Введение |
Глава 1. | Эстетическое как философская проблема |
| Понятие эстетического |
| Основной вопрос эстетики |
| | Познание эстетического |
| | Эстетический вкус |
| Эстетическое и этическое |
Глава 2. | Основные эстетические категории |
| Прекрасное и безобразное |
| | Измеримость и неизмеримость |
| | Польза и незаинтересованность |
| | Абсолютная и относительная красота |
| | Безобразное. Проблема "обычного" |
| Возвышенное и низменное |
| Трагическое |
| Комическое |
| Идиллическое и ужасное |
Глава 3. | Эстетическое в искусстве и антиискусстве |
| Сущность и назначение искусства |
| Искусство и действительность: философские проблемы искусства |
| | Отражение и творчество в искусстве |
| | Проблемы отражения: искусство и познание |
| | Проблемы творчества: художественный образ и знак в произведении искусства |
| Границы допустимого |
| | Искусство и факты: границы вымысла |
| | Искусство в классовом обществе: границы общечеловеческого |
| | Искусство и мораль: границы терпимости |
| | Искусство и художник: границы самовыражения |
| Антиискусство |
Заключение |
Приложение. Эстетика Николая Гартмана и современность |
Именной указатель |
Так на каких людей приятнее смотреть, спросил
Сократ, -- на тех ли, в которых видны
прекрасные, благородные, достойные любви черты
характера или же безобразные,
низкие, возбуждающие ненависть?
Клянусь Зевсом, Сократ, тут большая разница,
отвечал Паррасий.
Ксенофонт. "Воспоминания о Сократе"
Суровость суждений -- великая добродетель.
Уильям Блейк
Зачем нужна еще одна книга по эстетике? Вопрос далеко
не праздный.
Развитие науки в нынешней России напоминает не постепенное
строительство (с которым обычно сравнивают науку), а разбор
завалов во время продолжающегося землетрясения. Если, в чем нет
никакой уверенности, человечество выживет, оставив капитализм
в далеком прошлом, люди будущего вспомнят наше время -- по аналогии с Просвещением -- как эпоху Затемнения.
"Воспретить человеку материалистическое направление равносильно
запрещению искать истину", -- писал А.П.Чехов (1860--1904). Сегодня мы как никогда близки к этому
состоянию. Если во времена Чехова, когда
человечество развивалось прогрессивно и капитализм в целом
не изжил себя, препятствия материализму и науке чаще ставились
извне, цензурой -- и рушились под напором увеличивающегося
объема знаний, то сейчас, когда человечество топчется на месте,
не в силах покончить с отжившим строем и терзаясь подлинными
и мнимыми страхами, отторжение материализма становится еще
и внутренней потребностью, оно исходит из нежелания людей видеть
мир таким, каков он есть, что является и следствием, и причиной
деградации науки, в том числе эстетики.
"Если в системе понятий потрясение занимает место прекрасного,
творчество -- место искусства, если формируется эстетика без
прекрасного и искусства -- то это уже не последующие фазы
старого развития, это, пожалуй, уже разрыв преемственности".
При этом наука, не опирающаяся на материалистическую философию,
как свидетельствуют историки науки, не в силах противостоять
антинаучным настроениям. "Социальное одобрение научной
деятельности позволяет ученому полностью сосредоточиться
на внутренних проблемах своей дисциплины и этим создает иллюзию
самоценности, внесоциальности научного мышления. Но если верно,
что наука способна развиваться лишь в качестве одобряемого
обществом предприятия, то утрата ею общественного престижа
должна вызвать со стороны научного сообщества
не противодействие, а уступку антинаучным настроениям". Пример:
известный историк эстетики Б.Ф.Егоров пишет:
"Я очень болезненно воспринимаю различные выкрутасы
постмодернистского искусства, но понимаю, что упаси Боже
(орфография Б.Ф.Егорова. -- Г.З.)
