Предлагаемое вниманiю читагеля сочиненiе Летурно отличается теми же достоинствами, какъ и другiя его произведенiя, отчасти уже переведенныя на русскiй языкъ. По своей простоте и ясности при богатстве матерiала, по своей скромности при искренности сужденiй, въ особенности же по выдержанности метода и по научному духу, которымъ проникнута она, эта книга должна иметь и культурное значенiе именно теперь, когда многiе задаются философскими вопросами. Соцiология сейчасъ у всехъ на языке, какъ бы кто ни понималъ ее. Ей посвящается множество книгъ ж статей во всехъ образованныхъ странахъ; для нея создаются особыя кафедры, факультеты и даже "лабораторiи "; она вызываетъ спецiальныя общества, съезды и журналы. Въ ея систематической разработке, къ Англiи и Бельгiи примкнули, на нашихъ глазахъ, Францiя и Америка, а за ними уже тянутся Германiя, Италiя и наше отечество. Это движенiе всякiй видитъ или хоть ощущаетъ. Гораздо менее понимаютъ, или даже знаютъ по наслышке, другую молодую науку, которую Летурно недаромъ поставилъ рядомъ, – этнографiю. Да будетъ намъ позволено на минуту остановить вниманiе читателя на этомъ предмете. Соцiологiя въ значительной степени обязана этнографiи темъ, что становится теперь полноправною наукой. Раньше она не только возбуждала протесты у малодушныхъ противниковъ всякой новизны и движенiя, но ж вызывала, если не сомненiя, то чувство грусти у своихъ поклонниковъ. Пишущiй эти строки выражалъ это чувство въ печати и съ кафедры. Онъ говорилъ, въ 1891 г., во вступительной лекцiи въ здешнемъ университете (Новости, 22 февраля 1891 г.): "Соцiологiя все сильнее привлекаетъ къ себе ученыхъ разныхъ профессiй – антропологовъ, этнографовъ, натуралистовъ, археологовъ, мифологовъ, правоведовъ, лингвистовъ, экономистовъ; есть даже инженеры". Но "люди чуждыхъ областей, люди всякихъ спецiальностей, кроме самихъ историковъ, воспроизводятъ увлеченiя древнихъ натур-философовъ: тутъ у бiолога все дело въ клетке организма, у географа – въ градусахъ широты, у инженера – въ путяхъ сообщенiя и т.д. Дюбуа-Реймонъ видитъ въ исторiи "архимедовскую перспективу". То же говоритъ Летурно, который на каждомъ шагу предостерегаетъ отъ увлеченiй широкими обобщенiями и даже считаетъ "прекрасною мечтой" открытiе соцiологическихъ законовъ "точныхъ, какъ законы физики и химiи". Онъ вовсе не отчаивается въ возможности научной соцiологiи: онъ проситъ только "не считать законченнымъ едва лишь начатое дело", где систематики "насильственно располагаютъ факты съ целью, во что бы то ни стало, оправдать предвзятое заключенiе". Указывая на существенные промахи даже такого генiальнаго ума, какъ Спенсеръ, Летурно восклицаетъ: "у насъ есть названiе (да и то уродливое), но нетъ обозначаемаго имъ предмета!" Какъ талантливый ученый, Летурно отнюдь не отказывается и отъ "соцiологическихъ законовъ". Онъ говоритъ: "Безъ сомненiя, не случай управляетъ вселенной. Случай, это – только слово: повсюду, не только въ нашемъ человеческомъ мiрке, но даже и въ необъятной вселенной, действiя самымъ теснымъ образомъ связаны съ причинами" Но "даже въ наукахъ, занимающихся неорганическимъ мiромъ, съ какими усилiями сопряжено выделенiе несколькихъ общихъ положенiй, достойныхъ громкаго названiя законовъ!" А въ такой сложной, подводящей итоги всей жизни науке, какъ соцiологiя, въ настоящее время "совершенно безразсудно говорить о законахе, мы утверждаемъ, что эти законы существуютъ и что ихъ надо найти; но честь увенчанiя зданiя намъ придется, очевидно, предоставить нашимъ правнукамъ". Отсюда