Кондильяк Э.Б. де. Трактат об ощущениях.
Пер. с фр. Изд. стереотип.

Оглавление

Важное предупреждение читателю

Я забыл предупредить читателя об одной вещи, которую я должен был бы упомянуть и может быть повторить в нескольких местах предлагаемого труда. Но я рассчитываю, что настоящее заявление сможет заменить эти повторения, не имея в то же время их неудобств. Итак, я предупреждаю читателя, что очень важно поставить себя в точности на место статуи, которую мы собираемся наблюдать. Надо начать существовать вместе с ней, обладать только одним органом чувств, когда у нее будет только один такой орган; приобретать лишь те идеи, которые она приобретает; усваивать лишь те привычки, которые она усваивает, – одним словом, надо быть лишь тем, что она есть. Она сумеет судить о вещах, подобно нам, лишь тогда, когда она будет обладать всеми нашими органами чувств и всем нашим опытом, а мы сумеем судить, подобно ей, лишь тогда, когда mr предположим себя лишенными всего того, чего ей нехватает. Я полагаю, что читатели, которые поставят себя в точности на ее место, без труда поймут предлагаемый труд; другие же читатели выдвинут против меня бесчисленные возражения.

В данный момент еще трудно понять, что представляет собой та статуя, которую я собираюсь наблюдать, и настоящее предупреждение несомненно покажется неуместным, но это только лишний довод в пользу того, чтобы обратить на него внимание и в цальнейшем помнить о нем.

Извлечение из "Трактата об ощущениях"

Главная задача предлагаемого труда – показать, каким образом все наши знания и все наши способности происходят из чувств (sens) или, выражаясь точнее, из ощущений (sеnsаtions), ибо, по сути дела, чувства являются лишь поводом (cause occasionelle). Чувствуют не они, чувствует только душа по поводу органов, извлекая из модифицирующих ее ощущений все свои познания и все свои способности.

Это исследование может оказать неизмеримую пользу искусству рассуждения; оно одно может довести его до его первых начал. Действительно мы сумеем открыть надежный способ руководить постоянно нашими мыслями лишь тогда, когда мы узнаем, каким образом они возникли. Чего ожидать от философов, вечно апеллирующих к какому-то инстинкту, которого они не в состоянии определить? Неужели можно надеяться уничтожить источник наших заблуждений, предоставляя нашей душе действовать столь таинственным образомр Нет, мы должны начать наблюдать себя спервых испытываемых нами ощущений, мы должны вскрыть причину наших первых операций, добраться до источника наших идей, показать их происхождение, проследить за ними до границ, поставленных нам природой; одним словом, мы должны, как выражается Бзкон, возродить весь человеческий разум.

Но, могут возразить нам, все уже сказано, когда вслед за Аристотелем повторяют, что наши знания происходят из чувств. Всякий, не лишенный ума человек, способен проделать эту столь необходимую, по-вашему, работу, и нет ничего столь бесполезного, как подробно останавливаться вместе с Локком на зтих частностях. Аристотель поступал гораздо умнее, довольствуясь тем, чтобы втиснуть всю систему наших знаний в одну общую формулу.

Я согласен с тем, что Аристотель был одним из величайших гениев древности, и лица, выдвигающие зто возражение, обнаруживают конечно большое остроумие. Но чтобы убедиться в том, сколь мало

основателен их упрек по адресу Локка и насколько им было бы полезно изучить взгляды этого философа, вместо того чтобы критиковать его, достаточно послушать их рассуждения или прочесть их произведения, если только они писали по философским вопросам.

Если бы эти люди обладали наряду со строгим методом большой ясностью и точностью изложения, то они имели бы некоторое право считать бесполезными усилия метафизики познать человеческий разум; но есть основание предположить, что они высказывают такое уважение к Аристотелю лишь для того, чтобы иметь право презирать Локка – презирать в надежде вызвать этим презрение ко всем метафизикам.

Уже давно было сказано, что все наши знания происходят изчувств. Однако перипатетики еще так плохо понимали эту истину, что, несмотря на всю талантливость некоторых из них, они никогда не сумели развить ее, и по истечении ряда веков ее пришлось наново открыть.

Нередко случается, что философы высказываются в пользу истины, не зная даже ее; в этих случаях они либо повинуются общему течению, следуют за мнением большинства, либо, более честолюбивые, чем послушные, они сопротивляются, борются со взглядами большинства и иногда увлекают его за собою.

Таким именно образом возникли почти все секты; часто их учения носили произвольный характер, но некоторые из них должны были неизбежно оказаться правыми, ибо они всегда противоречили друг другу.

Я не знаю, чем руководствовался Аристотель, выдвинув свой тезис о происхождении наших знаний. Но я знаю, что он не оставил нам никакого труда, в котором был бы развит этот тезис, и кроме того – что он старался во всем придерживаться взглядов, диаметрально противоположных взглядам Платона.

Непосредственно за Аристотелем, минуя прочих философов, писавших по тому же самому вопросу, мы имеем Локка. Этот английский мыслитель несомненно пролил на него много света, но он все же Bе выяснил его до конца. Мы увидим, что от его внимания ускользнуло большинство суждений, примешивающихся ко всем нашим ощущениям; что он не понял, насколько нам необходимо научиться осязать, видеть, слышать и т.д., что все способности души он принял за врожденные качества, не подозревая, что они могут происходить просто из самого ощущения.

Он так недостаточно еще разбирался в теории человека в целом, что без Молине (Molineux) он может быть никогда не заметил бы, что к ощущениям зрения примешиваются суждения. Он определенно отрицал это по отношению к другим органам чувств. Словом, он считал, что мы пользуемся ими естественным образом, благодаря своего рода инстинкту, без всякого содействия размышления (reflexion).

Г.де Бюффон, пытавшийся написать историю наших мыслей, приписывает сочиненному им человеку наличие у него сразу привычек, которые он должен был бы заставить его приобрести. Он не заметил той серии суждений, при помощи которых развивается каждое чувство. Он утверждает, что у животных первым появляется чувство обоняния, что оно одно заменяет у них все другие чувства и что с первых мгновений жизни, т, е. следовательно до того, как животные получили уроки от чувства осязания, оно определяет и направляет все их движения.

"Трактат об ощущениях" – единственное сочинение, в котором у человека отняли все его привычки. В нем показывается на основании наблюдения ощущения в его возникновении, как мы научаемся пользоваться нашими способностями; те, кто хорошо поймет нашу теорию ощущений, должны будут признать, что нет больше необходимости обращаться к туманным словам об инстинкте, машинальном движении и подобным выражениям; во всяком случае, если ими станут пользоваться то смогут составить себе о них точное представление.

Но чтобы выполнить поставленную себе этим трудом задачу, абсолютно необходимо было выяснить принципы всех наших операций; поэтому их здесь никогда не упускают из виду. В настоящем извлечении достаточно указать на это.

Если бы для человека не представляло интереса заниматься своими ощущениями, то впечатления, производимые на него предметами, проходили бы, как тени, не оставляя никаких следов. По истечении нескольких лет он был бы таким же, как и в первое мгновение, не приобретя никаких познаний и не обладая никакими другими способностями кроме ощущения. Но природа его ощущений не дает ему пребывать в этой летаргии. Так как они неизбежцым образом либо приятны, либо неприятны, то он заинтересован в том, чтобы искать одних и избегатьдругих, и чем ярче контраст между удовольствиями и страданиями, тем сильнее он действует на душу.

Отсутствие какого-нибудь предмета, который мы считаем необходимым для нашего счастья, вызывает в нас то неприятное состояние, то беспокойство, которое мы называем потре6ностью и из которого происходят желания. Потребности эти повторяются в зависимости от обстоятельств, часто даже образуются новые потребности, и это способствует развитию наших знаний и наших способностей.

Локк первый заметил, что беспокойство, вызываемое отсутствием какого-нибудь предмета, является принципом наших решений. Но он выводит это беспокойство из желания, между тем как верно как раз обратное; кроме того он проводит между желанием и волей большее различие, чем это имеется в действительности; наконец он рассматривает влияние беспокойства лишь у человека, пользующегося всеми своими чувствами и всеми своими способностями.

