На протяжении шестидесяти лет основным предметом сравнительной грамматики являлось установление соответствий между индоевропейскими языками и – исходя из состояния, определяемого этими соответствиями, – объяснение того, как развивались известные нам диалекты. К индоевропейскому языку обычно относят все, что выглядит унаследованным от него в каждом из диалектов, при молчаливом или открытом признании, что вести восстановление индоевропейских форм дальше их ближайшего прототипа рискованно. Со времени "Мемуара" Ф.Соссюра проблема строения самих индоевропейских форм находилась в почти полном пренебрежении. Повидимому, считалось, что можно исследовать развитие индоевропейского языка, не вникая в его предисторию, что можно понять результаты, не обращаясь к первопричинам. И действительно, обычно ни в чем не выходили за пределы констатации фактов. Большой и заслуживающий уважения труд, затраченный на описание форм, не сопровождался ни одной серьезной попыткой их истолкования. Несомненно, что именно в этом заключается главная причина современного неблагополучия в сравнительной грамматике: если собственно компаративистская исследовательская работа имеет тенденцию распыляться на мелочи, то объясняется это только тем, что здесь забыли о фундаментальных вопросах; и если многие языковеды отказываются от сравнения, то причина этого – в распространившемся среди них мнении, будто возможен только выбор между познанным и непознаваемым. Таким образом, наша первоочередная задача состоит в том, чтобы восстановить понятие индоевропейского языка, отделив его от той эмпирической и в сущности негативной концепции, согласно которой индоевропейское – все то и только то, что, будучи установлено путем сравнения, не является результатом новообразования. В работе, первым томом которой служит данная книга, индоевропейский язык рассматривается не как собрание неизменных символических знаков, а как язык в его становлении, раскрывающий в своих формах такое же разнообразие происхождения и хронологии, как и у любого исторически засвидетельствованного языка; он рассматривается как язык, хотя и восстановленный, но допускающий, тем не менее, генетический анализ. Исследуя имя, нам легче будет проникнуть в эту доисторию, чем при изучении глагола; вот почему мы и исходим от того типа имени, который рассматривается нами как наиболее архаический, – именно от гетероклитического типа, – чтобы достигнуть таким путем (медленным и не всегда прямолинейным) состояния языка, определяемого нашей теорией корня. Этапы этого углубления отмечены – по главам – рядом проблем, между которыми существует или намечается известная связь и которые посвящены наиболее трудным разделам морфологии. По мере развития темы мы увидим, что меняется не только постановка, но и самая природа вопросов. В первой главе, например, флексия на r/n рассматривается как реальный факт индоевропейского языка, а в предпоследней главе мы пытаемся уже показать, что эта флексия не принадлежала индоевропейскому языку в собственном смысле слова. Возможно, в конечном счете выяснится, что главной задачей компаративистов должно стать именно установление хронологии. Среди разнообразных проблем, которые ставит проводимое таким путем исследование, нужно было произвести некоторый отбор. В качестве первоочередной задачи мы наметили определение структур, чередований, системы форм; в дальнейшем надлежит рассмотреть функции этих элементов и тенденции, управляющие ими. При всей неполноте и суммарности настоящего очерка, на всем его протяжении к предмету исследования прилагаются одни и те же принципы; сам же предмет не меняется по существу, хотя и выступает перед нами в разных видах. Мы пытаемся дать целостное представление о предмете; только достигнув целостности, мы считали бы наше предприятие оправданным, если принять принцип Гегеля: "Истинным является целое". |