крайняя осторожность Летурно въ выводахъ, особенно поразительная при массе фактическаго матерiала, которымъ онъ владеетъ. Его дело – только "перечислять, выбирать и распределять данныя", давать лишь "соцiологическiе наброски, и было бы благоразумно ограничить предметъ ихъ". Только тамъ, где факты сами взываютъ къ выводу, авторъ делаетъ "попытки обобщенiй", вовсе не навязывая ихъ читателю, какъ "законы". И все остальные труды Летурно отличаются этого трогательною сдержанностыо и объективностью истинаго ученаго, этимъ "целомудрiемъ " науки, какъ вьтразился покойный Фюстель-де-Куланжъ. Нашъ авторъ отмежевалъ себе только одну частъ соцiологiи – етнографическую: "наше дело – говоритъ онъ – последовательно описать важнейшiя проявленiя человеческой деятельности у главныхъ человеческихъ породъ, сближая ихъ, где возможно, съ подобными же явленiями, наблюдаемыми у животныхъ". Его выборъ – счастливый, потому что онъ сделанъ непроизвольно: таково современное требованiе науки. Ни одна помощъ со стороны не оказалась столь плодотворною для соцiолога, какъ рука, протянутая ему этнографомъ. Этнографiя, въ последнее поколенiе, стала вдругъ, изъ ничего, крайне привлекательною и всемъ нужною наукой. Сначала она была жалкимъ, безсвязнымъ собранiемъ редкостей, именно народоописанiемъ, подобно землеописанiю, филологiи, естественной и всеобщей исторiи въ ихъ прежнемъ виде. Но, по мере того, какъ эти сборники безсвязныхъ сведенiй превращались въ науки – въ землеведенiе, лингвистику, бiологiю и соцiологiю, и этнографiя поднялась до степени "народоведенiя" или этнологiи. Сначала она питалась лишъ крохами помянутыхъ наукъ, а также данными антропологiи, географiи, доисторической археодогiи, мифологiи, правоведенiя и фольк-лоризма (folk-lore – народное творчество); теперь все эти науки прибегаютъ къ ней за помощъю, не страшась гнева знаменитаго Макса Мюллера, который до сихъ поръ видитъ светъ только въ своей лингвистике, и чуть ли не въ однехъ излюбленныхъ имъ Ведахъ. Образованный мiръ покрылся сетью этнографическихъ обществъ, экспедицiй, съездовъ, выставокъ, музеевъ, журналовъ, причемъ правительства соревнуютъ частнымъ лицамъ въ покроввтельстве новой отрасли знанiя; целый легiонъ путешественниковъ и миссiонеровъ ежедневно кладетъ къ ея ногамъ изобильвую дань новыхъ сведенiй. И этнографiя, обязанная своимъ происхожденiемъ соцiологическому движенiю, начинаетъ вызволять соцiологiю: Антигона питаетъ свою мать собственной грудъю. Необозримый и разностороннейшiй матерiалъ вызвалъ потребность въ объединенiи, которое, въ свою очередь, должно было привести къ самому широкому и научному взгляду на все человечество. Изъ трудовъ такихъ глубокихъ и кропотливыхъ умовъ, какъ Леббокъ и Тайлоръ, Брока, Катрфажъ, Мори и Говлакъ, Бастiанъ, Вайцъ, Швейнфуртъ, Лацарусъ, Ранке (сынъ историка), Ратцель, Андрiанъ, Iестъ, выросла этнологiя, которую немцы называютъ еще замысловатыми именами, то "народной психологiи", то "антропологической географiи". Этнологiя обязана своимъ высокимъ значенiемъ, прежде всего истинно-научному, сравнительному, методу, какъ предсказывалъ Стюартъ Милль, а затемъ всецело воспринятому ею эволюцiонизму, которому она, въ свою очередь, оказываетъ наилучшую услугу. За недостаткомъ места, осветимъ это значенiе новой науки парой указанiй. Этнологiя успела уже привести къ одному поразительному обобщенiю, смыслъ котораго отразится на всемъ мiросозерцанiи нашего времени. Между темъ, какъ сначала искали (и потому усматривали) везде различiя между племенами и народами, теперь