|
Оглавление
Из главы 1. "Слова, слова, слова..."
Язык – одно из самых удивительных и в то же время одно из самых загадочных явлений, бытующих в человеческом обществе. Не будет преувеличением сказать, что язык является величайшим достижением человечества: язык создал человека, сделав его единственным разумным существом на Земле. Но говорящий обычно не отдает себе отчета в тех сложных и противоречивых явлениях, которые привели к возникновению, исчезновению или сохранению тех или иных элементов языка, не имеет ясного представления о том механизме, который регулирует все звенья языка и дает ему возможность быть адекватным средством общения людей в любой период человеческой истории. Люди говорят посредством слов, судьбы которых, пожалуй, намного сложнее, удивительнее и разнообразнее человеческих судеб. Они немые свидетели человеческой истории и культуры. Развитие значений слов лучше любых хроник и свидетельств современников отражает человеческие судьбы, интересы, нравы, обычаи, верования, способы мышления. Да, язык не выдает своих тайн, но именно это "молчание" является настойчивым призывом разгадать то, что как бы незримо написано между строк языка, на котором мы говорим, а это, в свою очередь, безусловно поможет нам лучше разобраться в сущности человеческой культуры, наиболее ярким проявлением которой всегда являлся и поныне является Язык. Не случайно великий русский писатель и поэт И.А.Бунин писал: "И нет у нас иного достоянья! Как отмечал Ф.П.Филин, "...слово всегда представляет собой неповторимую единицу: за каждым словом и его историей стоит целый мир" (Ф.П.Филин. Очерки по истории языкознания. – М., 1985. – С.226). В.И.Абаев писал (Язык и мышление. – 1948. – XI: 14): "Любое слово нашей речи, прежде чем получить современное обиходное значение, прошло сложную семантическую историю, ведущую нас в конечном счете к начальным словотворческим усилиям человека. Из каждого слова, которое мы употребляем, глядят на нас не сорок веков, а по меньшей мере сорок тысячелетий. И если бы не привычность и обыденность повседневной языковой практики, какое-нибудь слово корова должно было бы в большей степени приводить нас в священный трепет своей подавляющей древностью, чем все египетские пирамиды. Воссоздать до конца историю хотя бы одного слова – это значит приобщиться к раскрытию тайны всей человеческой речи и мышления". А вот что говорит автор популярной книги о языке "В мире слов" В.В.Казанский (Л., 1958. – С.3–5): "Мы начинаем говорить в таком раннем возрасте и так исподволь, что и не помним, как это было, да и не задумываемся над этим. Говорить для нас так же естественно, как ходить... Но попробуйте спросить себя: как это получается, что мы говорим? Что такое слово? И оказывается, что речь такая сложная и хитрая штука, с которой не сравнится самый мудреный механизм. И что слово, пожалуй, самая удивительная вещь на свете... Слово существует физически только в нашем дыхании, в нашем голосе, в движении языка и губ, в каких-то мозговых процессах. Все это мимолетно, неуловимо, призрачно, как тень от пролетающей птицы. И, однако, слова так же реальны, как окружающие нас вещи... Это не наши легкие, произвольные изобретения. Слова существуют независимо от каждого из нас. Их форма и значение общеобязательны и незыблемы. Они очень древни – древнее государств и городов, древнее самых древних вещей, которые находят в археологических раскопках и хранят в музеях. Слова, можно сказать, самая древняя вещь на свете. Разве это не удивительно?" Человеку, не задумывающемуся над проблемами языка, кажется, что в нем и не существует никаких проблем: каждое слово имеет свое значение, каждое значение выражается тем или иным словом или несколькими словами. Однако подобное мнение – одна из многочисленных иллюзий, связанных с языком. На самом деле, до сих пор ученые-лингвисты не могут дать исчерпывающий ответ на вопрос о том, каким образом, на основании какого механизма "форма" слова, его "фонетическая оболочка" соединяется со значением, почему та или иная "форма" наделена именно данным значением, а данное значение сочетается с той или иной формой. Много загадок таит в себе изменение значения слов в ходе истории языка. По каким законам или вопреки каким законам это происходит? Какие "силы" удерживают в языке именно данные слова и их значения и где предел действия этих "сил"? Какие значения должны обязательно изменяться, а какие не могут переходить в другие значения и в какие именно? Почему некоторые слова выходят из употребления и каких именно слов это касается? Существует ли зависимость между выходом одних слов из языка и вхождением других слов в язык? Какие слова могут войти в язык и в каком количестве? Каково соотношение качества и количества "фонетических оболочек" слова с качеством и количеством значений и всегда ли такое соотношение одинаково? Является ли слово "неделимой" единицей языка и до какого предела изменение фонетического состава слова не влияет на его значение? С другой стороны, каков предел изменения значений, не влияющий на изменение "фонетической формы" слова? И вообще, зависят ли фонетические изменения от изменений значения, а изменения значений – от изменений "фонетической формы" или они независимы друг от друга, как это в свое время постулировали лингвисты в XIX веке? Наука пока еще не может дать однозначный ответ на все эти подлинные загадки языка! Говорящий на том или ином языке обычно находится под воздействием самых разнообразных иллюзий, часто не дающих ему возможности здраво оценить механизм функционирования языка. Так, для говорящего совершенно ясно, что язык служит для передачи информации между членами человеческого общества (внешняя семиотика), но он и не предполагает, что язык не мог бы существовать и развиваться, если бы не было так называемой "внутренней семиотики": определенные элементы языка, комбинируясь друг с другом в бесконечных качественно и количественно неодинаковых последовательностях, создают определенный текст "генетической" информации, который регулирует и прогнозирует возможные и невозможные, обязательные и необязательные пути существования, сосуществования и эволюции отдельных звеньев языкового механизма, накладывает "запреты" на одни участки языкового пространства и снимает их с других. При этом на каждом этапе развития языка выделяется ограниченное число константных элементов, обладающих определенными свойствами, не зависящими от их формы. Каждый из таких элементов ("языковых генов"), взятый сам по себе, не имеет определенного смысла в языке: определенная значимость в языке возникает только в результате комбинаций "языковых генов", обладающих разной комбинаторной способностью. Та или иная языковая схема (она может охватывать как определенные, так и самые различные лексические и семантические единицы) задает алгоритм, т.е. структурное моделирование отдельных участков языкового пространства в пределах того или иного временного отрезка существования языка. Говорящий, однако, не в состоянии осознать ни комбинаторные схемы, действующие в языке, т.е. определенную системную канву языка, ни асистемные явления, непременно сопутствующие системным. До сих пор нет согласия среди лингвистов и философов по вопросу системности в языке вообще и в области слов и значений в частности. Остается неясным, имеет ли языковая системность что-либо общее с системностью, наблюдаемой в органическом мире или в физике, химии и т.д.? Отличается ли системность на фонетическом и грамматическом уровне от системности на уровне слов и значений? Все ли системно в языке и каково соотношение системного и асистемного? Что такое системность в языке? Система (от гр. "целое, составленное из частей, со-положение") – это множество элементов, находящихся в отношениях и связях друг с другом и образующих относительно устойчивое единство. Структура (от лат. structura "строение, расположение, порядок") – это совокупность устойчивых связей объекта, обеспечивающих его целостность и тождественность самому себе, т.е. сохранение основных свойств при различных внешних и внутренних изменениях. В.М.Солнцев определяет систему как "целостный объект, состоящий из элементов, находящихся во взаимных отношениях" ("Язык как системно-структурное образование" – М., 1970. – С.11) и выделяет системообразующие, системоприобретенные и системонейтральные свойства языка. Одним из важнейших свойств системы языка он считает ее неоднородность и способность элементов языка к комбинаторным преобразованиям. Системность в языке носит диалектический характер: прерывность в ней соседствует с непрерывностью, необходимость сочетается со свободой, сама системность немыслима без асистемности. В языке представлена не одна-единственная система, а несколько различных систем, организованных на основе неодинаковых комбинаторных схем, причем по мере развития языка во времени устройство различных языковых систем может изменяться. Любая система в языке мыслится не как самодовлеющая и имманентная сущность, но только по отношению к прочим отрезкам языкового пространства: вот почему один и тот же комплекс языковых элементов может одновременно выступать и как системный (по отношению к определенной совокупности языковых единиц), и как асистемный (по отношению к другому комплексу языковых реалий). Диалектическое взаимодействие системности и асистемности является главнейшим условием существования и развития языка. Любые построения системности, основанные на чисто логических (внешних) связях элементов, нельзя признать истинно системными сущностями. Так, синонимические ряды редко оказываются системами, реально присущими языку (такие ряды иногда называют семантическими полями, хотя это неправомерно, поскольку последние, в отличие от первых, могут охватывать и этимологические гнезда слов). Не являются системными и связи, установленные в языке на чисто интуитивных, мнемонических основаниях (например, при компонентном анализе семантики). Впервые предложил рассматривать язык как систему известный швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр (1857–1913). В разработке "общей теории систем" большая роль принадлежит австрийскому биологу-теоретику Людвигу фон Берталанфи (1901–1972), жившему с 1949 г. в США и Канаде. Основанный им ежегодник "General Systems Theory" издается и сейчас в США. В нашей стране теорию языковых систем успешно разрабатывал Г.