URSS.ru Магазин научной книги
Обложка Алаев Л.Б. Сельская община: 'Роман, вставленный в историю': Критический анализ теорий общины, исторических свидетельств ее развития и роли в стратифицированном обществе Обложка Алаев Л.Б. Сельская община: 'Роман, вставленный в историю': Критический анализ теорий общины, исторических свидетельств ее развития и роли в стратифицированном обществе
Id: 247064
1332 р.

Сельская община:
"Роман, вставленный в историю": Критический анализ теорий общины, исторических свидетельств ее развития и роли в стратифицированном обществе. Изд. стереотип.

“A Novel Inserted in History”. Critical Analysis of Community Theories, Historical Evidences of its Development and Role in a Stratified Society
2019. 480 с.
Белая офсетная бумага
  • Твердый переплет

Аннотация

Сельская община существовала во многих странах на протяжении древности и Средневековья, сохраняясь часто и в Новое время. В монографии рассматриваются дискуссии, шедшие в России и Германии по поводу существа этого института, его происхождения и эволюции, обобщен материал о разнообразных видах сельских общин в Индии, а также дан обзор имеющихся сведений об общинах во многих странах Азии и Африки. Автор выступает против распространенного... (Подробнее)


Summary
top
This review of the recent book of the famous Russian Indologist L. B. Alaev analyzes in detail some relevant theories, concerning the emergence and transformation of ancient and medieval rural community, including theories of K. Marx and F. Engels, as well as characterizing the main Soviet and Post-Soviet theories of the rural commune, and pre-historic marriage patterns.
Keywords: commune, rural community, Leonid Alaev, Karl Marx, Friedrich Engels, Leonid Vasiliev, marriage

Содержание
top
Постановка вопроса. О том, что все знают
Глава 1. Вышли мы все из общины?
 1. Антиисторический "сравнительно-исторический метод"
 2. Община как "точка отсчета" схемы марксистских формаций
 3. Как пользоваться негодной теорией. Инструкция по сборке
 4. Социальная антропология и история
Глава 2. Германская община – мать всех теорий общины. Противоположных
 1. О Маурере и общинной теории
 2. Общинная теория начинает... и проигрывает
 3. Блеск и нищета концепции А. И. Неусыхина
 4. "После Неусыхина". О советской историографии германской общины
Глава 3. Русская община как базис мучительных раздумий о судьбах Родины
 1. Дискуссия о сущности общины в российской литературе
 2. Концепция Н. П. Павлова-Сильванского
 3. Появление передельной общины на окраинах
 4. Продолжение дискуссии о характере русской общины
 5. Судьба общинных исследований в Советском Союзе
 6. Посткрепостническая русская община
 7. "Земельные общества" при Советской власти
Глава 4. Индийская община – символ объективной реальности, данной нам в сочинениях
 1. Первый миф: примитивность
 2. Второй миф: патриархальность и демократичность
 3. Третий миф: коллективное хозяйство и общинное землевладение
 4. Четвертый миф: экономическая замкнутость
 5. Пятый миф: микрокосм
Глава 5. Община в истории Индии. Что знаем?
 1. Период древности
 2. Северная Индия и Декан в раннее Средневековье
 3. Южная Индия в раннее Средневековье
  Тамилнаду
  Карнатака
  Андхра
  Керала
 4. Распространение и развитие системы джаджмани в раннее Средневековье
 5. Южная Индия в период Виджаянагара
 6. Северная Индия в период мусульманских династий
Глава 6. Индийские общины в Новое время. Глазами чужеземцев
 1. Бенгалия
 2. Бихар
 3. Хиндустан
 4. Панджаб
 5. Химачал Прадеш. Уттаракханд
 6. Кашмир
 7. Ассам
 8. Раджастхан
 9. Центральная Индия
 10. Чхаттисгарх
 11. Джаркханд
 12. Орисса (Одиша)
 13. Гуджарат
 14. Махараштра
 15. Гоа
 16. Карнатака (Майсур, Канара)
 17. Андхра
 18. Тамилнаду
 19. Керала
 20. Племенные общины
Глава 7. Община в разных странах и эпохах
 1. Проблема общины в первобытном обществе
 2. Черная Африка
 3. Община на Древнем Востоке
  Месопотамия
  Древний Египет
 4. Древний Рим
 5. Ближний Восток в эллинистический и римский периоды
 6. Проблема сельской общины в Византии
 7. Ближний и Средний Восток в Средние века и позже
 8. Китай
 9. Корея
 10. Данные об общине в Японии
 11. Северный Вьетнам
 12. Таиланд
 13. Ява
 14. Бали
Выводы. Это странное слово "община"
Указатель терминов
Contents
Summary

Contents
top

Statement of a question. Something of everybody’s knowledge 7

Chapter 1. Did all of us come from a commune? 21

1. The comparative-historical antihistorical method 21

2. Community as a starting point for the Marxian scheme of formations

3. How to use a worthless theory: Instructions for assembling 35

4. Social anthropology and history 40

Chapter 2. The German village community: the mother of all theories of communities. Contradictory ones

