Бучаченко А.Л.Ак★★ От квантовых струн до тайн мышления.
..: Экскурс по самым завораживающим вопросам физики, химии, биологии, математики

Анонс

Оглавление

Читателю

Книги, как и письма,

...пишут разные:

Слёзные, болезные,

Иногда прекрасные,

Чаще бесполезные. Эта книга не научная, она – о науке, о её внутренней красоте, о её очаровании, которое открывается через знание, через понимание; другого пути нет. Гаспар Монж: "Только очарование, сопровождающее науку, может победить свойственное людям отвращение к напряжению ума". А может и не победить. Потому что мышление – великий труд.

Автор помнит предупреждение Германа Гесса: "Мир кишит сочинителями, у которых невпроворот великолепных идей, но нет дара находить меткие и яркие слова для их выражения". Поэт написал об этом проще:

Неясных замыслов величье

Их души собственные жгло,

Но сквозь затор косноязычья

Пробиться к людям не могло.

Автор разделяет мысль Марка Алданова, прекрасного писателя, о том, что лучшее из написанного писалось на отрывных листах записной книжки, без забот об издателях, читателях и потомках. Именно так и писал эти заметки автор. Но это не даёт никаких оснований для высокой оценки написанного им.

Эти заметки о науке и научном творчестве. О физике – науке о фундаменте мироздания. О химии – центральной науке, в которую мы все погружены и в которой есть своя музыка и свои ноты. И если химия ещё не вся жизнь, то вся Жизнь – это химия... Это заметки о восхитительной биологии – науке о главном, о жизни и живом мире, об уме, мышлении и гениальности. О математике – царственной науке. Именно они, эти науки – самые гуманитарные, самые гуманистические. Именно они человеку служат, а не притворяются в служении.

Автор суммировал свои заметки не из притязаний на известность – ему это абсолютно чуждо. Книга о том прекрасном, величественном и добром, что есть в науке, о тех замечательных людях, которые делают науку... Она – об очаровании ума и умных людей, их восхитительной гениальности...

Книга адресована людям с открытым и любопытным умом – недоверчивым, но восприимчивым. И возраст тут ни при чём... Но есть и авторская ориентация на молодые умы, на тех, кто делает свой выбор, кто ищет свои пути и в жизни, и в науке. Авторский призыв – прежде чем идти, прежде чем наступать на что-либо, убедитесь, что это не грабли... И напомнить Иммануила Канта: "Имейте мужество жить своим умом..." Расул Гамзатов выразился ещё элегантнее: "Не седлайте чужих мыслей... Заведите свои". Он ведь был сыном Кавказа и любил лошадей.

Что есть наука?

Это скучный вопрос. Есть десятки ответов на него – ярких и унылых, серьезных и шутливых, глубоких и примитивных. Многие из них демонстрируют остроумие, изощренность и элегантность мышления (вроде такого: наука есть способ удовлетворять любопытство за государственный счёт). Но точен и бесспорен лишь один, простой и лишенный пафоса – наука есть добыча Знаний. За ним всё – и цель, и способы добычи, и пути познания, и профессия, и вдохновение, и судьбы. История науки – это история поисков и находок, ошибок и удач, путь преодоления догм... Это движение по дорогам великих, блестящих идей и унизительных заблуждений, вдохновения и отчаяния, взлетов и падений, ярких озарений и унылых, тусклых тупиков. Это дороги безумных радостей и осознанных самоубийств, дороги восторга и смертельных ошибок. Великие и драматические дороги познания, бесконечные и полные очарования...

Великий Ньютон заключил эту мысль в монументальную формулу: "Наука есть движение мысли человеческой вслед за мыслью Творца". Эта формула неполная. ВоÍпервых, в понятие Творца Ньютон и современная наука вкладывают разный смысл: он имел в виду Бога, а наука – Большой взрыв. ВоÍвторых, формула Ньютона в точности изображена на его могильной плите: "The purpose of science is about to follow God's thoughts towards a scary uncertainty". Конец фразы предупреждает: движение к пугающей неопределенности. И это предупреждение об опасностях науки. Но об этом дальше...

Всё собранное на этих дорогах – в книгах. И немного – в этой... Книги – спрессованное топливо будущего. Но они могут оказаться настоящим топливом пещерного очага. При современном образе жизни это не так уж и невероятно. И потому имеет смысл искать вдохновение в красоте и очаровании науки – самой высокой и таинственной части нашей цивилизации. Превращать тайное в явное, непредсказуемое в неизбежное – в этом заключена интрига восхитительной игры, именуемой наукой.

Два лика цивилизации

Два абсолютно разных мира живут в мозгу, в этом прекрасном, восхитительно-божественном органе, упакованном в черепную коробку. Один мир есть разум – свойство размышлять, создавать мысль – инструмент познания; другой мир – духовный, способность рождать чувства, эмоции. Первый – объективен, рождает и удерживает знания; второй – абсолютно субъективен, индивидуален; он хранитель вкуса, симпатий и привязанностей.

