на жизнь как писатель, преподаватель, плотник и консультант по вопросам здоровья, а организаторской работой занимался из любви, надежды и гнева. Только так можно организовать массовую кампанию. И только так можно организовать такую кампанию, которая могла бы стать по-настоящему опасной для корпораций и правительств. Как говорят американские журналисты, "Follow the money" (Откуда финансирование?). Если деньги дают фонды и богатые спонсоры, то в конечном счете освобожденные работники становятся под их контроль. Если же ваше движение поддерживается тысячами и десятками тысяч сторонников, регулярно платящих взносы, тогда оно действительно опасно для власти. Посвящается Линде Махер и Филу Торнбиллу Мы не можем полностью остановить изменение климата. Но мы в силах предотвратить климатическую катастрофу: стремительные, основанные на обратной связи процессы "резкого изменения климата". Если мы не остановим их, многие виды исчезнут с лица Земли и миллионы людей погибнут от засухи, голода, нехватки воды, болезней, репрессий и войн. Главной причиной глобального потепления является углекислый газ (СО2), образующийся в результате сжигания нефти, газа и угля. Чтобы стабилизировать концентрацию СО2 в атмосфере на безопасном уровне, мы должны в ближайшие 30 лет сократить среднедушевые углеродные выбросы в богатых странах на 80%. Задача нелегкая, но выполнимая. Для этого нужно построить по всему миру ветровые и солнечные электростанции. Необходимо также сократить потребление энергии. Больше всего ее расходуется в зданиях, на транспорте и в промышленности. Наиболее важными решениями в этой области являются теплоизоляция домов, отказ от кондиционеров, замена легковых автомобилей автобусами и поездами и регулирование промышленности. Джордж Буш и другие мировые лидеры утверждают, что подобные перемены невозможны. Это слишком дорого, говорят они. Американцы потеряют рабочие места, говорит Буш. Мы столкнемся с резким падением уровня жизни, и простые люди нас не поддержат. Поэтому-то политики и не могут ничего сделать. Но остановитесь на секунду. Задумайтесь, что означает "слишком дорого". Это значит, что трудящимся будут платить доллары, евро и рупии за строительство ветрогенераторов, изоляцию домов и прокладку железнодорожных путей. "Слишком дорого" – это новые рабочие места. Ведь что происходило во время Второй мировой войны? Каждая крупная держава перестроила всю свою экономику, чтобы производить вооружения и убивать как можно больше людей с целью выиграть войну. Были созданы миллионы новых рабочих мест, и это вытащило мир из Великой Депрессии. Нам нужно сделать то же самое в глобальном масштабе, только тепер с целью спасти как можно больше человеческих жизней. Деньги есть. В мире военные расходы составляют триллион долларов в год. И достаточно людей, нуждающихся в работе. Нам не нужно приносить жертвы, чтобы остановить глобальное потепление. Напротив, мы должны пойти в наступление на глобальную бедность. Однако почти все правительства и корпорации в мире в течение последних 30 лет были заняты тем, что доказывали преимущества "неолиберализма" и "глобализации". За этими терминами стоит несколько простых идей. Первая: "Частное – хорошо, государственное – плохо". Вторая: "Прибыли важнее, чем человеческие потребности". И третья, самая важная: "Вы не обязаны любить рынок, но вы ничего не можете с ним поделать. Альтернативы нет". Идея бессмысленности сопротивления рынку – главная идея истеблишмента нашего времени. Это самое мощное оружие, которое есть сейчас у богатых и власть имущих. Они не могут так просто от нее отказаться. Но когда правительства на глобальном уровне вмешаются в ситуацию с климатом, люди во всем мире скажут: "Если вы можете сделать подобное для природы, то почему вы не исправите ситуацию с больницами? Со школами? С моей пенсией?". Богатые и власть имущие не хотят, чтобы у людей возникали подобные мысли. Некоторые корпорации имеют также особые причины сопротивляться действенным мерам по борьбе с глобальным потеплением. В 2007 году крупнейшей корпорацией мира была Wall-Mart, за ней следовали Exxon Mobil (2), Shell (3), British Petroleum (4), General Motors (5), Toyota (6), Chevron (7), DaimlerChrysler (8), Conoco Phillips (9) и на десятом месте Total. Т.