1. On Maurer and the community theory 42

2. The community theory starts… and loses 49

3. Lustre and misery of the Neusykhin’s concept 58

4. “After Neusykhin”. On Soviet historiography of the German community 65

Chapter 3. The Russian community as a base for agonizing thoughts on fortunes of the Motherland 69

1. The discussion on the nature of community in Russian literature 71

2. N. P. Pavlov-Silvansky’s concept 80

3. The emergence of re-allotments of land in outlying districts 87

4. Continuation of discussions on the nature of the Russian village community 92

5. The fate of community studies in the Soviet Union 94

6. The post-serfdom Russian community 120

7. “Land societies” under the Soviet power 130

Chapter 4. The Indian village community as a symbol of the objective realities given to us in writings 132

1. The first myth: Primitiveness 138

2. The second myth: Patriarchal and democratic character 139

3. The third myth: Collective farming and communal land-holding 143

4. The forth myth: Economic isolation 147

5. The fifth myth: Microcosm 160

Chapter 5. Communities through Indian history. What do we know? 164

1. Ancient period 166

2. Northern India and Deccan in the early Medieval Ages 171

3. Southern India in the early Medieval Ages 179

Tamilnadu 179

Karnataka 188

Andhra 195

Kerala 196

4. Spreading and developing of the Jajmani system in the early Medieval Ages 2

5. Southern India in the Vijayanagara period 2

6. Northern India under the Muslim dynasties 213

Chapter 6. The Indian communities in the Modern time. Reality in foreigners’ eyes

1 Bengal 224

2. Bihar 232

3. Hindustan 235

4. Punjab 248

5. Himachal Pradesh. Uttarakhand 260

6. Kashmir 262

7. Assam 263

8. Rajasthan 266

9. Central India 271

10. Chhattisgarh 278

11. Jharkhand 282

12. Orissa (Odisha) 285

13. Gujarat 288

14. Maharashtra 297

15. Goa 3

16. Karnataka (Mysore, Canara) 3

17. Andhra 312

18. Tamilnadu 313

19. Kerala 333

20. Tribal communities 336

Chapter 7. Rural communities in various countries and epochs 346

1. The Problem of community in the primordial society 347

2. Black Africa 354

3. Community in the Ancient Near East 359

Mesopotamia 361

Ancient Egypt 366

4. The Ancient Rome 369

5. The Middle East in the Hellenistic and Rome periods 371

6. The problem of the rural community in Byzantium 375

7. The Middle East in the Medieval Ages and later 380

8. China 391

9. Korea 4

10. Some evidences on communities in Japan 4

11. North Vietnam 4

12. Thailand 416

13. Java 422

14. Bali 431

Inferences. This strange word ‘community’ 436

Index of terms 454

Summary 474


Rural Community: a Novel Inserted into History
top

Rural Communities was functioning in many countries during the Ancient and Medieval periods, sometimes even in the Modern Times. They are thoroughly studied in some countries by specialists, but a simplistic approach to this institution as a remnant of the primordial society is persisting among historians and sociologists/ anthropologists en mass up to now. In the monograph the discussions, held in Russia and Germany on the essence of this institution, its origin and way of evolution are investigated; the contemporary state of community-studies in Russia are produced; the recent conceptions of state formation are analyzed; data of different types and forms of rural communities in ancient societies, in Black Africa, in the countries of Near and Middle East, in China, Korea, Japan, Viet­nam, Thailand, Indonesia are summarized. The data of rural community in India are looked into at greater length, as this country is reputed as a civilization with especially strong and stagnant community life. In chapters allotted to Indian rural communities there are used historical ancient and medieval data, as well as materials collected by British colonizers in the end of the 18th and in the 19th centuries. The Indian rural community was a unique institution, as it was uniting in itself not personages, but castes, and was ensuring not so much economic as ritual needs. The author discloses the steady myths of isolation, primitiveness and democratic spirit of Indian local communities and shows their diversity in various regions of the Indian sub-continent.

The author comes forward against the widespread opinion that the rural community is the remnant of the primordial structure, and argues that it comes into existence in the so called class (heterogeneous, stratified) society and it is developing under the influence of geographical, social, political, economical conditions, in which rural population find itself in different epochs and in different countries. Communities unite persons different as to their property and social status, permeated with various contradictions, but all that factors for many centuries were not destroying, but only uniting them.

The book destined not for a specialist in history of any concrete country, but for everyone, who is interested in general tendencies of evolution of the humanity, and especially in destiny of Russian peasantry. The book will give a reach material for comparing of various civilizations.


Постановка вопроса. О том, что все знают
top

Как известно... Ох уж это мне "как известно"! Самые невероятные глупости обычно произносятся или пишутся после слов "Как известно... ".