Таким образом оставалось доказать, что это беспокойство есть тот первый принцип, который порож дает в нас привычки осязать, видеть, слышать, обонять, вкушать, сравнивать, судить, размышлять, желать, любить, ненавидеть, бояться, надеяться, что, одним словом, благодаря ему возникают все душевные и телесные привычки.

Для доказательства этого необходимо было пойти дальше этого философа. Но так как мы не в состоянии наблюдать свои первые мысли и свои первые движения, то оставалось обратиться к догадкам, т.е. оставалось составить себе различные предположения.

Но недостаточно было дойти в нашем анализе до ощущения вообще. Чтобы понять ход развития всех наших знаний и всех наших способностей, важно было вскрыть то, чем мы обязаны каждому чувству в отдельности, и проделать таким образом работу, которая до сих пор еще не была сделана. Так возникли четыре части "Трактата об ощущениях".

В первой части исследуются те чувства, которые сами по себе не могут судить о внешних предметах.

Во второй части исследуется чувство осязания, т.е. то единственное чувство, которое способно само по себе судить о внешних предметах.

В третьей части исследуется, каким образом чувство осязания научает другие чувства судить о внешних предметах.

В четвертой части рассматриваются потребности, идеи и деятельность (industrie) изолированного человека, пользующегося всеми своими чувствами.

Мы видим таким образом, что задача предлагаемого труда – показать, каковы идеи, которыми мы обязаны каждому нашему чувству, и каким образом чувства эти, взятые вместе, дают нам все знания, необходимые для нашего самосохранения.

Таким образом вся теория человека, теория, все части которой связаны друг с другом и взаимно поддерживают друг друга, зиждется на ощущениях. Она представляет собой взаимное сцепление истин: первые наблюдения подготовляют те, которые должны следовать за ними, последние подтверждают те, которые предшествовали им.Если например, прочтя первую часть, начинают думать, что может быть глаз не в состоянии судить сам собою о величинах, фигурах, положениях и расстояниях, то в зтом окончательно убеждаются, когда узнают в третьей части, как чувство осязания сообщает ему все зти идеи.

Если предлагаемая теория и построена на гипотезах, то все выводы из нее подтверждаются нашим опытом. Так например не существует человека, обпадающего одним только чувством обоняния; подобное существо не смогло бы заботиться о своем самосохранении; но для подтверждения правильности наших рассуждений о нем достаточно немногих размышлений над самим собою, показывающих нам, что мы можем быть обязаны чувству обоняния всеми идеями и всеми способностями, которые мы открываем у этого человека, и что при помощи одного этого чувства для нас было бы невозможно приобрести другие идеи и способности. Можно было бы ограничиться рассмотрением чувства обоняния, абстрагируясь от чувств зрения, слуха, вкуса и осязания; если же мы выдвинули некоторые дополнительные гипотезы, то потому, что они облегчают нам эту абстракцию.

Об авторе

Кондильяк Этьен Бонно де

Один из наиболее выдающихся философов французского Просвещения. Научное мировоззрение Кондильяка формировалось под влиянием сочинений европейских философов-сенсуалистов, в частности «Новых опытов о человеческом разумении» Дж. Локка. В своем главном философском сочинении «Трактат об ощущениях» (1754) Кондильяк стремился вывести все знания и духовные способности человека (мышление, волю, чувства, воображение, память, внимание и т. д.) из ощущений. Он также был автором работ в области психологии (стал одним из основоположников ассоциативной психологии), политической экономии (выступал с критикой физиократов), логики (понимаемая как общая грамматика всех знаков, в его работах она включала в себя и математику).

Известность получили и работы Кондильяка в области философии языка. Главными научными вопросами для него были теория знаков, происхождение и развитие языка, соотношение устного и письменного языков, теория музыки как особая структура звуковой системы знаков. Уже в первое крупное философское сочинение Кондильяка «Опыт о происхождении человеческих знаний» (1746) был включен филологический раздел «О языке и методе» (вышел отдельным изданием в URSS в 2006 г.), в котором были сформулированы главные принципы философии языка Кондильяка. Многие теории Кондильяка, в особенности теория знаков и метафоры, и по сей день находят применение в работах лингвистов и психолингвистов (М. Арбиб, Ж. Деррида и др.).