"разносить" или запрещать новейшие течения во всех видах
искусства", так как "всем памятен разгром великих
композиторов", "учиненный советскими вельможами" и т.д.,
после чего пугливо возлагает надежду на время, которое все
расставит по местам -- очевидно, без помощи ученых,
дезертировавших с фронта борьбы между истиной и ложью. Запретить
ложь в условиях рыночного спроса на нее, действительно,
невозможно. Но назвать ее ложью можно и нужно -- не боясь слова
"разнос" и всего ушата обвинений в тоталитарности,
приготовленного на этот случай убийцами науки.
За прошедшие 20 лет в нашей стране марксисты практически
не занимались эстетикой и, что гораздо хуже, ею занимались
немарксисты, постсоветские ренегаты. Занимались они ею так же,
как любой другой областью знания -- уничтожали либо
с религиозных, либо с субъективистских позиций. В итоге красота
оказывалась принадлежащей либо нашему сознанию, либо
потустороннему миру, что означает одно и то же -- в нашем
материальном мире красоты нет. А такой мир немного стоит,
и вряд ли кому-нибудь придет в голову его защищать -- мир, а не себя
или бога, причем бога власть имущих.
Последнее сказано не для проформы: в религиозно ориентированной
эстетике на первый план все больше выдвигается не В.С.Соловьёв и не Н.А.Бердяев, а откровенный
нацист Ильин, прямо исповедовавший принцип партийности
("служения") и готовый поддержать любое мракобесие в любой
стране и любой сфере жизни. Второе пришествие Ильина
в отечественную эстетику -- это вызов марксизму. Речь, конечно,
идет не просто об опровержении его взглядов (красота -- создание бога, а бог -- создатель красоты), а о развитии
научной альтернативы идеологическому диктату реакции.
Марксизм -- не просто наследник классической философии;
марксизм -- это и есть классическая философия сегодня,
единственная дорога к познанию в мире, где кроме нее остались
лишь трясина постмодернизма, поглотившая неклассическую
философию, и антимир богословия.
Еще в 1970-е годы на Западе, похоронившем свое философское и в том числе эстетическое наследие, была замечена "особая
готовность марксизма предоставить эстетике новую родную почву
и включить ее в свою систему".
Отчасти эта задача была выполнена советской эстетикой,
занимавшейся теми проблемами, которые на Западе, уже тогда
затронутом интеллектуальной деградацией, отказались решать,
в первую очередь -- проблемой объективной основы эстетического
восприятия мира; но лишь отчасти. Многое в нашей эстетике было
марксистским только по названию, что и привело к ее нынешнему
печальному состоянию.
Причина, разумеется, в том, что и общество, именовавшее себя
социалистическим, таковым не являлось. В СССР и других странах
"второго мира" существовал способ производства, известный под
названием "азиатского". Более верным представляется термин
"политарный", введенный Ю.И.Семёновым, давшим наиболее
полную концепцию возникновения неополитаризма (или индустриального политаризма) в СССР. Сущностью политаризма
является то, что частная собственность (собственность части
общества) на средства производства принимает общеклассовый (а не персональный) характер и потому выступает в форме
государственной собственности; классом-собственником является
госаппарат.
Исторически неизбежное поражение политаризма стало реставрацией
зависимого капитализма, существовавшего в России до 1917 года,
и обрекло нашу страну на положение полуколонии, что означает
не только вечную бедность, но и очень резкую интеллектуальную
деградацию, борьба с которой стала основной задачей современных
отечественных марксистов.
Доказать, что марксизм жив, можно лишь применением марксистского
метода к различным философским проблемам, в данном случае -- эстетическим.
Поэтому и нужен разбор завалов как предпосылка строительства;
нужно взглянуть на результаты, достигнутые эстетикой прошлого,
в том числе той, которая считалась марксистской, и кто-то должен
сделать первый шаг.
Завалько Григорий Алексеевич
Родился в 1970 году в Москве. Окончил МГУ имени М. В. Ломоносова. Кандидат философских наук (1998), доктор философских наук (2006). Доцент кафедры философии ГМПИ им. М. М. Ипполитова-Иванова. Автор книг «Понятие „революция“ в философии и общественных науках: проблемы, идеи, концепции», «Проблема соотношения морали и религии в истории философии», «Философские проблемы эстетики», «Сокровище Шира (сказочная повесть на темы Дж. Р. Р. Толкиена)».