Проблема сельской общины относится, наряду с медициной и спортом, к числу вопросов, в которых все разбираются. Говоря "все", я имею в виду, конечно, прежде всего отечественных ученых – историков и социологов, и вообще гуманитариев, но не только. Любой россиянин, имеющий образование в масштабах неполной средней школы и выше, если его спросить об общине, расскажет, что люди первоначально жили общинами, что история человечества начиналась с первобытнообщинного строя, а потом община стала разлагаться, хотя в некоторых странах сохранялась до Нового времени, а некоторые ее пережитки – дожили до сего дня.

Это наследие первобытного строя, по определению, есть организация равноправных, объединенных общими интересами непосредственных производителей, т.е. крестьян. Считается само собой разумеющимся, что типичная сельская община – это крестьянская община. Отмечаемые при знакомстве с материалом социальная и экономическая дифференциация, внутриобщинная эксплуатация, воспринимаются, – в соответствии с методологическими установками, – как "новые" явления, как свидетельства разложения некогда существовавшей "правильной" общины.

Эта конвенционная точка зрения совершенно непробиваема, потому что она базируется на отсутствии знания. Не бывает более прочной мыслительной конструкции, чем та, которая создана одним воображением и для своего подтверждения не нуждается в фактах.

При этом никаких иных вариантов не допускается. Община была у всех народов, и единственная ее судьба – постепенное разложение. Весьма эрудированные специалисты в свое время писали: "Сама по себе она содержит лишь один фактор развития – собственное разложение". И подобная точка зрения в новейшей литературе не оспаривается.

Казалось неоспоримым, что общинность как явление может произойти только из солидарности, которой – по определению – обладает род. М.М.Ковалевский весьма четко формулировал свое понимание сельской общины: "Общинное владение в ней – не что иное, как распространенное на чужеродцев начало родового общения. Право предпочтительной покупки соседей и соседского выкупа – не более как осуществляемое теми же чужеродцами право преемпции и родового выкупа. Право наследования в выморочном имуществе (Vicinnenrecht) – перенесенное на соседей право рода наследовать в имуществе вымершей семьи. Круговая порука, сказывающаяся в солидарной ответственности перед правительством и за сохранение полицейского порядка, и за выполнение натуральных и денежных повинностей и платежей, имеет своим источником кровную круговую поруку; тем же источником объясняется выступление соседей в роли поручителей и соприсяжников, роли, некогда осуществляемой кровными родственниками".

Даешься диву, наблюдая, как наиболее эрудированные и несомненно мыслящие люди своего времени (М.М.Ковалевский был лишь одним из них) совершенно выбрасывали из своих рассуждений всю историю человечества. Для них как бы не было ни античности, ни Средних веков. Сразу после первобытности наступал генезис капитализма и, конечно же, разложение общины. Кроме того, они совершенно не допускали мысли, что люди могут сплачиваться самостоятельно, понимая выгоды этого сплочения, развивая в своей среде общинный дух, тем более, если господствующие слои всячески этот дух поддерживают, потому что это и в их интересах. Другими словами, отказывались видеть реальность ради того, чтобы получить легкое, бездумное обоснование господствовавшей теории.

Подход ко всем типам общин как генетически связанным между собой, несомненно, продиктованный заранее принятой концепцией, трудно опровергнуть по тем же причинам, по которым его невозможно доказать – изÍза недостатка данных. Трудно бороться с неистребимой жаждой порядка, единообразия, закономерности. Работ, посвященных общине в разных странах, написано много. Но почти все отечественные исследователи продолжают считать своей "сверхзадачей" (по Станиславскому), венцом всех своих усилий, отнесение изучаемой общины к тому или иному типу (а их в запасе у антрополога очень немного), понимаемому как стадия эволюции (читай – разложения).

Данная книга имеет целью представить читателям иной взгляд на эту проблему, взгляд, разрабатываемый автором на протяжении 60 лет, отраженный в ряде его публикаций, однако не получивший не только одобрения, принятия, но даже и какого бы то ни было отклика в отечественной исторической науке. Книга является последней попыткой автора обратить внимание на полнейший беспорядок, царящий в понимании истории институтов, в том числе и такого, как сельская община.

Вспоминаются слова автора, который будет здесь постоянно критиковаться – К.Маркса. Прочитав монографию Маурера, он поразился, как это до сих пор никто не замечал общину: "В человеческой истории происходит то же, что в палеонтологии. Даже самые выдающиеся умы принципиально, вследствие какой-то слепоты суждения, не замечают вещей, находящихся у них под самым носом. А потом наступает время, когда начинают удивляться тому, что всюду обнаруживаются следы тех самых явлений, которых раньше не замечали". Вот и я практически всю сознательную жизнь удивлялся: как это никто из коллег не замечает, что концепция сельской соседской общины совершенно не соответствует известному фактическому материалу, лежащему на поверхности.