С.Щур, а в настоящее время – В.М.Солнцев, Г.П.Мельников, А.С.Мельничук и др. Поразительно, что язык, оставаясь социальным явлением, непосредственным детищем человека и человеческого общества, в то же время является самопорождающим и самонастраивающимся механизмом, действующим в рамках комбинаторных закономерностей и схем. При этом строгость тех или иных языковых процессов нередко является непосредственным следствием определенной "свободы" языковых преобразований. Большую роль в языке играют и так называемые случайные процессы. Как отмечал Э.Сэпир, "движение языка осуществляется через бессознательный выбор со стороны говорящих тех индивидуальных отклонений, которые соответствуют какому-то предопределенному направлению" ("Язык". – М., 1934). Определенные комбинаторные преобразования, постоянно происходящие в языке, но не осознаваемые говорящими, ответственны не только за удивительный консерватизм некоторых слов и значений, которые могут не изменяться веками, но и за изменения на уровне лексики и семантики, за конкретное направление и результат таких изменений. Внешние проявления языка, однако, нередко не отражают существа тех внутренних процессов, которые в нем происходят, в связи с чем именно "скрытые", не видимые невооруженным глазом комбинаторные реакции являются наиболее важными для лингвиста. В самом деле, "если бы формы проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишней" (К.Маркс, Ф.Энгельс. Капитал: Критика политической экономии // Соч., т.25,ч. 2. -С. 384). Известный французский социолог и философ М.Фуко писал: "Язык одновременно является скрытым откровением и откровением, которое мало-помалу возвращает себе все возрастающую ясность" ("Слова и вещи". – М., 1977. – С.83). Значение и форма, образующие любое слово, могут соединяться между собой только при условии, что первое выступает в качестве среды для второй, а вторая – для первого. Слово – это диалектическое единство двух различно структурированных комбинаторных сред (на уровне фонетики и на уровне семантики), что в свою очередь свидетельствует о неразрывной связи его формы и значения. При этом, хотя общая схема слов (соединение фоно-морфологического комплекса со значением) является универсальной, каждое отдельное слово того или иного языка представляет собой уникальное образование, организованное на основе присущих только ему комбинаторных схем и обладающее в связи с этим уникальными качественными и количественными свойствами. Парадоксом языка является и то, что, хотя для него более важными являются не конкретные фонетические (материальные) и семантические единицы (одной и той же комбинаторной схеме могут отвечать самые различные языковые реалии, а разные комбинаторные схемы могут "оперировать" одними и теми же элементами), а возможности комбинаторных преобразований и сочетания различных (или одних и тех же) комбинаторик, язык на всех этапах своего существования представляет собой конкретный ансамбль определенных элементов. Вряд ли верно отождествлять термин "правило" с термином "системность": в языке, очевидно, не менее важно обнаружить "правила" протекания "неправильного ", чем "аномалии" в протекании "правильного". Поразительно, что системные отношения в языке остаются вне поля зрения говорящего: осознание системности в языке, на котором он говорит в той же мере явилось бы для него сюрпризом, в какой для известного мольеровского героя Журдена было сообщение о том, что он всю жизнь говорит прозой. На первый взгляд может показаться, что сущность языка остается неизменной на разных этапах его существования. На самом деле в одни исторические периоды (обычно наиболее ранние, на заре становления человечества) имеются неограниченные языкотворческие возможности, в другие периоды они ограничиваются (на них в той или иной мере накладывается "запрет") или же сводятся к минимуму. С другой стороны, в более поздние периоды существования языка проявляются наиболее сложные формы взаимодействия языковых элементов: возникают контаминация (наслоение форм и значений различных слов друг на друга), комбинаторные преобразования, количественные и качественные изменения связей как внутри слов, так и между словами. Появляются не только территориальные, но и социальные разновидности языка со специфической для них грамматикой, фонетикой и лексикой. Наконец, возникают разного рода креольские языки и пиджины, на примере которых наиболее ярко видны возможности произвольных преобразований в языке. Интересно, что в социальных диалектах нередко повторяются языкотворческие потенции, характерные для наиболее ранних периодов существования языка. Об авторе
 Маковский Марк Михайлович Доктор филологических наук, профессор. Крупный ученый-лингвист, известный как в нашей стране, так и за рубежом своими фундаментальными трудами в области этнолингвистики, общего языкознания, компаративистики, этимологии, диалектологии, текстологии, социолингвистики, семиотики, лингвистической типологии. Ученик профессора Э. А. Макаева и академика В. М. Жирмунского. Профессор Московского государственного лингвистического университета. Член редколлегии журнала «Вопросы языкознания».
|
|||||||||||||||||||||||||