Настоящая работа имеет своей целью подвинуть вперед различные вопросы латинского языковедения, преимущественно из области словообразования и семасиологии, но также и из области этимологии, учения о формах и лексикографии. При этом лексикографическая часть работы представляет собою не только сопоставление материала, рассеянного в трудах других исследователей, и не только подбор и разъяснение материала нового но также и попытку разобраться в традиции, в которой этот материал до нас дошел. Автору приходилось, таким образом, быть и лингвистом, и лексикографом, и критиком текста, и отчасти историком литературы. Понятно, что ввиду сложности состава этой работы неизбежны дополнительные разъяснения к различным ее частям. Они не лишни и потому, что печатание книги длилось около года (первые 11 листов печатались с начала декабря 1897 г. и до середины апреля 1898 г., конец работы с 25 августа 1898 г.), и для автора некоторые отдельные пункты за этот промежуток могли выясниться определеннее если не по существу, то по крайней мере в смысле их формулировки. Для облегчения труда читателя к концу книги приложены три указателя и подробное оглавление; там же помещены поправки и дополнения. Нижеследующие замечания направлены главным образом к выяснению общих задач работы, а также к приведению в порядок таких отдельных пунктов, которых приходилось касаться лишь попутно в различных частях этой книги. Главное содержание всей основной части работы представляет изучение взаимного отношения не только фактов какой-либо категории, но и самих категорий. Отношение же это выражается или в параллелизме развития отдельных категорий, или в зависимости одной категории от другой, или, наконец, в соприкосновении одной категории с другой. Изучение параллелизма в развитии различных категорий должно приводить нас к выяснению самого процесса развития языка, должно позволять нам давать нашим выводам об истории данной специально изучаемой категории более общую и более определенную форму. Напр., занимаясь изучением таких прилагательных на -osus, которые вместо значения `полный чего' или при значении `полный чего' имеют значение `похожий на что', я разбираю их в связи с параллельными категориями в латинском и других языках, и это позволяет мне поставить тезис, что подобный переход значений вполне натурален вообще для каждого языка: отсюда далее следует частный вывод историко-литературного характера, что отдельные из подобных имен могли получить такое новое значение в латинском языке самостоятельно, помимо греческого влияния. Или, напр., только параллельное изучение различных прилагательных с основным притяжательным значением позволит яснее представить себе историю семасиологического развития отдельных групп этих прилагательных; по крайней мере, оно устранит общераспространенную неясную формулировку, что прилагательные с такими-то суффиксами, помимо преобладающего притяжательного значения, имеют еще н е которые другие значения. Параллельный анализ возможно большего количества прилагательных с притяжательными суффиксами и покажет нам, что "эти некоторые другие значения" в сущности восходят к основному притяжательному. Или, напр., морфологический параллелизм между глаголами 1-го и 3-го спряжений и соответствующими отглагольными именами дает точку зрения для выяснения отдельных фактов, до сих пор не поддававшихся разъяснению; мало-помалу он приводит нас и к определению различия между эпохами развития латинского языка: он указывает нам, между прочим, на тяготение исторической эпохи языка к словообразовательному элементу а как в глаголах, так и в глагольных именах. Впрочем я вообще старался выяснить для себя относительную хронологию фактов латинского языка и характерные особенности эпохи исторической по сравнению ее с эпохой доисторической: кроме введения, большая часть которого специально посвящена этому вопросу, прошу обратить внимание на следующие разделы: первоначальная судьба имен на -os | -es и их производных; имена на -ion и -io-m; глаголы на -ti-re; глаголы на -escere, произведенные от имен существительных; пассивные и отглагольные имена на lо- и -ulento-; глаголы на -ere, произведенные от имен существительных; имена на li-, -bulo-, -bili-, -culo – в их отношении к именам на -ri-, -bro-, -bri-, -cro-; время существования суффикса -illo-; отдел о смешении суффиксов; время возникновения сложного суффикса -oso-; остатки того периода, когда сложные суффиксы -d-on-, -g-on- могли иметь нераспространенную форму -d- и -g-; e в именных образованиях и в глагольных формах от глаголов на -ere; история конкуренции имен на -tura- с именами на -tu- доисторический период флексии имен на -mon и на -tor; непереходные глаголы на -are; семасиологическая история производных от *angkos-; образования на -tio-, -tus и на -itio, -itus и т.д. Перехожу к следующему пункту. Как в семасиологических, так и в морфологических исследованиях я стараюсь последовательно применять метод в сущности элементарный, но очень полезный, а именно, я ставлю себе за правило разбирать историю явлений производных параллельно с явлениями, от которых они произведены. Этот метод в связи с другими частными и общими задачами работы заставил меня сильно раздвинуть первоначальные рамки исследования: главным предметом изучения были собственно прилагательные, но в связи с ними пришлось дать семасиологический или морфологический или тот и другой вместе анализ большей части существительных, особенно отвлеченных. Настоящая работа соприкасается по своим задачам с моими "Семасиологическими исследованиями в области древних языков"; а обе эти работы стоят в связи с систематическим пересмотром латинского именного словообразования и основообразования, который я предпринял несколько лет тому назад и который окончу, вследствие чрезвычайной трудности исследования, вероятно не скоро. История латинского