Нельзя сказать, что у меня нет солидных союзников. Это, во-первых, великий французский историк Фюстель де Куланж (1830–1889), у которого я заимствовал, в частности, формулировку, ставшую заглавием данной книги ("Община – роман, вставленный в историю"), это, во-вторых, целая плеяда немецких историков, разложивших так называемую "общинную теорию", если можно так выразиться, "по камешкам" и показавших, что она не только не верна, но – еще того хуже – сводит богатую аграрную историю Германии в хилый теоретический ручеек. Это Б.Х.Баден-Пауэлл, создавший фундаментальный труд по индийской общине, который, кстати сказать, практически не был замечен в британской и индийской историографии. Это Н.П.Павлов-Сильванский, который подвел итог многолетней дискуссии среди российских историков и общественных деятелей по поводу истоков и существа российской передельной общины. И тоже, как вы уже догадались, был просто забыт последующей историографией. Т.е. имя его известно, но его идеи искажаются и затем критикуются. Это А.Я.Гуревич, который оценил мои усилия по разгребанию всего того, что в течение двух веков было навалено зарубежными и советскими марксистами на германскую общину. Без них я никогда бы не пришел к выводам, которыми собираюсь поделиться. Последние исследования отечественных ученых также подтверждают мою точку зрения.

Для ясности надо сказать, что здесь перечислены совсем не все коллеги, на труды которых я опираюсь.

Этот список, конечно, значительно укрепляет уверенность в том, что мое понимание проблемы – достаточно здравое, и вдохновляет на данный труд. Но тот же список порождает уныние и пессимизм: а стоит ли игра свеч? Если такие выдающиеся умы не смогли пробиться сквозь усвоенную парадигму, и профессора в российских вузах до сих пор учат студентов концепции, которая вкратце изложена выше (а ее легко изложить вкратце, потому что она предельно тощб), то как это может удаться мне? И по прочтении этой книги (если у нее будет читатель) я опять услышу: "Как же так? Ведь известно, что... "? Утешает то, что мне уже много лет, и слышать этот эмоционально-непрофессиональный возглас осталось недолго.

Проблема общины, помимо всего прочего, была и остается политизированной и идеологизированной. Община стала либо символом отсталости и варварства, либо знаменем национализма, олицетворением лучших черт того или иного народа. В Германии открытие "исконной" общины было воспринято как доказательство особого "тевтонского духа". В России община тоже восхвалялась, но уже как проявление "славянского духа", особых качеств русского народа: соборности, извечной демократичности, взаимопомощи и т.п. В Индии идеализированное описание общины, предложенное британскими колониальными чиновниками, было принято националистами за чистую монету и стало основой гандистского идеала общества всеобщего благоденствия (сарводайисарводая). Для некоторых властителей дум (или людей, считавших себя властителями дум) община стала не только прекрасным прошлым, но и желанным будущим.

Кроме идеологического, община получила и значение научного фундамента: для истории, этнологии, антропологии, социологии. Нам не дано узнать, как "начиналось" человечество. Но мы можем мысленно поставить в основание человеческой эволюции общину – и вся остальная история получит стройность и смысл.

В отечественной науке в советский период ее истории дискуссии о природе сельской общины не велись, поскольку все связанные с этой проблемой вопросы были решены в трудах Маркса и Энгельса. После работ Л.Г.Моргана в сочинениях классиков марксизма, а, следовательно, и в арсенале их последователей, появилось представление о роде как первичной ячейке первобытных племен. Соответственно, возникла чуть более сложная парадигма эволюции общины: первичной формой стала считаться родовая община, которая сменялась соседской. Потом М.М.Ковалевский в 1870-х гг. вставил в эту последовательность в качестве промежуточной, переходной формы от родовой к соседской, патриархальную большесемейную общину. Эта новация была принята Энгельсом и, таким образом, стала частью марксистской теории эволюции общины. В советское время М.О.Косвен попытался внедрить в общинную теорию еще один обязательный этап на пути общины от родовой к соседской – родственное объединение, более широкое, чем патриархальная семья, совместное бытие нескольких патриархальных семейств, которое он назвал патронимией. Эта идея была встречена в советской литературе доброжелательно, но Косвен был не основоположник марксизма, и не было уже Маркса или, на худой конец, Энгельса, чтобы "благословить" эту новацию, так что эта идея не стала марксистской догмой, хотя довольно плодотворно использовалась востоковедами.

Понимание общины как первобытного (по крайней мере, по происхождению) института серьезно вредило пониманию докапиталистических обществ. Как институт первобытности, она обязана была быть антиподом рабовладения или феодализма (или другого классового общества, если исследователь его признавал). Следовательно, она должна уничтожаться в процессе формирования государств и становления стратифицированных обществ. А если она продолжает существовать, значит, классовое общество еще не создано, значит, в нем находится "общинный уклад", оно отсталое и т.п. И уж конечно, раз она продолжает существовать, значит она "разлагается", "превращается в свою противоположность" и т.п.