Наука справедлива – и в этом тоже её очарование... Законы Ньютона, квантовая механика, дислокации в кристалле, изотопные эффекты, движение планет – всё это вещи автономные, независимые от личных вкусов; они от разума. Их можно любить или ненавидеть – они от этого не исчезнут, от них не избавишься. Однажды молодой Николай Николаевич Семёнов (НН, его все так называли) – уже великий учёный, но ещё не Нобелевский лауреат (это случится позже), – стоя у доски с мелом в руках, в горячей дискуссии высказал некую новую идею. Когда кто-то из зала заметил, что идея не проходит – она противоречит закону сохранения энергии, НН, подумав мгновение, согласился и с досадой бросил: "Эх, если бы не этот закон, как много хорошего можно было бы сделать". И он прав...

Мир духовный, мир искусства субъективен. Сальвадор Дали кому-то нравится, а кому-то он отвратителен. Кто-то без ума от Баха, а кто-то к нему равнодушен и любит рок. Для кого-то Достоевский – великий мыслитель, а кому-то вся его философия представляется примитивной и дешевой. Кто-то любит балет, а кто-то его видеть не может. Для кого-то искусство – всё, а кто-то считает его лишь бледной рефлексией жизни. Для кого-то Василий Блаженный – шедевр, а для кого-то – лубок. Первые уверенно считают вторых людьми со слабо развитым вкусом, людьми жалкими, лишенными эстетического чувства, нравственно глухими и слепыми. Вряд ли эта уверенность надёжна... Владимира Набокова нельзя признать человеком дурного или неразвитого вкуса, но вот его мнение о Достоевском: посредственность, чьи книги полны мелодраматической чепухи, дешевой мистики и вымученных страданий. И он в этой оценке не одинок... А вот Вогюэ о Достоевском: "...собиратель русского сердца, умевший окунуться в скорбь жизни". Почти тоже сказал А.Ф.Кони: "Поэт скорбных сторон человеческой жизни". Было множество критиков прекрасных стихов Н.А.Некрасова. Одному из них, наиболее яростному, ответил Боровиковский:

Ты сосчитал на солнце пятна,

Но проглядел его лучи...

Автор знает многих людей, которые считают, что всё написанное Л.Н.Толстым не стоит и одной страницы того, что написала Светлана Алексиевич ("У войны не женское лицо"), а книжные страдания Андрея Болконского ничто в сравнении со страданиями тех, о ком пишет Алексиевич. Аристократическая бабушка Александра Блока ненавидела нравственные проповеди Толстого за их лицемерие и банальность. Театр – великое явление культуры, но почему-то в жизни всё фальшивое (например, жесты) называют театральным.

Конечно, Дон Кихот – великий герой. Но в его образе смущает одно неправдоподобное обстоятельство: как можно дожить до такого преклонного возраста и остаться таким целомудренно-наивным, если не сказать – глупым? Похоже, Сервантес изобразил пародию, из которой сделали кумира, приписав ему фальшивое благородство. Но Рубен Дарио видит иначе: "Воин, которого ещё никто не смог победить, ибо щит его – фантазия, а копьё – само сердце". Для испаноязычного поэта именно это и есть правда.

В.И.Баженов признан великим мастером архитектуры (дом Пашкова в Москве). Но Карем Раш считает его человеком, притязания которого намного превосходят его скромные задатки; он одержим нездоровой гигантоманией и перестраиванием на заимствованный манер. И где правда? В искусстве, в мире чувств нет одной правды; у каждого она своя. В оценках искусства, как и в оценках людей, нет никакой однозначности. Лишь в науке правда – единственная. В этом заключено монументальное различие науки и жизни: в науке всё должно быть правильно, а в жизни людям нужно, чтобы им было хорошо, и не обязательно правильно.

В мире духовном, мире искусства оценки зависят от позиций, точек зрения, вкусов, симпатий, привязанностей. И потому они разнообразны, часто неожиданные, ошеломляющие, обескураживающие и восхищающие. И много чарующих легенд; одна из них – улыбка Джоконды; таких улыбок на улицах Москвы миллионы... В научном мире оценки объективны и потому скучны и однообразны. Именно это огорчило романтическую натуру Н.Н.Семенова (см. выше). Известный хирург Николай Амосов с грустью заметил: "Для учёных наука примитивна, а для других скучна".

В области духа, искусства, культуры все оценки неоднозначны, вкусы переменчивы; то, что вчера казалось эстетичным, сегодня может лишиться обаяния. Вечные ценности здесь скорее исключения; чаще они продукт твёрдых убеждений, которые, как известно, есть высшая форма тупости. Кант заявлял: "Вечны лишь создания искусства". Надо простить ему эту нелепость, ведь он был философом, а не учёным... Только в науке вечные ценности действительно вечны и не зависят от убеждений.