языка до такой степени или запутана или отрывочна, что первой задачей ее исследователя должна быть забота об усовершенствовании методов исследования; как и везде, так особенно в латинском языковедении, прочных результатов можно достигнуть только в том случае, если исследователь приступит к занимающим его вопросам с самых разнообразных точек зрения. Прежде всего, в латинском языковедении очень недостаточно разработана семасиология именных категорий; а между тем этот вопрос, интересный и сам по себе, весьма важен по своим практическим приложениям. Так, границы употребления одного и того же суффикса в отглагольных и отъименных образованиях в латинском языковедении почти совершенно не выяснены: мы часто читаем не только в филологических, но и в лингвистических работах и руководствах, что, напр., такое-то образование чересчур смело, так как в нем словообразовательный суффикс, сам по себе употребляющийся в отъименных образованиях, присоединен к глагольной основе, или наоборот суффикс, первоначально употреблявшийся в отглагольных образованиях, присоединен к именной основе; это наблюдение нередко приводит авторов вышеуказанных работ и руководств к историко-литературным заключениям о небрежности в словообразовании у того или другого писателя и т.д. Между тем беглый пересмотр целого ряда морфологических категорий в латинском или ином языке покажет, что употребление одного и того же суффикса в обеих вышеуказанных функциях – явление очень распространенное; а семасиологический анализ этих категорий выяснит и причины такого, по-видимому, смелого новообразования; он выяснит вместе с тем, что эти причины действительны не для одной какой-нибудь категории одного языка, но для различных категорий различных языков. Во-вторых, с семасиологической точки зрения будет понятен и вопрос о параллельной жизни сходных по значению суффиксов, т.е. или об их сложении, или об употреблении одного вместо другого. Размеры этого явления в общем ходе развития языка могут быть иногда довольно значительны, и его важность в лингвистике не подлежит никакому сомнению. В-третьих, семасиологический анализ, необходимый при установлении этимологии слова, приносит большую пользу и при решении морфологических вопросов и т.д. Ввиду этого, я отвожу в настоящем исследовании много места семасиологии именных категорий, в полной уверенности, что систематическое исследование истории значения этих категорий должно пролить свет на весьма многие запутанные вопросы латинского языковедения. Обращаясь к чисто морфологическому исследованию, я должен заметить, что наряду с затруднениями, представляемыми самой традицией латинского языка, исследователю приходится считаться с многочисленными затруднениями, искусственно образовавшимися в научной литературе по этому языку: в этой науке укоренилось так много предрассудков, приобретших чуть не юридическую давность, что исследователю по временам стоит большого труда отрешиться от них и выйти на правильный путь. Это зависит главным образом от несовершенства методологических приемов у многих авторов. Историк латинского языка должен, ввиду чрезвычайной трудности исследования, с особенным вниманием различать эпохи в жизни этого языка и с особенной осторожностью поступать с аналогией, не спеша относить каждое трудное явление в разряд аналогических новообразований. Общим вопросом об аналогии, как очень важном факторе развития языка, как-то мало занимаются, и те немногие ученые, которым приходится его касаться, спешат отделаться замечанием насчет неполноты традиции, лишающей нас возможности найти известный порядок в аналогических новообразованиях. Аналогия фактор психологический, но из этого отнюдь не следует, чтобы она создавала в языке бесшабашное хозяйство, поражающее внимательного наблюдателя на каждом шагу неожиданностями и несообразностями. Возьмем психологию души: как ни разнообразны отдельные сочетания представлений, однако они зависят от определенных законов. Вообще мы уже a priori не имеем права смотреть на эволюцию языка, в которой психологические факторы играют большую роль, – как на нечто лишенное порядка. Фактические доказательства такой мысли дать, конечно, не легко, так как они являются в сущности самым трудным моментом во всей лингвистической работе – ее синтезом. Уклоняться же от подобных итогов предварительной очень сложной работы над отдельными явлениями все-таки нельзя, так как они должны пролить свет на свойства и на внешние проявления того фактора, с которым исследователь языка постоянно имеет дело. На первых порах такие наблюдения могут выяснить нам известные общие черты отдельных эпох языка, а значение этих общих черт позволит нам с значительной определенностью разобраться в отдельных трудных явлениях языка. Михаил Михайлович Покровский (1869-1942) Выдающийся отечественный языковед, крупнейший специалист по классическим языкам и литературе, академик АН СССР (1929). Родился в Туле. Окончил Московский государственный университет (1891). Преподавал в МГУ с 1894 по 1930 гг., был доцентом, профессором. В последние годы жизни преподавал в Московском институте истории, философии и литературы, руководил отделом античных литератур Института мировой литературы им. М.Горького. Большое значение для языкознания имели работы М.М.Покровского по вопросам сравнительно-исторической и сопоставительной семасиологии. По существу, он был первым, кто выдвинул идею закономерности семантических изменений, заложил научные основы диахронической семасиологии и разработал методологию и методику изучения лексического значения слова в его динамике. Кроме того, М.М.Покровский занимался историей античной, западноевропейской и русской литературы, был специалистом в области сравнительного литературоведения и теории художественного перевода. Многие его литературоведческие работы вошли в золотой фонд русской науки о литературе. |