Греческие надписи микенской эпохи (так называемого письма В) стали находить в Кноссе на Крите уже в конце XIX в; впервые несколько таких надписей опубликовал Артур Эванс в 1909 г. Однако лишь очень немногим приходило тогда в голову, что эти надписи могут быть написаны на греческом языке; полагали, что они, как и сходные с ними надписи, начертанные письмом А, написаны на каком-то неизвестном догреческом языке. Позже, в 1935 г., А.Эванс з опубликовал еще ряд надписей, написанных тем же письмом В, также из Кносса, но это была лишь незначительная часть найденных им нескольких тысяч надписей на глиняных табличках XV в. до н.э. Ряд ученых пытался уже тогда разгадать тайну этих надписей. Из работ этой эпохи следует отметить работы шведа Перссона, обратившего внимание на сходство ряда знаков критских надписей со знаками более позднего и хорошо известного кипрского слогового письма, применявшегося на Кипре еще в V–IV вв. для греческого языка. На Кипре и в языке, и в религии, и в географических названиях сохранилось больше всего следов микенской культуры. Поэтому Перссон предположил, что позднее кипрское слоговое письмо развилось из микенского и что в основу письма микенской эпохи был по ложен тот же принцип, что и в основу кипрского: слова отделены друг от друга вертикальными черточками; каждый знак силлабария служит для обозначения одного открытого слога (один согласный – гласный или только один гласный); между согласными, образующими смык в одной и той же точке полости рта, не делается на письме разницы, т.е. слоги, начинающиеся со звонкого, глухого или придыхательного согласного (например, с b, р и ph), обозначаются одними и теми же знаками; носовые согласные внутри слова вовсе не обозначаются, если находятся в конце слога; в конце слова неслоговые звуки вовсе не обозначаются или обозначаются с прибавлением гласного е; между двумя следующими непосредственно друг за другом согласными вставляется вспомогательный гласный, и т.д. Перссону удалось правильно разгадать значение лишь немногих знаков to, mе, nа, nе, se, но он правильно указал, что знаки, находящиеся в правой части надписей, представляют собой идеограммы, символическое изображение предметов (чего не было в позднейшем кипрском письме) и только знаки, находящиеся в левой части надписи, представляют собой фонетические, слоговые знаки. Не менее велика заслуга американки А.Кобер. Сопоставив слова, у которых все знали, кроме последнего, одинаковы, она показала, что эти слова представляют собой различные падежи одного и того же существительного; если в ряде случаев она ошиблась, то самый принцип был верно угадан. Новым толчком к расшифровке надписей микенской эпохи послужили раскопки, произведенные в 1939 г. Блидженом (C.W.Blegen) и Курониотисом. Около деревни Ано Энглианос в южном Пелопоннесе был раскопан дворец пилосского владыки. В комнате, в которой сохранялся царский архив, было обнаружено около 600 глиняных табличек, исписанных знаками письма В.Эти надписи были сделаны когда-то на глине, высушенной на солнце, и должны были бы скоро распасться, но, к счастью для нынешних исследователей, вскоре после написания этих табличек дворец был сожжен; глиняные таблички, попав в пламя, превратились в стойкий кирпич и лишь благодаря этому сохранились до нашего времени. Ввиду того, что эти таблички были найдены в Греции и относились примерно к XIII в. до н.э., когда греки уже давно пришли на Балканский полуостров, можно было предположить, что эти таблички написаны на греческом языке. Однако наука на первых порах не пошла поэтому пути. В 1943 г. чех Б.Грозный сообщил, что проблема микенских письмен в основном им разрешена; в своих позднейших работах он дает расшифровку этих надписей. Эта расшифровка не имела успеха: в основу ее было положено мнимое сходство знаков этих надписей с финикийскими, хеттскими, египетскими и протоиндийскими письменами; вoccтанавливаемый Б.Грозным язык представляет собой невероятную смесь самых различных языков – индоевропейских, семитических, малоазийских и т.д. Продолжателем Грозного был болгарский лингвист В.Георгиев, который также исходил из гипотезы, что финикийское письмо (а следовательно, и все современные алфавиты) развилось из микенского и что, следовательно, знаки микенского письма имеют то же значение, что и соответствующие финикийские; при этом, однако, он, как и все его предшественники, начиная с Эванса, учитывал и сходство знаков микенского письма со знаками кипрского силлабария, а также наличие идеограмм, поясняющих общий смысл слов, написанных слоговым письмом. Но он допустил еще одну произвольную предпосылку: что носителями древнейшей культуры на Крите были также греки и что, следовательно, надписи, начертанные письмом А, также написаны на греческом языке. Поэтому он толкует знаки микенского письма акрофонически: а: знак представляет идеограмму <двойная секира>, его фонетическая значимость... начальный звук (греческого) слова <секира>..., me... знак представляет идеограмму <месяц>..., mu... знак представляет идеограмму <осел, мул>" и т.