|
Оглавленiе
Предисловiе автора къ русскому изданiю
Если читатель этой книги желаетъ извлечь всю ту пользу, которую мне хотелоеь бы принести, онъ долженъ дать себе ясный отчетъ въ значенiи смысла заглавiя. Назвавъ эту книгу "Введенiе въ изученiе современнаго хозяйства", я хотелъ дать понять, что отъ нея нельзя ждать ни краткаго очерка политической экономiи, ни изложенiя принциповъ, на которыхъ эта наука можетъ быть основана, ни (еще менее) элементарнаго руководства, предназначеннаго для того, чтобы облечить изученiе более крупныхъ сочиненiй. По тому смыслу, который лучшiе писатели вкладывали въ выраженiе "Введенiе", здесь надо искать не книгу, пригодную для первоначальнаго обученiя, но книгу, способную уяснить некоторыя проблемы людямъ, уже достаточно знакомымъ съ предметомъ и желающимъ заняться самостоятельными изысканiями; въ этой книге читатель долженъ найти указанiе техъ главнейшихъ путей, по какимъ следуетъ направиться для того, чтобы усовершенствовать решенiя, данныя темъ проблемамъ, которыя поставлены на очередь современною мыслью. Такимъ образомъ "Введенiе" въ конечномъ счете представляетъ собою методъ, изложенный въ конкретной форме. Итакъ, въ подобной книге вопросы самого большого значенiя должны трактоватъся очень сокращеннымъ образомъ, такъ что, напримеръ, читателъ сумеетъ извлечь пользу изъ намеченныхъ здесь положенiй относительно кредита и движенiя товара къ определенiю цены лишь при условiи, что онъ самъ будетъ применять данныя мною указанiя. Доктрина волевой скалы, напр. (ч. III), является, думается мне, большимъ нововведенiемъ въ теорiи права, и однако она сведена къ несколькимъ строкамъ. Я очень настойчиво указывалъ на большое различiе, существующее между производствомъ и обменомъ, такъ какъ, по-моему, это различiе способно бросить очень яркiй светъ на проекты соцiальныхъ реформъ, которые въ наши дни занимаютъ всехъ и которые по большей части предлагаются людьми поразительно невежественными. До сихъ поръ Прудонъ остается писателемъ, сумевшимъ лучше всехъ распознать те крупныя последствiя, которыя можно вывести изъ этого различiя; онъ стоялъ на той точке зренiя, что широко развитая соцiализацiя способствуетъ укрепленiю собственности и что, повидимому, многiя соцiальныя реформы, которыя считаются удачными, еще носятъ такой характеръ. Я старался по возможности объяснить его доктрину, представляющую такiя большiя неясности, что немногiе могли дать себе отчетъ въ системе, развиваемой въ его посмертномъ сочиненiи о собственности. Я надеюсь, что мне удалось – лучше чемъ Прудону – выяснить все огромное значенiе этого различiя, следы котораго можно найти и у Маркса. Мне кажется, что, следуя указанiямъ моей книги, можно придти къ очень полезному толкованiю соцiальнаго законодательства; я показалъ, какимъ образомъ можно придти къ более глубокому пониманiю роли ученичества, страхованiй, кооперацiи, государства. Въ конце книги находятся несколько страницъ, которыя, боюсь, многимъ читателямъ покажутся очень темными: это попытки, кажущiяся мне теперь очень неудовлетворительными, объяснить отношенiе между человекомъ и соцiальной средой. Эти попытки тесно связаны съ метафизикой Бергсона. Къ сожаленiю, этотъ крупный философъ никогда не занимался исторiей хозяйства и права, такъ что въ своихъ изследованiяхъ онъ не далъ никакого указанiя относительно того, какимъ образомъ могутъ быть использованы его взгляды на действительность. Съ i903 года я имелъ возможность сильно углубить вопросъ о томъ, что я называю "соцiальными мифами"; я развилъ эту доктрину въ "Размышленiяхъ о насилiи" и мне кажется, что мне удалось устранить главнейшiя трудности, ею представляемыя, въ письме къ Данiелю Галеви, которое служитъ предисловiемъ къ отдельному изданiю этой книги. Я гораздо меньше подвинулся въ разработке другой теорiи, которая много труднее; я уверенъ – больше чемъ когда бы то ни было – что мы никогда не сумеемъ прiобрести действительно полезнаго знанiя соцiальныхъ явленiй, если мы не будемъ группировать различныя точки зренiя, не пытаясь найти невозможный синтезъ; но мне еще не удалось дать общее и действительно философское изложенiе этого метода. Самое мудрое – применять его; теорiя придетъ позднее: не во тьме ли обыкновенно пробуждается птица Минервы? Жоржъ Сорель
Парижъ, iб февраля 1908. Из предисловiя