Иные взгляды, например, мнения о возникновении общины в средние века, отметались в СССР как "апологетика частной собственности", как отрицание марксистской теории, и могли вызвать оргвыводы в отношении тех, кто такие взгляды высказывал. В "апологеты частной собственности" попали и некоторые из тех зарубежных ученых, которые упомянуты выше. Правда, им, слава Аллаху, оргвыводы не грозили.

Но и при таком идеологическом отношении к этому, казалось бы, чисто научному вопросу, в советской литературе высказывались мнения о том, что сельская община не является продуктом разложения родовой общины и не связана с первобытностью, что это институт, одноприродный тем классовым обществам, в которых она существует.

Этот тезис (о самостоятельном возникновении общины в классовом обществе) был ясно выражен в Предисловии к сборнику "Община в Африке", написанном, видимо, ответственными редакторами этого сборника С.А.Токаревым и Ю.М.Кобищановым. И.В.Следзевский в своей статье пытался обосновать мысль, что "община-маркамарка" – это уже институт классового общества. Однако и эти мысли не только не получили развития в сборнике, но фактически были дезавуированы теоретической статьей Л.В.Даниловой и В.П.Данилова, в которой утверждалось прямо противоположное: что община имеет первобытное происхождение и в классовом обществе неуклонно разлагается.

В этой парадигме, по сути, нет места исследованию тех причин, по которым данная община возникла и зачем она существует. Задача сводилась к тому, чтобы причислить "свою" общину к одному из теоретически "установленных" этапов. Естественно, исследователи видели перед собой самые разнообразные формы общиной жизни, но были убеждены, что все они "нанизываются" на некий непременный "стержень", который в свое время безоговорочно установили Маркс и Энгельс.

В отечественной науке продолжается борьба между "однолинейниками", которые продолжают искать "магистральный" путь развития всех обществ, и теми, кто отрицает "однолинейность".

В зарубежной науке давно отвергнуто понимание общины как единого института, который, переходя с этапа на этап, образует всю раннюю историю человечества. Однако стремление выстроить имеющийся по обществам разного типа материал диктует стремление представить историю институтов как единую линию "от простого к сложному": хозяйственная группа (band) > племя > деревня (община) > вождество > раннее государство > государство. При этом некоторые антропологи даже утверждают, что "Каждая последующая форма общины сохраняет все предыдущие социальные образцы (patterns), наряду с более сложными формами". То есть, по существу, некий "магистральный путь" человечеству предопределен даже в умах тех, кто не является марксистами.

Объект исследования – сельская община – не имеет строгого определения в научной литературе. Подразумевается только чисто негативное ее определение – это община не родовая. Т.е. она связана не родственными, а соседскими узами. Исследователи отталкиваются в основном от интуитивного представления о сравнительно небольшой локальной социальной группе. Иногда, тоже интуитивно, сюда добавляется представление об экономическом единстве группы, базирующемся на сельскохозяйственных производственных связях. В XIX в. большинство ученых понятие "община" или "сельская община" отождествляли с понятием "поземельная община", видя в отношениях по поводу земли не только наиболее характерную черту, но и решающий признак существования общины.

Трудности определения этого института заключены в его многообразии. Разные формы присвоения земли, различные виды сочетаний локальных и межлокальных (родовых, родственных, кастовых) связей, неодинаковость составляющих элементов (индивидуальные или большие семьи, кастовые группы), множественность принципов членства, различие способов включения в макроструктуру общества – все это не позволяет дать краткую и четкую дефиницию, выделив ограниченное число необходимых и достаточных признаков.

В широком смысле общиной допустимо называть любую общность людей, сложившуюся естественно, в ходе непосредственной социальной практики, не являющуюся результатом некоего волевого акта. Община – это место сгущения социальных связей, окруженное зоной относительно разреженных социальных связей. Сочетание общностей такого рода характерно для всего докапиталистического периода истории человечества. Существуют они и в современных развитых странах. Сочетание социальных общностей разных масштабов и "направлений" (горизонтальных и вертикальных) может быть объектом продуктивного исторического и социологического исследования.

Тем не менее, для целей практического анализа полезно было бы приблизительно определить, что, собственно, подразумевается под "общиной" в значении "сельская община", по каким формальным критериям она может быть отделена от похожих общностей, ряд из которых тоже иногда называют "общиной" (например, религиозная общность, каста и т.п.).

Советские специалисты по истории Древнего мира предлагали такое определение (изложим его несколькими абзацами, чтобы удобнее было его обсуждать). Община это:

  • "исторически сложившийся устойчивый, замкнутый коллектив;

  • более или менее однородный в социальном отношении;

  • обладающий верховным правом собственности на землю, которую он населяет, и препятствующий ее отчуждению;

  • реализующий свою общность в труде по взаимопомощи (включая круговую поруку, тягловые обязанности);

  • осуществляющий совместное пользование общинными угодьями;

  • имеющий самоуправление;

  • характеризующийся общей социальной психологией и религиозным единством".

