В работе над этой книгой передо мной стояла задача показать различные аспекты общего направления моих исследовательских интересов, довольно точно определенного в заглавии "Сравнительное языкознание и история языков". Наряду с написанным в последние годы в состав книги мною включены и некоторые более ранние работы, что дало возможность расширить круг вопросов, объединяемых под знаком исторического и сравнительно-исторического подхода к языкам одной определенной генетической общности – индоевропейской, составляющей непосредственный предмет моих научных занятий. Материал распределен по темам: I. К проблеме развития грамматического строя индоевропейских языков; II. Из истории индоевропейских языков; III. Balcanica. В самом расположении указанных разделов отразилась последовательность перемещения центров моего внимания с общих проблем генезиса грамматического строя индоевропейских языков на вопросы позднейшей истории отдельных частей индоевропейского лингвистического единства. Правда, и в своих более ранних историко-типологических исследованиях, ориентированных на факты сравнительной грамматики, я, по мере возможности, старалась не отрываться от языкового материала, непосредственно данного в текстах. Первую часть книги составили отдельные главы из моей большой монографии "Развитие категории прямого дополнения в индоевропейских языках", написанной в 40-е годы. Им предпослано введение: "Вопросы типологии предложения и проблемы происхождения номинативного строя индоевропейских языков в исследованиях советских лингвистов 30–40-х годов". Помимо того что основная часть названной монографии не была в свое время опубликована, можно указать еще на два момента, побудившие меня предложить вниманию читателей результаты раздумий и поисков тех далеких лет, когда в кругу молодых лингвистов, объединявшихся вокруг И.И.Мещанинова, кипели горячие споры по вопросам исторической типологии предложения и, в частности, по вопросу о генезисе номинативного строя индоевропейских языков, о том, предшествовала ли ему "эргативная стадия предложения". Назову эти побудительные моменты. 1. В настоящее время вопросы исторической типологии грамматического строя вновь становятся актуальной темой лингвистических исследований. В связи с этим типологические концепции, развивавшиеся советскими языковедами в 30–40-е годы, стали предметом внимания и изучения уже как особая глава истории лингвистической науки. 2. Я не могу не испытывать чувства удовлетворения в связи с тем, что на современном уровне изучения указанных проблем, в частности по вопросу о генезисе номинативного строя, получает поддержку та концепция, которую я развивала в своем раннем исследовании, посвященном происхождению категории прямого дополнения в индоевропейских языках и соответственно категории глагольной переходности/непереходности. Эта концепция вполне укладывается в получившую признание за последнее время теорию активного строя. С учетом указанных двух моментов написано упомянутое выше введение, задачей которого является: а) представить публикуемые главы моей давней работы в историческом контексте ее написания и таким образом хотя бы частично воссоздать обстановку научных дискуссий, в процессе которых возникали и развивались идеи того направления, которое в недавнее время получило наименование "контенсивной типологии"; б) связать типологические работы 30–40-х годов с исследованиями сегодняшнего дня, Г.А.Климов, возобновивший и оригинально продвинувший вперед разработку указанных проблем, одновременно является внимательным и доброжелательным историографом трудов своих научных предшественников. В книге "Типологические исследования в СССР. 20–40-е годы" (М., 1981) он тщательно и с полной объективностью изложил содержание опубликованных в те годы работ. Мой рассказ – рассказ одного из авторов-участников научной традиции, которая теперь стала предметом изучения, возможно, чем-то дополнит повествование историографа; во всяком случае он внесет в него некоторые живые акценты. Если в расстановке этих акцентов проявилась известная доля субъективизма и если само изложение покажется несколько эмоциональным, думаю, что читатели могут мне это простить. Во второй и третьей частях книги отражены мои научные интересы сегодняшнего дня. В разделе "Из истории индоевропейских языков" изложение концентрируется вокруг следующих вопросов: а) ареальные отношения языков в рамках позднеиндоевропейской общности (статьи о древних германо-албанских и о балкано-балтийских языковых соответствиях); б) проблема перехода от древнего состояния индоевропейских языков к новому (на материале кельтских и албанского языков); в) возможности изучения истории языка с поздней письменной традицией, т.е. при отсутствии древних текстов на этом языке. Соответствующие вопросы рассмотрены в статьях "К изучению ранних периодов истории албанского языка" и "Диалектология – основа исторического изучения албанского языка". В этих статьях частично отражены результаты моих специальных исследований в области албанской языковой истории и диалектологии, опубликованных в других изданиях. В раздел "Balcanica" вошли статьи по лексике и одна – по фонетике. Как это ни странно, именно лексика и фонетика до сих пор остаются менее всего охваченными сравнительно-балканистическими исследованиями, так как основное внимание балканистов продолжает концентрироваться преимущественно на вопросах грамматики. Публикуемые в этом издании статьи следует рассматривать как один из первых опытов погружения в море проблем, которое, по крайней мере в данный момент, кажется мне безбрежным. Вряд ли необходимо развивать здесь мысль о том, что сравнительное изучение лексики балканских языков предполагается в неразрывной связи с изучением данных истории и этнографии народов всего балканского ареала. Только таким путем можно надеяться достичь действительного понимания того, что представляет собой балканское языковое и историко-культурное единство, как оно складывалось. Вообще при решении вопросов образования языковых общностей первое слово должно принадлежать истории – истории языков и истории народов, их носителей. |