вскрывается всюду изумительное сходство въ развитiи всехъ отраслей человечества. Съ другой стороны, окончательно выясняется, что въ человечестве нетъ ничего "прирожденнаго ": доказывается, что даже пресловутое "правосознанiе" юристовъ – плодъ соцiальной среды, созревающiй, какъ и все, незаметно и постепенно, по законамъ эволюцiи: оттого въ начале развитiя обществъ всюду право совпадаетъ съ нравами; гнетущiя насъ судебныя драмы – последствiя дальнейшаго роста человечества. Придется долго задумываться надъ такими выводами, которые окончательно выбиваютъ наше мышленiе изъ привычной колеи метафизики, съ ея "духомъ" и тому подобными мистическими понятiями. Величавыя волны жизни катились доселе стихiйно, какъ волны океана, повинуясь незримымъ ж непреложнымъ законамъ эволюцiи. Задача соцiологiи теперь – осмыслить жизнь, узреть и оценить эти законы. Эту-то задачу соцiологiя и можетъ разрешить, главньшъ образомъ, при содействiи этнографiи да исторiи. Но на нашъ взглядъ, изложенный въ помянутой лекцiи, историки покуда еще не въ силахъ оказать ей требуемую услугу: они заняты своимъ гнетущимъ деломъ, – деломъ чернорабочаго, собирателя и очистителя строжтельныхъ матерiаловъ. Жаль только, что они впадаютъ въ другую крайность – въ фактопоклонство и почти въ мыслебоязнь; а вздумаютъ разсуждать – отдаютъ дань времени, склоняясь къ такимъ ветхимъ метафизическимъ терминамъ, какъ "философiя исторiи, личность, субъективизмъ". Отсюда, конечно, то безпомощное состоянiе соцiологiи въ данную минуту, о которомъ мы упоминали. И у Летурно замечается существенный пробелъ отъ малаго знакомства съ исторiей; вполне сознавая значенiе "пережитковъ" (survival – меткiй терминъ Тайлора) онъ редко прибегаетъ къ этому орудiю, могущественному именно въ его деле. Итакъ, остается покуда одна этнографiя. И слава Богу. Это вполне правильно, естественно: этнографiя, осилившая пока преимущественно первобытность, составляетъ именно необходмое, во всякомъ случае, преддверiе будущаго дворца соцiологiи. Отсюда-то та родственная связь между этими двумя науками, о которой мы упомянули съ самаго начала... Петербургъ. 24-го Марта 1896. А.Трачевскiй
Никогда еще столько не говорили о соцiальной науке, какъ въ наше время. Общественное мненiе освоилось съ мыслью, что жизнь человеческихъ обществъ, какъ ж все прочее, подчиняется правиламъ, законамъ и, следовательно, можетъ быть предметомъ науки. Взглядъ этотъ, впрочемъ, далеко не новъ, такъ какъ уже "Политика" Аристотеля представляетъ собою очень неполное, конечно, но темъ не менее вполне научно задуманное изследованiе общества. "Законы" и "Республика" Платона также представляютъ собою своего рода труды по обществоведенiю, хотя отсутствiе въ нихъ научнаго духа сильно заметно. Далее, какъ у Аристотеля, такъ и у Платона, было достаточно много подражателей и продолжателей. Къ Аристотелю примыкаютъ Макiавели и Монтескье, тогда какъ Кампанелла и Руссо – если мы ограничимся толъко одними знаменитыми именами – ведутъ свое происхожденiе отъ Платона. Бокъ-о-бокъ съ этими двумя школами развилась еще третья, которую можно назвать систематической. Соцiологи-систематики, отправляясь отъ наблюденiя, погрешаютъ темъ, что извращаютъ факты и насильственно располагаютъ ихъ, съ целью, во что бы то яи стало, оправдать предвзятое заключенiе; и въ особенности темъ, что ссылаются на слишкомъ ограниченное количество данныхъ. Вико, Кондорсэ, Сенъ-Симонъ, Огюстъ Контъ являются наиболее знаменитыми представителями этой школы и, вместе, первоклассными умами. Но удалось