Несколько летъ тому назадъ почти все соцiалисты мнили себя последователями Маркса и преклонялись предъ его революцiонными идеями: они говорили, что близокъ новый мiръ, который родится изъ борьбы, возгоревшейся между рабочими массами и правящими классами; будущее имъ представлялось какъ осуществленiе техъ правовыхъ идей, назреванiе которыхъ они наблюдали въ недрахъ пролетарiата. Размышляя надъ фактами окружающей насъ действительности и силясь подражать методамъ, применяемымъ естествоиспытателями, они считали себя въ праве заявлять, что время утопiй прошло безвозвратно и что соцiализмъ научный или матерiалистическiй идетъ на смену старыхъ гуманитарныхъ бредней. Было провозглашено господство марксистскаго ученiя, но нельзя сказать, чтобы оно было усвоено. Оно было плохо понято и такъ какъ влiянiе его было поверхностнымъ, то достаточно было ничтожной случайности, чтобы все опять было подвергнуто сомненiю. Движенiе совершенно исключительнаго характера раскрошило классы и придало огромное влiянiе некоторымъ частнымъ тенденцiямъ. Старыя формы соцiализма, приспособленныя для чувствительныхъ буржуа, дамъ и артистовъ, возродились съ прежнимъ блескомъ. Профессора словесности, богатые филантропы, скучающiе отъ безделiя люди хорошаго тона сжалились надъ умственнымъ убожествомъ марксистовъ и поставили себе высокую задачу цивилизовать наши варварскiе умы. Было очевидно, напримеръ, что нужно обладать въ большой мере невежествомъ для того, чтобы продолжать говорить о соцiальной революцiи, тогда какъ хорошiй тонъ предписывалъ на каждомъ шагу и по каждому поводу употреблять слово эволюцiя. Писались книги на тему объ эволюцiи литературныхъ формъ, почему же не писать объ эволюцiи экономическихъ и политическихъ формъ? Я сомневаюсь относительно великихъ проповедниковъ соцiальнаго эволюцiонизма, даютъ ли они себе ясный отчетъ въ томъ, о чемъ хотятъ говорить; терминъ эволюцiя получаетъ действительно точный смыслъ лишь въ томъ случае, когда его применяютъ къ вполне завершившемуся прошлому, и когда это прошлое хотятъ объяснить при помощи настоящаго; это имеетъ место, напримеръ, въ дарвинизме, который представляетъ собой наиболее современную формулу эволюцiонной философiи. Дарвинизмъ все сводитъ къ проявленiямъ соперничества и находится подъ влiянiемъ идей войны; лишь по окончанiи войны можно знать, какая армiя отличается действительнымъ превосходствомъ, и очень часто установившiеся взгляды на военную организацiю какой-либо страны изменяются после серьезнаго сраженiя: лишь после победоноснаго удара можно объяснить успехъ великаго завоевателя; точно такъ же естествоиснытатели-дарвинисты судятъ на основанiи исхода борьбы, кто изъ борющихся былъ лучше вооруженъ; я правъ былъ, говоря, что они объясняютъ прошлое при посредстве настоящаго. Но наши соцiальные философы не намерены ограничиваться изследованiями этого рода; они хотятъ пророчествовать; ихъ методъ сводится къ тому, чтобы объяснять настоящее ири помощи гипотезъ относительно будущаго и затемъ утверждать, что эти гипотезы оправдываются темъ объясненiемъ (современности), какое они даютъ. Не трудно показать, что можно построить изрядное количество гипотезъ, противоречащихъ одна другой, но въ равной мере удовлетворяющихъ этому мнимому критерiю истинности; итакъ, соцiальный эволюцiонизмъ не что иное, какъ карикатура естествознанiя. Революцiонная теорiя исторiи, разсматривая въ целомъ систему учрежденiй, сводитъ ее къ основному принципу и принимаетъ въ расчетъ лишь те измененiя, которыя выражаются въ преобразованiи этого принципа. Конечно, последователи этого ученiя не настолько наивны, чтобы думать, что ядро системы появляется вдругъ благодаря магической силе того слова, которое служитъ для его обозначенiя. Они точно такъ же не думаютъ, что декларацiя правъ или даже новое законодательство неминуемо вызываютъ превращенiе общества, на подобiе техъ превращенiй, о которыхъ мечтали алхимики. Они знаютъ, что пути, по которымъ следуетъ человечество въ своемъ преобразованiи разнообразны, сложны и запутаны, и что къ исторiи применимо то, что Либихъ говорилъ о природе, а именно, что она никогда не следуетъ прямымъ путямъ и что она часто кажется лишенной здраваго смысла. Частности темъ более ускользаютъ отъ всехъ попытокъ со стороны разума изследовать ихъ, чемъ более оне удалены отъ центра системы; лишь этотъ последнiй пригоденъ для философскихъ размышленiй относительно развитiя. Эволюцiонисты въ литературе, политике и соцiальной науке стремятся действовать совершенно другимъ образомъ; они хотятъ установить связь между различными эпохами исторiи, устанавливая непрерывность между некоторыми видами деталей процесса. Подобная наука не представляетъ никакой пользы для практики; но она имеетъ внешнiй видъ точнаго знанiя и этого достаточно для литераторовъ. Нетъ ничего более произвольнаго, какъ выборъ того частнаго признака, превращенiя котораго становятся предметомъ этого рода изследованiй; не все въ исторiи предстаетъ въ такомъ виде, чтобы его можно было систематически изучать на протяженiи времени; во многихъ случаяхъ нужно довольствоваться изследованiемъ переменъ, происходящихъ во второстепенныхъ явленiяхъ. Я заимствую несколько примеровъ изъ литературы сенъ-симонистовъ, ибо немногiе изъ современныхъ писателей проявляли столько же изобретательности по части того, что теперь называется эволюцiей. Право распоряженiя собственностью, по мненiю сенъ-симонистовъ, постоянно суживалось въ объеме: собственникъ сначала располагалъ имъ неограниченно, затемъ законъ сталъ обозначать наследниковъ или наследника, наконецъ, онъ сталъ делить имущества между наследниками; современный рабочiй – преемникъ раба и крепостного, изъ которыхъ первый отдавалъ весь продуктъ своего труда хозяину, а второй – лишь часть его. Надъ всемъ ученiемъ семъ-симонистовъ господствуетъ та идея, что мiръ пережилъ рядъ эволюцiй, имеющихъ вполне определенный смыслъ и что на образованныхъ и интеллигентныхъ людяхъ нашего времени лежитъ обязанность стать во главе этихъ эволюцiй, для того чтобы оне могли завершиться наиболее разумнымъ, легкимъ и скорымъ способомъ. Философъ права обратитъ всегда гораздо больше вниманiя на противоречiя въ принципахъ системъ, следующихъ одна за другой, чемъ на непрерывность, более или менее кажущуюся, которая обнаруживается на поверхности. Возникаетъ даже вопросъ, нельзя ли считать закономъ более или менее всеобщимъ то, что непрерывпость темъ более полна, чемъ менее глубоки измененiя. Доктрины новыхъ соцiалистовъ создаютъ иллюзiю, потому что оне невероятно туманно изложены; я приведу лишь одинъ примеръ, заимствованный изъ последней книги Жореса, въ которой онъ пытается дать философiю преобразованiй современнаго права. Выбранный мною примеръ кажется мне темъ более достойнымъ вниманiя, что вопросъ, изследуемый авторомъ, до такой степени простъ, что трудно понять, какъ удалось ему нагромоздить столько непонятнаго относительно столь простыхъ вещей... Об авторе
Жорж СОРЕЛЬ (1847–1922)
Известный французский социальный философ, теоретик анархо-синдикализма. Родился в Шербуре, в семье виноторговца. Закончил Политехническую школу в Париже; работал инженером в Перпиньяне, в дорожном ведомстве. В 1889 г. вышли его первые книги – "Вклад в мирское изучение Библии" и "Процесс Сократа". Получив за службу орден – крест Почетного Легиона, в 1892 г. Ж.Сорель, не дослужив до пенсии, в возрасте 45 лет вышел в отставку и занялся литературной и общественно-политической деятельностью. В 1895 г. вместе с П.Лафаргом и другими основал журнал "Le devenir social"; с 1899 г. сотрудничал в международном социалистическом журнале "Le mouvement socialiste". С 1897 г., после смерти жены, жил вместе со своими племянниками в предместье Парижа. Философские взгляды Сореля сложились под влиянием А.Лабриолы, Э.Ренана, Ф.Ницше, А.Бергсона. Находясь в вечном интеллектуальном поиске, он часто менял свои теоретические и политические позиции. Вначале он считал себя представителем "новой школы" марксизма, но в дальнейшем выступил с критикой всех форм рационального познания и обоснования социально-политических программ, противопоставив им анархо-синдикалистское учение о социальном мифе. Миф, по Сорелю, – нечто интуитивно цельное, символически образное, необходимый элемент мировосприятия любой социальной группы. Он есть выражение воли к власти группы или класса, возглавляющего социальное движение. Книга "Размышления о насилии", впервые опубликованная в 1906 г. в журнале "Le mouvement socialiste" и уже через год переведенная на русский язык (2-е изд. М.: URSS, 2011), стала вершиной творчества Сореля синдикалистского периода его деятельности и принесла ему мировую известность. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||