Тема "наука и нравственность" занимает умы людей уже давно, с тех пор, как стало понятным, что достижения науки могут легко быть использованы не на благо человека, а во вред ему. Проблема эта в художественной форме ставилась крупнейшими писателями XIX и XX веков. Некоторые персонажи их произведений вышли за рамки художественной литературы и стали символическими фигурами: Франкенштейн Мэри Шелли, мистер Хайд Стивенсона, Шариков Булгакова. К проблеме обращались и теологи, и общественные деятели. Мотив тревоги, который сопровождал дискуссии о нравственности в науке, часто способствовал нигилистическим оценкам вечной страсти человека к познанию. Вспомним, что Паскаль отказался от продолжения своих научных занятий под влиянием нравственно-религиозных соображений: он воспринимал удовлетворение потребности познавать как послабление "похоти разума". В XX веке проблема "наука и нравственность" приобрела новое звучание, которое не сразу стало заметным. До сих пор предметом споров было применение результатов, полученных в науке и технике: во благо или во зло людям. Потрясающие открытия XX века только усилили эту альтернативу. Как должна, к примеру, использоваться атомная энергия: для создания оружия массового уничтожения или для решения энергетической проблемы? Человечество, однако, продолжает уверенно продвигаться по обоим этим путям – блага и зла – параллельно. Постепенно возникло осознание того, что, говоря о возможных негативных последствиях научной деятельности, мы не можем исключать из "нравственного суда" саму эту деятельность, ограничиваясь только еñ результатами. Слова "нравственный суд" взяты из статьи академика Ивана Тимофеевича Фролова, которой открывается настоящая книга. В истории нашей философии И.Т.Фролов был первым, кто заявил, что научная деятельность подлежит нравственно-гуманистическому регулированию. Наша книга появилась в результате обсуждения острейших проблем современной науки, состоявшегося на чтениях памяти И.Т.Фролова. Вопрос не в том, как используются результаты научной деятельности, а в том, как она осуществляется. До сих пор в философии доминировала иная точка зрения: сам по себе процесс познания лежит вне сферы ценностей. Научное познание только тогда истинно, когда оно объективно. Стало быть, всñ "слишком человеческое" должно быть "вынесено за скобки", познавательный и ценностный аспекты научной деятельности должны быть разведены. Единственное назначение, которое имеет в культуре фундаментальная наука, состоит в том, что она добывает объективно истинное знание о мире. На теоретической стадии исследование должно быть этически нейтральным. Учñный устанавливает научный факт, а как им распорядится общество – это другой вопрос, который не имеет отношения к теоретической деятельности по открытию этого факта. Подобная позиция, однако, сама может быть проблематизирована, ибо в еñ основе лежит представление о задачах и характере познания, возникшее в определñнных социально-исторических условиях под влиянием господствовавшей системы ценностей. Изгнание из сферы познания ценностного измерения показалось бы нелепостью античному философу, занятому поиском блага. Не нужно доказывать, что такие идеи не нашли бы отклика и в христианском средневековье. С нейтральностью познания не согласились бы и мыслители Возрождения с их образным, гуманистическим видением мира и человека. Победила идея этической нейтральности науки в раннее Новое время. К XVII веку потребности капиталистической промышленности диктовали определñнную идеализацию науки: эффективным может быть лишь объективное познание; чтобы сделать познание объективным, нужно исключить его человеческое измерение. Подобное сильное допущение породило мощнейшее средство преобразования действительности – новоевропейскую науку. Наука эта работала на человека до тех пор, пока "вдруг", "неожиданно" не начала работать во вред ему. Жизнь заставила вернуться к вопросу о ценностных основаниях науки. Пока наука применялась в ограниченных масштабах, проблема не осознавалась. Когда наука превратилась в социальный институт, чьñ влияние пронизывает все другие сферы жизни общества, – начали задумываться о том, как нивелировать негативные последствия неудержимо развивающегося познания. Наконец, пришло осознание того, что субъект-объектная модель познания претерпела полную инверсию со времñн XVII века. Тогда для достижения объективности из процесса познания исключали всñ субъективное. Теперь наука превратила самого человека в объект познания. Сама же она превратилась в технонауку, чьñ познавательное воздействие на объект чревато необратимыми перестройками сущности этого объекта. В результате назрела необходимость в переосмыслении понимания объективности познания. При современном изучении такого объекта, как человек, нельзя абстрагироваться от того факта, что мы познаñм человека. Иначе наше познание заведомо будет зауженным, неполным. Следовательно, негуманное отношение к такому объекту само нарушает требование объективности познания. В современной науке и технике гуманистическое регулирование, гуманитарная экспертиза должны работать и на стадии постановки проблемы, и на стадии определения целей исследования, и на стадии выбора средств воздействия на объект, и, само собой, при оценке полученных результатов. Сказанное особенно наглядно в современной медицине и биотехнологиях. Современные биотехнологии затрагивают самые интимные стороны человека, саму человеческую природу. В результате возникает масса как социальных, так и этических проблем. Генетическая диагностика постепенно становится столь же обыденной практикой, как забор крови; удаñтся диагностировать наследственные заболевания, некоторые формы рака на ранней стадии, возможные патологии развития плода, давать анализ предрасположенности к заболеваниям, осуществлять направленное вмешательство в процессы появления человека на свет. Повседневной практикой становится работа в области биоинформатики. В связи с созданием банков биоинформации возникают непредвиденные проблемы: какова стоимость "телесных активов"? В какой мере в биообразцах сохраняется индивидуальность их "биопроизводителя"? Каковы границы допустимого при