ли всемъ этимъ мыслителямъ основать "соцiологiю", употребляя это уродливое слово, какъ получившее право гражданства со времени Конта? Утверждать это, значитъ намеренно закрывать себе глаза. У насъ есть названiе, но еетъ обозначаемаго имъ предмета. Да иначе, впрочемъ, и не могло быть. Созданiе науки, даже самой простой, является всегда собирательнымъ деломъ: для этого необходимъ неустанный трудъ целой армiи терпеливыхъ работниковъ, сменяющихъ другъ друга въ длинномъ ряду поколенiй. Единичные умы, какъ бы они ни были могучи, не въ состоянiи породить ничего, кроме более или менее остроумныхъ умозренiй. Сверхъ того, созданiе науки темъ затруднительнее, чемъ она обширнее. А что же можетъ быть сложнее науки объ обществее Признанiе соцiологическихъ законовъ является необходимымъ последствiемъ основной истины, владеющей современными умами, – именно законосообразности всего существующаго. Но чемъ многочисленнее, чемъ разнообразнее, чемъ спутаннее явленiя, темъ труднее найти управляющiй ими законъ: общественныя же явленiя безчисленны, сплетенiе и разнообразiе ихъ чрезмерны. Для установленiя несколькихъ астрономическихъ законовъ понадобились опыты и наблюденiя въ теченiе целыхъ историческихъ перiодовъ; а тутъ, вдругъ, для созданiя законченной и научной соцiологiи достаточно единичныхъ умозренiй несколькихъ систематическихъ умовъ! Пусть обманываетъ себя этою небывальщиной кто хочетъ. Трудно окинуть взглядомъ все обширное поле обществоведенiя, такъ какъ необходимо дать место всемъ, до безконечности разнообразнымъ, проявленiямъ человеческой деятельности, а также всемъ внешнимъ влiянiямъ, которымъ она можетъ подчиниться. Но неужели же развитiе обществъ будетъ и впредь развертываться передъ нами также смутно и самопроизвольно? Следуетъ ли отчаяться въ возможности научной соцiологiи? Конечно, нетъ; не следуетъ только считать законченнымъ едва лишь начатое дело. Въ настоящее время известны возникновенiе и ростъ наукъ. Прежде всего – и это не легкое дело – необходимо скопить богатый матерiалъ хорошо установленныхъ и тщательно наблюденныхъ фактовъ; затемъ следуетъ приступить къ подбору, распределенiю и соподчиненiю собранныхъ фактовъ: лишь тогда можно отваживаться на заключенiя, пытаться очертить сцепленiе явленiй въ прошедшемъ и предвидеть развитiе ихъ въ будущемъ. Само собою разумеется, каждое лодобное построенiе темъ ценнее, чемъ шире основанiя, на которыхъ оно покоится. Наконецъ, въ значительномъ числе наукъ наблюденiя и въ особенности заключенiя могутъ поверяться путемъ опыта. Конечно, это драгоценное средство проверки доселе было почти изгнано изъ области соцiологiи; но человеческiя общества, подъ влiянiемъ единственно лишь своихъ потребностей, сделали множество попытокъ, способныхъ въ значительной степени заменить преднамеренные и систематическiе опыты, которые, быть можетъ, будутъ предприняты со временемъ. Для той громадной подготовительной работы, о которой мы только что говорили, потребуются наверно столетiя; и темъ не менее, пока она не будетъ совершена, нечего надеяться на построенiе научной соцiологiи. Теперь же возможны лишь соцiологическiе наброски и было бы разумно ограничить предметъ ихъ, посвящая каждый изъ нихъ разсмотренiю отдельной стороны общественной жизни. Въ самомъ деле, необходимо, чтобы соцiологiя основывалась на данныхъ, заимствованныхъ изъ многихъ наукъ, – изъ естественной исторiи, антропологiи, этнографiи, демографiи, клииатологiи, политической экономiи, исторiи и пр. Наше перечисленiе не кончилось бы никогда, такъ какъ все, что непосредственно или издалека можетъ влiять на человеческую жизнь, имеетъ значенiе для обществоведенiя. Таковъ научный путь. Конечно, онъ длиненъ и затруднителенъ, но лишь одинъ онъ можетъ привести къ цели. И не одинъ уже пiонеръ вступилъ на него: достаточно назвать обширныя историческiя картины Бокля и Дрэпера, этяографическiе труды Леббока, Тайлора и пр., наконецъ, "Соцiологiю" Г.