В привязанности к театру, к живописи, к литературе, к музыке есть молитвенная страсть, есть огонь духовного поклонения и религиозного восторга. К научным делам нет такого религиозного пристрастия, хотя творения науки (от автомобильного карбюратора до ноутбука) достойны не меньшего восторга, чем сонаты Баха, вальсы Шопена или театральные постановки Романа Виктюка. Очарование тех и других доступно разным сознаниям. И разным созданиям...

Познание – самый трепетный процесс. Разум и чувство – два волшебных средства, инструмента познания. И то, и другое – личная собственность. Ум – понятие самое неопределённое, самое зыбкое и гибкое, самое пластичное из всех человеческих понятий. Человеку свойственно понимать, даже если он этого не хочет – так он устроен; сам процесс понимания, размышления, постижения истин ему отраден. Великий Зельдович считал это свойство духовной потребностью. Понимание – самое важное дело, божественное занятие. А для некоторых это ещё и профессия... Как сказал один остроумный человек, пародируя знаменитого философа: "Я мыслю – и на это существую". Все люди братья, но не все – по разуму.

Мера цивилизации – степень приподнятости мира человеческого над миром естественной (дикой) живой природы. И эту меру, конечно, надо оценивать по высшим достижениям человеческого ума и духа; цивилизация ведь не исключила отвратительных человеческих творений – войн, убийств, лжи, подлости, пещерного телевидения. Хотя, возможно, это тоже для кого-то дело вкуса как всякая ненаучная, эмоциональная оценка... Ведь врачи-нацисты, проводившие бесчеловечные медицинские эксперименты над детьми, уверенно считали себя цивилизованными людьми... Массовые убийства евреев в газовых камерах и в Бабьем Яру они тоже считали актами цивилизации. Два лица цивилизации – это ещё и её двуличие, её лицемерие.

Наука – на острие цивилизации: она поддерживает устойчивое существование уже достигнутого (без науки – путь в пещеры) и добывает новые знания. Вслед за ними появляются новые элементы цивилизации. "Наука естествознания – тот рычаг Архимеда, который единственно способен повернуть мир лицом к солнцу разума" (М.Горький в письме к К.А.Тимирязеву). Карл Бэр оценивал науку ещё выше: "Наука связывает между собой все образованные народы и некогда, может быть, соединит их в один общий государственный союз". Мысль наивная, но благородная... Союз двух миров – науки и искусства, науки и культуры, их интерференция, их взаимодействие создают то, что называют цивилизацией. У неё два лица: в одном прочность, уверенность, надёжность, в другом изменчивость, непостоянство, радуга мнений, игра чувств. Искусство и наука – два поля битвы: первое – битвы вкусов, мнений, взглядов; второе – битвы знания и незнания...

Глобальные идеи

Ценности в науке и в обществе – разные. Люди измеряют прогресс такими доступными и привычными вещами и понятиями, как телевизор, автомобиль, двигатель внутреннего сгорания, мобильный телефон, компьютер, полёт в космос, атомная энергия, система Глонасс... Их множество, таких вещей – изумительных, ошеломляющих и уже потерявших очарование новизны. Люди к ним привыкли и почти не осознают, откуда они. Большинство считает, что все блага исходят из торговых центров. На эту тему неплохо высказался Эйнштейн: "Стыдно должно быть тому, кто пользуется чудесами науки, заключёнными в обыкновенном радиоприёмнике и при этом ценит их также мало, как корова те чудеса ботаники, которые она жуёт". Ну почему стыдно? Тут Эйнштейн слишком крут...

Для науки все эти "чудеса ботаники" лишь вторичные продукты, побочные результаты и следствия её фундаментальных идей. Они лишь события, технические и технологические прорывы, совершенные на плечах великих, глобальных идей, на которых строится цивилизация. И их совсем немного...

Наука открыла устройство мира. Она показала, что мир устроен изумительно просто, но в этой таинственной простоте есть интригующая загадочность. Наука открыла чертежи и законы, по которым сотворен мир. Она установила, что мир создан по точному математическому законодательству – по формулам и уравнениям с точно заданными мировыми константами. Это законодательство наука отчеканила в идеях и теориях – строгих и точных.

Глобальные созидательные идеи создали великие теории:

– эвклидову геометрию, теорию физического пространства (Эйнштейн назвал ее триумфом мышления);

– эйнштейновские теории относительности, создавшие макроскопическую концепцию устройства нашего мира и Вселенной;

– квантовую механику, которая раскрыла структуру, динамику и изумительные свойства нано- и микромира;

– дарвиновскую теорию эволюции, живую и развивающуюся концепцию Жизни, несущую колонну современной науки.

Все остальные многочисленные интеллектуальные прорывы человечества – и полёт в космос, и шаги по Луне, и ядерная энергетика – всего лишь "инженерные" следствия гениальных созидательных идей... Ведь ни в высадке на Луне, ни в полёте на Марс, ни в синтезе трансурановых элементов нет никакой свежей созидательной идеи.