е. шесть нефтяных компаний, три автомобильные и одна сеть загородных супермаркетов с большими автостоянками. Это гигантские структуры, гигантские прибыли. Меры, направленные на решение климатической проблемы, будут означать их смерть как корпораций. Интересы этих "углеродных" корпораций представляют Джордж Буш, Дик Чейни и Кондолиза Райс. Они делают все, что в их силах, чтобы не допустить принятия действенных мер. Однако многие другие корпоративные и политические лидеры все же хотят что-то предпринять. Этот мир принадлежит им, и они не желают, чтобы он был разрушен. Но они не осмеливаются пойти против рынка. Поэтому предлагаемые ими меры очень далеки от того, чтобы решить проблему. Киотский протокол, например, предусматривает снижение выбросов на 5%, тогда как сократить их нужно на 60. Или возьмите фильм бывшего вице-президента США Ала Гора "Неудобная правда". Первые 90 минут – внушительное и грозное предупреждение о том, что может ожидать мир в результате глобального потепления. Последняя минута – о том, что надо сделать: перечень незначительных мер, которые ничего не изменят. Наше бездействие приведет к губительным результатам. В условиях господства рынка и корпораций климатические бедствия обернутся человеческими трагедиями. Следствиями глобального потепления будут сверхмощные ураганы, наводнения и засухи. В существующей глобальной системе падение урожаев зерновых в бедной стране приводит к голоду. Толпы беженцев устремляются к границам, охраняемым мужчинами и женщинами с автоматами. Палаточные лагеря растягиваются на многие километры, и люди живут в них годами. По другую сторону границы нагнетается расизм, чтобы оправдать закрытие страны для нуждающихся. В существующем обществе глобальное потепление означает войну. При малейшем изменении геополитического баланса сил великие и малые державы будут воевать друг с другом, чтобы восстановить его. Мы живем в эпоху войн за нефть и за воду. Недавние климатические катастрофы в Новом Орлеане, Дарфуре, Бангладеш и многих других местах – только начало, в будущем будет гораздо хуже. Богатые и власть имущие попытаются заставить простых людей расплачиваться за изменения климата. Бедняки будут убивать друг друга за то малое, что осталось, и человеческое достоинство сметут ураганами и затопят поднимающиеся воды. В общем, у нас есть технологии, позволяющие решить проблему, но корпорации и политики не могут или не захотят действовать. Поэтому мы должны мобилизовать единственную силу, которая способна бросить им вызов: шесть миллиардов людей, населяющих планету. До сих пор экологи в основном занимались тем, что вели лоббистскую деятельность и просвещали общественность. Теперь нам нужно массовое движение, которое могло бы заставить политиков действовать или заменить их другими. Такое движение уже возникло. Оно все еще немногочисленно, но уже охватывает все континенты и быстро растет. Настоящая книга – часть этого движения. Мое отношение к экологическим проблемам сформировалось под сильным влиянием двух людей. Без них эта книга не появилась бы. Линда Махер на протяжении 1980-х годов отстаивала возможность и необходимость соединения экологизма и социализма. Фил Торнбилл разработал вдохновившую меня концепцию глобального движения снизу за разрешение проблем климата. Я посвящаю эту книгу им. При написании этой книги меня с самого начала поддерживали Нэнси Линдисфарн и Руард Абсарока. Нэнси редактировала и обсуждала со мной каждую часть рукописи, была для меня опорой и радостью. Я благодарен людям, которые высказывали свои замечания по различным разделам рукописи, помогая преодолевать трудности: Йёрну Андерсену, Мартину Эмпсону, Крису Харману, Чарли Хору, Чарли Кимберу, Фергусу Николу, Сиобхан Нил, Яну Раппелю, Питеру Робинсону, Джиму Раскиллу и Джону Сина. Особую признательность хочу выразить Крису Найнхэму и Марку Томасу за мудрое, тщательное и неустанное редактирование текста книги. Их труд сделал эту книгу намного лучше. Работая над книгой, я сознавал, что в немалой степени обязан влиянию Терри Нила и Мардж Раскилл, которым мне очень хотелось бы ее показать. Я благодарен также всем активистам движения за разрешение климатических проблем из разных стран, чья борьба многому меня научила. Джонатан Нил
Нил Джонатан Родился в Нью-Йорке, в настоящее время живет в Лондоне. Автор одиннадцати книг по истории, политике и художественных произведений для детей и взрослых. Среди его работ: «Народная история Вьетнамской войны», «Снежные тигры», «Что не так с Америкой», «Вы — „Большая восьмерка“, мы — шесть миллиардов», «Затерянные в море» и «Бунтовщики». Эти книги переведены на девять языков.
Активный и многолетний участник общественного движения, Дж. Нил был одним из организаторов Европейского социального форума; с 2005 г. является международным секретарем Кампании против климатических изменений в Великобритании. В последнее время занимался редактированием отчетов по проблеме климата и состояния рынка труда для профсоюзной кампании «Миллион „зеленых“ рабочих мест» и Европейской федерации работников транспорта. Дж. Нил также пишет пьесы и преподает писательское мастерство в Университете Бат Спа. |