|
Оглавление
Предисловие
Пусть-ка сцепится истина съ ложью; кто
когда-нибудь виделъ, чтобы истина побеждалась ложью въ открытомъ бою?! Ибо кто не знаетъ, что истина сильна почти, какъ самъ Всемогущий? Ей не нужны ни полиция, ни ухищрения, ни цензура; нуженъ одинъ только просторъ". Мильтонъ. Доказывать, что каждый долженъ стремиться стать образованнымъ человекомъ, а образованный человекъ – знать историю своей литературы, какъ сильнейшаго проявления человеческаго духа, обусловливающаго и последующее общественное развитие – значитъ ломиться въ открытую дверь. Следовательно, появление въ свете перваго и четвертаго очерковъ настоящаго тома не требуетъ особой аргументации. Но убеждать въ положительной необходимости широкаго попутнаго изучения главнаго условия, при соблюдении котораго только и возможно было русское печатное слово, особенно последнихъ двухъ столетий, – все еще, къ сожалению, приходится. Казалось бы, чемъ лучше и основательнее изучена история цензуры, темъ глубже и всестороннее усваиваются и уясняются разнообразныя стороны литературнаго прошлаго, а безъ нихъ – оне сплошь и рядомъ делаются совершенно непонятными и даже неизвестными. Между темъ, на деле происходитъ иначе. Чтобы уяснить себе малейшие, еле заметные изгибы литературной мысли и даже формы, изучаются очень подробно биографии писателей, общия историческия и политичесиая условия той или иной эпохи, и т.д., но доминирующее надъ всей литературой условие – цензура, очень часто оставляется безъ внимания. Результаты понятны и вполне неизбежны: история литературы, какъ видимаго проявления общественной мысли и движений, не усваивается съ необходимой полнотой, масса пробеловъ остается незаполненной, масса вопросовъ неразрешенной. Можно сказать утвердительно, что русское общество не знаетъ истории того института, черезъ горнило котораго прошла вся его литература. Значитъ, не знаетъ и истории литературы, кстати сказать, вообще, у насъ сильно суженной, благодаря изучению преимущественно одной только ея части – изящной литературы. Но изучение истории цензуры безусловно важно еще и съ другой точки зрения. Нетъ лучшаго способа для изследования всей въ совокупности политики любого момента, истинной ея ценности въ отношении къ отправлениямъ человеческаго духа, какъ именно изучение условий проявления его въ литературе. Укажу хотя бы на примеръ Франции временъ Наполеона III. Несмотря на всевозможныя увертки этого авантюриста, политика и истинныя его стремления получаютъ полную свою оценку только при ознакомлении съ политикой цензуры. Когда Наполеонъ I написалъ Фуше: передайте журналистамъ, что я буду судить о нихъ не по темъ вреднымъ мыслямъ, которыя они будутъ высказывать, а по тому отсутствию благонамеренности, которой они не выскажутъ" – всемъ стало ясно, что предстоитъ обществу, пережившему великую революцию. Не менее ясно было все и современникамъ Фридриха Великаго, сказавшаго: свобода газеты не должна быть стесняема, если хотятъ, чтобы оне были интересны"... Да иначе и не можетъ быть. Реакционное начало всякой политики всегда особенно глубоко гнездится въ борьбе правительствъ съ свободой человеческаго духа и общественныхъ силь. Съ другой стороны, врядъ-ли какой-нибудь отделъ литературы по изучению нашего прошлаго такъ беденъ и бледенъ, какъ история цензуры. Работъ же, въ которыхъ каждая более или менее существенная перемена въ системе и строе цензурнаго досмотра привоцилась бы въ связь съ условиями и явлениями предшествующей или современной ей общественной или государственной жизни, въ которыхъ бы вскрывалась причинность этихъ изменений и моментовъу насъ еще меньше. Связывая все сказанное съ быстро растущимъ въ обществе интересом къ своему прошлому, нельзя не надеяться, что и изучение истории цензуры станетъ, наконецъ, прямою потребностью каждаго, желающаго иметь отчетливое представление о своей литературе. Эта именно надежда побудила меня стремиться заполнить частично хоть некоторые пробелы въ истории давнишняго спутника русской литературы, насколько она находится въ связи съ историей русской общественной мысли. Все предлагаемые вниманию читателя очерки были напечатаны сначала въ двухъ журналахъ за 1903 годы, но, особенно три первые, въ гораздо более сокращенномъ и менее обработанномъ виде. Какь заметитъ читатель, я занимаюсь исключительно историей, такъ сказать, литературной цензуры, оставляя въ стороне театры, технику книгопечатнаго дела, какъ-то: надзоръ за типографиями и т.п., и книжную торговлю. Все эти, менее правда интересныя, области представляютъ предметъ особыхъ изследований, которыхъ мы еще не имеемъ. Въ заключение я считаю своимъ долгомъ принести искреннюю благодарность: И.А.Бычкову, П.И.Вейнбергу, П.Я.Дашкову, Н.А.Лейкину, Н.М.Лисовскому, А.К.Нестерову, В.И.Семевскому и Вс. И.Срезневскому за ихъ помощь мне въ пользовании редкими материалами или портретами, позволившими предпринять более или менее широкое изследование и иллюстрацию взятыхъ мною темъ. Мих. Лемке.
Об авторе
 Лемке Михаил Константинович Известный русский и советский историк, один из основателей планомерной публикации документальных источников по русскому освободительному движению середины XIX в. Родился в городе Демьянске Новгородской губернии, в дворянской семье. Учился в Константиновском военном училище; получил военное образование, стал офицером, но вскоре вышел в отставку. В 1898–1902 гг. редактировал газеты «Орловский вестник» и «Приднепровский край» (Екатеринослав); в 1903–1904 гг. заведовал историческим отделом либерального издательства М. В. Пирожкова; в 1906 г. — редактор библиографического журнала «Книга». Сотрудничал в «Русском богатстве», «Былом», «Современном мире», «Русских ведомостях» и других журналах и газетах. В 1915–1916 гг. занимал пост военного цензора в ставке верховного главнокомандующего. В 1920–1921 гг. редактировал журнал «Книга и революция»; затем был председателем правления треста «Петропечать». В 1922 г. вступил в РКП(б). Учредитель и председатель Общества изучения истории освободительного и революционного движения в России.
Научные интересы М. К. Лемке были направлены преимущественно на историю цензуры и борьбы русского абсолютизма с революционными и прогрессивными течениями общественной мысли. Как исследователь он формировался в переходную эпоху кризиса буржуазной историографии и зарождения марксистской исторической науки. Используемый им фактографический метод позволил ему в известной степени преодолеть тенденциозность либерально-буржуазной историографии. Его книги о деятелях русского освободительного движения, по истории цензуры и журналистики основаны на документальных материалах, впервые введенных им в научный оборот. Под его редакцией вышли труды А. И. Герцена («Полное собрание сочинений и писем», т. 1–22, 1919–1925) и Н. А. Добролюбова («Первое полное собрание сочинений и писем», т. 1–4, 1911); комментарии к этим изданиям содержат уникальные документы по истории русского революционного движения, а также важные сведения биографического и библиографического характера. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