серийном использовании препаратов из биообразцов, в частности, в отношении степени информированности согласия? Как отрегулировать вопросы патентного права на биообразцы? Сам характер проблем нов: они возникают на грани науки, техники, этики, философской антропологии и социальной технологии. Решения этих проблем нельзя успешно искать, если не учитывать, что они носят комплексный характер, если подходить к ним как к проблемам чисто научным, или чисто социальным, или чисто технологическим. Время дисциплинарных барьеров прошло. Произошло же это потому, что преобразовательная деятельность человека, инструментами которой были наука, техника и промышленность, приобрела, наконец, глобальный характер. Качественный сдвиг можно датировать приблизительно серединой XX века. Человек создавал "вторую природу" – и вдруг она включила в себя первую как подчинñнный момент. Человек распространял свою активность во все стороны, и вдруг оказалось, что он держит в своих руках Земной шар. Деятельность человека приобрела глобальный характер, и его проблемы стали глобальными. Путь решения проблем такого рода может быть только комплексным. Специалисты, принявшие участие в коллективной монографии, показывают, как генетика, нанотехнологии, когнитивные технологии становятся средством вторжения в процессы регулирования человеческой жизни на самом глубинном уровне. Главной глобальной проблемой цивилизации становится проблема человека. И.Т.Фролов говорил, что настало время, когда нужно не только изучать, но и охранять человека. Реальной стала проблема сохранения самих биологических основ человека, сохранения и видовой, и индивидной идентичности. Не пора ли человеку занести самого себя в "Красную книгу"? При применении современных биотехнологий резко возрастают социальные риски. В условиях биотехнологической революции рыночное общество становится питательной средой для немыслимых ранее извращений, для которых ещñ не придумано статей в уголовных кодексах. Коммерциализация противопоказана научно-техническому вмешательству в природу человека. Однако мы необратимо вступаем в весьма конфликтную сферу. Современная технонаука включает в себя такие формы закрытости знания, как патенты, право интеллектуальной собственности, секретные научные разработки, корпоративная тайна, государственная тайна. Конкурентные преимущества фирмы могут объективно войти в противоречие с традиционными процедурами признания знания: с организованным скептицизмом научного сообщества. Пока засекречивалось знание об отдельных технических усовершенствованиях, большой беды не было. Но как быть со знанием, которое может затрагивать вопросы трансформации природы самого человека? В ряде статей нашей книги подробно рассказывается о новейших биотехнологических рисках. Мы на пороге эпохи, когда повседневностью станет продажа биообразцов для биобанков, продажа жидкостей тела, патентование генов, развитие нелегальных рынков человеческих органов и тканей человека, включая нелегальные исследования на них. Сложно представить, какие масштабы может принять мошенническая практика в этих условиях, какова будет еñ социальная цена, сколько человеческих трагедий нельзя будет предотвратить. Насущным стало повсеместное внедрение гуманитарной экспертизы при принятии любых социально-экономических решений, затрагивающих привычные стандарты жизни тысяч и миллионов людей. Пока что гуманитарная экспертиза не стала практикой для государственных органов. К сожалению, политики даже не осознают самой проблемы. Но еñ хорошо понимают учñные и философы. Их долг – донести необходимость гуманитарной экспертизы до широкой общественности. К сожалению, среди учñных и философов нет единства в этом вопросе. Широкую популярность приобрели идеи трансгуманизма, формирования постчеловеческого будущего. Речь идñт отнюдь не о маргиналах научного сообщества. Технократическое высокомерие застилает глаза и ведущим учñным. Пока ещñ безотказно господствует принцип: если нечто технологически возможно, оно должно быть осуществлено. В результате действия этого принципа так называемый "простой" человек лишается главного своего права – на сохранение собственной идентичности. Но пока не подозревает об этом. Как пойдñт развитие человечества дальше – зависит не от того, какие открытия в генетике или биологической робототехнике будут совершены, а от того, какие ценности возобладают среди работников науки: гуманистические или же технократические. История учит нас ясно: как только находились силы, рассматривавшие человечество в качестве материала для создания "высших" форм существования, человечеству всегда приходилось дорого за это расплачиваться. Вот почему вопрос о ценностных основаниях науки – далеко не академический вопрос. Философы веками вырабатывали гуманистические ценности. Сегодня эти ценности подкреплены комплексным, междисциплинарным изучением человека и проблем человечества. Будущее – за комплексным подходом, соединяющим естественные, технические, социальные и гуманитарные науки. Постепенно все науки – от астрофизики до молекулярной биологии – становятся науками о человеке. В новых науках о человеке ценностный фактор не выключен из познавательного процесса, как это традиционно было принято в новоевропейской науке. Напротив, он учитывается на всех стадиях познания, чтобы избежать необратимых последствий вмешательства в генетику, физиологию и психику человека. Академик И.Т.Фролов рассматривал гуманистические ценности как важнейшие регулятивы познания в эпоху, когда наука вступила в "век антропологии". В особенности ценностный фактор важен в технонауке, которая затрагивает биологические основы человеческого существования. Г.Л.Белкина, С.Н.Корсаков
![]() Философ, общественный и политический деятель, академик РАН. Занимался философией биологии, методологическими, социальными и этическими проблемами науки, стал основоположником в разработке таких проблемных областей, как глобальные проблемы
современности, комплексное изучение человека. Одним из первых в нашей стране обратился к изучению биоэтических проблем. С 1968 по 1977 г. был главным редактором журнала "Вопросы философии". В 1992 г. основал и возглавил Институт человека РАН. |