д. Одним словом, по его теории каждый знак был первоначально изображением предмета, а затем получил фонетическое значение первого слога слова, которым в греческом языке называется данный предмет. Но, не говоря уже о том, что знаки микенского письма схематизированы и в них можно по произволу усмотреть изображение любых предметов, самое предположение, будто эти знаки придуманы для греческого языка и потому обозначают первый слог греческих слов, неверно: они могли быть придуманы только для языка иной структуры, чем индоевропейские, для языка, не отличающего звонких звуков от глухих и придыхательных и не имеющего закрытых слогов и слогов, начинающихся с двух согласных; поэтому надо думать, что изобретатели древнейшей формы этого письма не были ни греками, ни индоевропейцами. Еще произвольное было допущение Георгиева, будто греческий алфавит не есть видоизменение финикийского, а непосредственно заимствован из микенского силлабария; исходя из этого принципа, Георгиев читал знак (38) как а, несмотря на то, что форму, близкую к форме микенского знака, эта буква приняла лишь в сравнительно позднем греческом языке. Разгадать тайну письма В впервые удалось англичанину М.Вентрису. В 1953 г. он вместе с Чадвиком опубликовал статью с кратким изложением своего открытия; при его чтении получается в целом ряде надписей связный текст, написанный на древнейшей форме кипро-аркадского диалекта греческого языка, поэтому не остается никакого сомнения в том, что огромное большинство знаков микенского силлабария (и притом знаки, наиболее часто встречающиеся) прочтены им правильно. Исследования историков Греции уже давно показали, что до прихода сюда дорийцев (в конце II тысячелетия до н.э.) Пелопоннес был населен греческими племенами, говорившими на наречии, близком к позднейшему кипро-аркадскому; часть их эмигрировала на Кипр, а часть, жившая на Аркадском плоскогорье, уцелела и после прихода дорийцев. Вентрису удалось, как я сказал, определить фонетические значение большинства знаков; однако некоторые знаки до сих пор не расшифрованы убедительным для всех образом; непонятно также содержание очень многих надписей, хотя они и написаны знаками, значение которых точно установлено. Это вытекает прежде всего из несовершенства самой системы письма, обусловленного неприспособленностью этой системы к греческому языку. Но имеются еще дополнительные трудности. На микенских табличках не содержится ни одного связного повествовательного текста – это все краткие документы финансово-административного характера: раскладки обложений, распределение продуктов, распределение скота по пастбищам, списки жертвоприношений богам на предстоящий месяц, призыв в войско и т.д. Большая часть каждой из этих надписей состоит из собственных имен и географических названий. Вдобавок надписи написаны фонетически, и, поскольку в живом языке звуков и их оттенков больше, чем знаков письма, а кроме того имеется ряд промежуточных звуков, один и тот же звук обозначается то как i, то как е или же то как о, то как и, и т.д.; с другой стороны, некоторых звуков, которые имелись в том языке, для которого было выдумано микенское письмо, нет в греческом языке, и поэтому один и тот же звук может обозначаться различными знаками. Все это открывает большой произвол в чтении и интерпретировании микенских надписей: интерпретируя знак письма близкими к его обычному значению звуками (например, читая е как i), прибавляя по произволу не обозначавшиеся на письме звуки, нарушая по произволу правила чтения, исследователь может иногда вычитать в надписи все, что ему только угодно, особенно когда речь идет о собственных именах… Соломон Яковлевич ЛУРЬЕ (1891–1964) Выдающийся советский историк античности, филолог, доктор исторических (1934) и филологических (1943) наук. Окончил классическое отделение историко-филологического факультета Петербургского университета (1908–1913) и был оставлен при нем для подготовки к профессорскому званию. Профессор Самарского (1918–1921) и Ленинградского (1921–1929 и 1934–1949) университетов. В 1929–1934 гг. преподавал математику в средних учебных заведениях в связи с отменой курсов древней истории. В 1950–1953 гг. преподавал латынь и общее языкознание в Одесском институте иностранных языков, а с 1953 г. – профессор классической филологии Львовского университета. С.Я.Лурье – один из крупнейших исследователей общественных отношений античности, автор многих работ по древнегреческой истории, литературе, языкознанию, эпиграфике, фольклору, философии, истории математики. Среди них: "История античной общественной мысли" (1929), "История Греции" (т.1, 1940), "Очерки по истории античной науки" (1947), "Язык и культура микенской Греции" (1957) – обобщающий труд по языку, социальным отношениям и государственному строю микенского общества. Ему также принадлежат комментированные переводы сочинений Ксенофонта, Плутарха и других античных авторов. |