    Это определение способно объединить одним термином довольно различные институты и имеет смысл для одной из исследовательских задач: поисков общего среди них всех. Такое стремление охватить "все" оправдано хотя бы тем, что, действительно, термин "община" применяется в нашей практике и к роду, и к родственным структурам, и к племени, и к соседской общине, и к полису (не говоря уже о конфессии, которая, правда, под выше приведенное определение не подпадает).

    Е.М.Штаерман в одной из своих работ представила собственное определение общины. Дадим это определение, также поделенным на отдельные признаки. Община это:

  • "исторически сложившийся или вновь возникший; ·выступающий по отношению к внешнему миру как единое целое;

  • коллектив земледельцев;

  • обладающий юридически или фактически верховной собственностью на занятую им или отведенную ему территорию – как принадлежащую в качестве наделов отдельным общинникам;

  • так и остающуюся в общественном пользовании;

  • и верховным контролем над распоряжением землей;

  • а часто и контролем над ведением хозяйства общинниками".

    В этом определении я подчеркнул словосочетания, которые обнаруживают некоторые "точки напряжения" в проблеме общины. Курсивом выделены формулировки, вызывающие при знакомстве с материалом различных стран (частично представленным в этой книге) сомнения.

    Например, "коллектив земледельцев". Если мы не будем считать общинами коллективы, включающие, помимо земледельцев, также ремесленников и рентополучателей, то, боюсь, придется отказаться от рассмотрения очень многих общностей, "общинность" которых вне сомнения. В обзоре общин по странам нам часто будут встречаться общины, включающие рентополучателей, или даже являющиеся в целом эксплуататорскими коллективами.

    Далее, что значит "в качестве наделов"? Считать общинами только такие коллективы, которые наделяют своих членов землей? Боюсь, что и при таком подходе мы "не досчитаемся" многих коллективов среди общин.

    Как следует понимать "верховную собственность" общины на занятую территорию? Опыт изучения этого института убедил меня осторожно подходить к проблеме собственности хотя бы просто потому, что этот термин не имеет точного определения. Из своего понимания общины я убираю "общинную собственность на землю". Эта формулировка пришла из прошлого, из марксистского вокабулярия, когда считалось обязательным назвать "собственника средств производства", когда община резко противопоставлялась классовому обществу, в котором она представлялась чуждым элементом. Во-первых, типы прав на землю, имевшихся у коллектива и у отдельных его членов, весьма многообразны. Их нельзя свести к какой-то одной формуле. Применение к ним термина "собственность" вряд ли оправдано. А во-вторых, община в гетерогенном обществе расположена на земле, которая обязательно принадлежит кому-то другому. Не будем сейчас иллюстрировать эту фразу, поскольку ситуация с правами (собственность, владение, пользование) будет ниже разбираться на конкретных примерах, но отметим, что это обстоятельство – то, что сельские общины подвергаются (нередко) жестокому гнету – часто забывается, когда авторы пускаются в рассуждения о частной и общинной собственности на землю. В Заключении мы попробуем предложить свою терминологию для разного рода прав, имеющихся в виду под терминами "верховная собственность", "собственность", "контроль над землей", "владение" и др.

    Полужирным выделены формулировки, за которыми скрываются проблемы. Что значит "вновь возникший" коллектив? Означает ли это, что общиной может быть и новообразование, а не только наследие прошлого? Что значит "отведенную ему территорию"? Значит ли это, что некто создает общину, выделяя ей (свою?) землю и объединяя группу людей некими новыми связями или обязанностями? Формулировки, выделенные полужирным шрифтом, помогут нам приблизиться к тому пониманию, которое я хочу в дальнейшем предложить. Прошу читателей обратить на них внимание.

    В последнем издании отечественной энциклопедии известный этнолог В.А.Попов предлагает определение, которое учитывает многое из эволюции взглядов на этот институт: "Община (коммуна), самоуправляющийся производственный и социально-бытовой коллектив надсемейного уровня, основанный на совместном (коллективном) владении (и/или распоряжении) средствами производства, коллективистских принципах солидарности и взаимопомощи. Представляет собой базовый социальный институт и первичную форму экономической и социальной организации непосредственных производителей в доиндустриальных обществах". Здесь нет упоминания о первобытном происхождении общины и ее "сохранении" на более поздних стадиях. Она просто "институт... в доиндустриальных обществах". Это соответствует моим представлениям. Но упоминание о "непосредственных производителях" кажется излишним. Мы увидим, что сельские общины могут быть крайне гетерогенными – объединять людей разного имущественного, социального и классового положения.

    Автор для себя определил несколько признаков, которые в совокупности очерчивают понятие "сельская община".

    1. Община в узком смысле это малая социальная группа, т.е. такая группа, все члены которой лично знают друг друга и связаны взаимными личностными отношениями.