Спенсера, которая тоже построена преимущественно на этнографическихъ данныхъ, но несколько разочаровала публику, ожидавшую большаго отъ ея автора, безспорно одного изъ самыхъ обширныхъ, острыхъ и наиболее обогащенныхъ познанiями умовъ нашего времени. Конечно, трудъ Спенсера заключаетъ въ себе не одну верную мысль, не одно тонкое соображенiе; но у него изложенiе данныхъ далеко не правильно, и авторъ слишкомъ часто вводится въ заблужденiе умозрительными, систематическими взглядами. Для примера укажемъ на доведенную до крайности теорiю эвгемеризма и на его шаткое сравненiе общественныхъ организмовъ съ бiологическими. Прибавимъ, что въ некоторыхъ своихъ заключенiяхъ Спенсеръ явно идетъ противъ изученныхъ и доступныхъ наблюденiю данныхъ. Что касается до насъ, то мы умышленно поставили себе лишь очень ограниченныя цели. Мы пытались написать лишь одну часть соцiологiи, именно, этнографическую, стараясь не нагромождать одинъ фактъ на другой безъ разбора и безъ порядка. Наше дело – последовательно описать важнейшiя проявленiя человеческой деятельности у главныхъ человеческихъ породъ, сближая ихъ, где возможно, съ подобными явленiями, наблюдаемыми у животныхъ. Правда, почти всегда мы заключали каждое наше изследование попытками сделать обобщенiя и даже выводы; но читатель всегда легко отдеяитъ наши личные взгляды отъ данныхъ, которыми, по нашему мненiю, они оправдываются, и сделаетъ изъ нихъ такiя заключенiя, какiя покажутся ему более верными. После всего сказаннаго, читатель не станетъ отыскивать здесь изложенiя "соцiологическихъ законовъ", которые отличались бы точностью истинно-научныхъ. Общественная наука еще въ детстве: установлять законы – свыше ея силъ. Да научные законы и не являются путемъ самопроизвольнаго зарожденiя: ихъ находятъ, выделяя изъ хаоса мелкихъ наблюденiй некоторыя общiя данныя. Надеемся, что эта задача выполнена нами. Ш.Летурно
Летурно Шарль Жан Мари Известный французский социолог и этнограф, врач, педагог. Профессор Антропологической школы в Париже. Видный представитель эволюционистского направления социологии. Автор многочисленных трудов по истории развития общественных учреждений и человеческой культуры вообще. Решающее значение в изучении этого развития Летурно придавал данным этнографии, при помощи которой, по его мнению, можно изобразить последовательный и непрерывный рост человеческой культуры гораздо точнее, чем при помощи обычного исторического метода.
Не будучи строгим исследователем явлений общественной жизни, Летурно являлся скорее популяризатором современных ему социологических гипотез. Тем не менее, его недостатки отчасти искупаются горячим призывом к усовершенствованию и прогрессу, который раздается в конце его книг. Указанию на сохранившиеся в современном человеке черты первобытной дикости Летурно придает значение стимула, побуждающего к скорейшему освобождению от них, а отнюдь не стремится оправдать наличие этих «естественных» свойств человека. Влияние работ Летурно прослеживается в трудах многих мыслителей того времени — Фридриха Энгельса («Происхождение семьи, частной собственности и государства»), Льва Толстого и других. |