    Данный критерий отличает ее от крупных объединений и организаций – союзов сотен деревень, полисов, каст, сословий и т.п.

    2. Община понимается как группа локальная, т.е. члены ее находятся в известной топографической близости. Более точно определить границы размещения группы нельзя: они довольно разнообразны. Это может быть квартал или "конец" деревни, вся деревня, несколько деревень, и даже территории, не совпадающие с какими-либо населенными пунктами.

    Локальность отличает общину от делокализованных рода, касты, сословия, религиозной общности.

    3. Эта элементарная ячейка общества способна к воспроизводству (физическому и материальному). Это значит, что в нее входят семьи целиком (а не только мужчины или только женщины, как в локализированную часть рода), что она в принципе может быть эндогамна (встречающуюся экзогамию можно рассматривать как частный случай), что хозяйство общины в основном покрывает потребности членов в продуктах потребления.

    Последнее условие, по-видимому, никогда не соблюдалось до конца. Даже в индийской общине, которая прославилась своей системой джаджманиджаджмани, как мы сможем показать, полное самообеспечение не было возможным. Тем не менее, указать на способность к воспроизводству необходимо: в известной мере самообеспеченность прослеживается во всех сельских общинах и является, несмотря на свою относительность, верным способом отличить общину от других социальных групп – цеха, кооператива, артели и т.п.

    4. Условия жизни (самовоспроизводство) порождают значительную тесноту и интенсивность связей между членами. Конечно, степень интенсивности трудно измерить. Это заключение базируется главным образом на эмпирических наблюдениях и интуитивном впечатлении исследователя, тем не менее, оно кажется существенным, и я не думаю, что кто-то будет его оспаривать.

    В сельской общине почти нет вида деятельности, который не вызывал бы необходимости для индивидуума вступить в определенные отношения практически с каждым другим членом группы.

    5. Интенсивность связей между членами проистекает, в частности, из того, что, выполняя разнообразные производственные или фискальные функции, община непременно дополняет их функцией культурного общения. При значительной неподвижности населения локальная социальная группа была тем миром, в котором жил индивид, община служила основным или даже единственным полем духовного контакта и источником информации.

    Исторически на первый план в ее деятельности выступают либо организация производства, либо регулирование землепользования, либо упорядочение налогообложения, либо организация вооруженного сопротивления, либо обеспечение социального доминирования, либо комбинация этих обязанностей в разнообразных сочетаниях. Но деятельность общины не может быть сведена к такого рода функциям. Они всегда дополняются специфическими формами социально-бытового и культурного общения.

    Может быть, важнейшим культурным сплачивающим фактором выступает единство культа – наличие собственного божества или прихода существующей церкви.

    6. Тесное общение требует организации, и признаком общины, безусловно, является самоуправление, хотя последнее порой довольно ограниченно.

    Сельская община существует в государстве, она занимает подчиненное положение по отношению к верхам общества, как бы их ни называть. Самоуправление может быть навязанным коллективу общины чиновниками или вотчинниками и оставлять общину под контролем. Я хочу обратить внимание сразу на два аспекта: не надо забывать о подчиненности общины, но нельзя не замечать, что коллектив, даже имея навязанных сверху старост, писцов, охранников и т.п., постепенно ставит их также и под свой контроль. Самоорганизация всегда побеждает организацию.

    7. Наконец, все общины имеют одинаковую цель, несмотря на то что, как уже говорилось, у них могут быть разные функции. Цель эта – сохранение статус-кво, поддержание традиции, прежних условий существования, которые представляются идеальными. Община всегда консервативна, она всегда ищет свои идеалы в прекрасном прошлом, в обычаях предков.

    В ряде прежних работ к признакам общины я относил также постоянство существования, т.е. представление членов общины, что их община существует извечно. Мне казалось, что хотя исторические общины могут распадаться и возникать вновь, каждая новая создавшаяся локальная группа имеет тенденцию через некоторое время забывать о своем происхождении и считать себя старожилом "с незапамятных времен". В ходе работы над этой книгой я пришел к выводу, что от этого тезиса следует отказаться. Хотя такое отношение к своему коллективу, безусловно, часто имеет место, представление об извечности нельзя относить к обязательным признакам общины. Это для общиноведов (историков права, социологов, этнологов) община извечна; это они выдумали выражение "с незапамятных времен". А на самом деле реальные общины имеют довольно реалистичные и определенные представления о своем происхождении. Они могут быть неточными, легендарными, но вряд ли мифологическими (от бога, от духа, от животного).

    Конечно, это не относится к первобытным племенам или локальным группам, которые действительно часто убеждены в своем тотемическом происхождении, но это как раз тот случай, когда выявляется, что не стоит называть одним термином "община" разные институты. Об этом мы поговорим в Заключении книги.

    Я не присоединяюсь к моим коллегам там, где они пишут об общине как "исторически сложившемся" коллективе. При этом имеется в виду его "естественное" происхождение, а не учреждение приказом, указом, законом и т.п. Мы встретимся в этой книге со случаями именно создания, внедрения общин властями, но это не значит, что власть имела возможность создавать общины "по образу и подобию" своего проекта. Нет, любой приказ проходил через восприятие населения и приводил к результату, являвшемуся синтезом намерений властей и социального творчества масс.

    Как видим, в отличительных чертах сельской общины нет ничего первобытного. Это все показатели функционирования зрелого института в рамках стратифицированного общества, наряду с прочими объединениями, корпорациями и т.п.

    Мне придется подробно разбирать труды моих предшественников. Но работа по жанру не историографическая. Во-первых, я не смогу в данной работе обозреть сколько-нибудь внятно всю имеющуюся литературу. Эта задача неподъемна. Во-вторых, я совершенно отказываюсь от всестороннего рассмотрения вклада, внесенного упоминаемыми учеными в изучение истории и роли сельской общины, т.е. объективного представления всех достоинств и недостатков имеющихся трудов. Моя задача – представить в наиболее убедительном виде свое понимание института сельской общины и ее роли в стратифицированных обществах. Для этого мне необходимо выявить все недостатки, слабые места, натяжки, допущенные предшественниками. Понятно, что я их вижу, потому что иначе, если бы их не было, терялся бы смысл данной книги. Это самое общее положение, относящееся к любому новому сочинению. Но есть и специфика. В данной книге я выступаю против широко распространенного, глубоко укорененного, считающегося бесспорным среди отечественных историков понимания одного из социальных институтов (на самом деле – нескольких институтов, носящих в литературе, к сожалению, одинаковое наименование). Института, который в некотором смысле служит базисом всех теорий исторической эволюции.

    В настоящее время интерес к проблеме сельской общины в стратифицированном обществе в отечественной науке упал. Но отсутствие новых работ по этой проблеме не означает, что прежние представления об этом институте исчезли. Напротив, в работах по древней и средневековой истории стран Азии и Африки община если и упоминается, то как "еще не разложившаяся", как свидетельство "незрелости" классовых отношений и т.п.

    В этих условиях я обязан жестко ставить вопросы и обозначать проблемы. Если я не смогу доказать свою точку зрения (и я действительно не смогу ее доказать, для этого не достает материала, и мы поймем, почему его нет), то, по крайней мере, я постараюсь доказать, что другие точки зрения еще менее обоснованы.


    Отклики на книгу
    top

    23 января 2017 г. состоялось обсуждение книги «Сельская община…» в Институте всеобщей истории РАН. Организаторами было отмечено, что «работа Леонида Борисовича явно выходит за рамки классического востоковедения» и «имеет важнейшее значение для судеб отечественных концепций западноевропейского и русского Средневековья» (см. http://igh.ru/news/obsuzhdenie-knigi-23-yanvarya?locale=ru).

    Развернутый обзор дискуссии представлен в журнале «Средние века», № 78 (3) за 2017 г. «Среди востоковедов он [Л. Б. Алаев] наиболее расположен к диалогу с медиевистами-западниками. Уже одно это объясняет… внимание к его последней монографии, которая вызвала широкий общественный резонанс. Прежде всего — в силу неподражаемого авторского стиля, превращающего чтение книги в настоящее интеллектуальное приключение, но также и в силу значимости различного рода общинных теорий для жизни именно нашей страны. …мы решили провести широкое обсуждение этой работы в Институте всеобщей истории РАН с участием специалистов по истории России, Востока, Западной Европы и иных регионов, а также антропологов, социологов и философов. Заседание, состоявшееся 23 января 2017 г., длилось долго и получилось неожиданно бурным» (сайт журнала: http://www.srednieveka.ru/).

    Рецензия на книгу опубликована также в журнале «Мировая экономика и международные отношения» (2018, т. 62, № 4).


    Об авторе
    top
    photoАлаев Леонид Борисович
    Выпускник исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова (1954). С 1956 г. работал в Институте востоковедения АН СССР (РАН). Много лет преподавал в МГИМО МИД СССР (РФ) и в Институте стран Азии и Африки МГУ. Главный научный сотрудник Института востоковедения РАН. Доктор исторических наук, профессор. Автор более 300 научных работ, в том числе 13 монографий. Специализировался на изучении социально-экономической истории Индии, прежде всего ее наименее известных страниц («Сельская община в Северной Индии. Основные этапы эволюции», URSS; «Южная Индия: общинно-политический строй VI–XIII веков», URSS), и на месте и роли Индийской цивилизации в мировой истории («История Востока с древнейших времен до начала XX века», URSS; «Сельская община: „Роман, вставленный в историю“. Критический анализ теорий общины, исторических свидетельств ее развития и роли в стратифицированном обществе», URSS; «Проблематика истории Востока», URSS). Его исследования опираются на малоизученные исторические источники, а также на личные впечатления от знакомства с этой цивилизацией («Такой я видел Индию», URSS).