|
Содержание
Из главы "Исторические истоки"
По-видимому, термин "меганаука", все чаще появляющийся на страницах статей и книг, посвященных современной науке, не допускает простого определения, ограничивающего содержание нового понятия. В этой книге речь идет о меганауке как о гносеологическом понятии. Поэтому определение неотделимо от выявления общего субстрата долгой эволюции пауки в целом. Меганаука при несомненной специфике своих проблем является наиболее резким и явным выражением инвариантов всей истории науки – всей ее истории, начиная с древности, с первых попыток формулирования единства мира, с определения его общей субстанции. Древнегреческая наука предвосхитила исторические инварианты науки, она была прелюдией всего последующего ее развития, в ней прозвучали те мотивы, которым суждено было дифференцироваться и усложниться, по не было суждено замолкнуть. Античная наука задала природе вопросы, которые впоследствии вызывали все новые и новые, но отнюдь не исчерпывающие ответы, вопросы сохранялись и переадресовывались каждой эпохой новой эпохе. Меганаука – новый по методу и по содержанию ответ на эти фундаментальные вопросы. Поэтому определение меганауки должно начинаться с ее античных предшественников, с некоторых общих историко-гиосеологических понятий, в том числе с представления о бесконечной и необратимой эволюции познания. Вместе с тем меганаука обладает очень точно очерченными хронологическими рамками. Она – дитя двадцатого столетия, и главным образом его второй половины, т.е. нашего времени. Наука нашего времени столкнулась с понятиями бесконечности и конечности пространства и времени, единства и дифференцированности полей, дискретности и непрерывности мироздания как с проблемами, в принципе допускающими экспериментальное исследование. Наука всегда сочетала широкие обобщения, поиски наиболее фундаментальных принципов, из которых естественно вытекали бы конкретные концепции (то, что Эйнштейн назвал внутренним совершенством концепций), с апелляцией к эмпирическому постижению мира (Эйнштейн назвал этот критерий истины внешним оправданием теории). Но для современной науки такое сочетание приобрело специфический характер. Современная астрофизика непосредственно переходит от наблюдения новых астрономических объектов к проблеме бесконечности и конечности мира и от подобных фундаментальных обобщений к новым наблюдениям. Физика элементарных частиц, которая почти задыхается от избытка новых экспериментальных открытий, сразу же включает их в наброски единой теории. В комплексе математических, физических и биологических исследований, который воплощается во все новых и новых компьютерах, нельзя обойтись без дискуссий об искусственном интеллекте... Коллизия неизбежной исторической ретроспекции и крайне сжатой во времени специфичности того, что происходит сейчас, может быть охарактеризована точнее, если распространить на теорию и историю познания введенное Рейхенбахом понятие сильной необратимости времени, которому далее придется посвятить особый очерк. Здесь, забегая вперед, ограничимся самым кратким напоминанием. Рейхенбах различает слабую необратимость времени, неизбежное отличие позже от раньше, и сильную необратимость, которая не требует сопоставления раньше и позже, а может быть зарегистрирована сейчас. В истории познания бывают моменты – они называются научными революциями, – когда в самом стиле научного исследования сталкиваются и соединяются позже и раньше, когда исследование становится невозможным без прогноза, направленного в позже, и ретроспекции – в раньше. Такие моменты отличаются от органических эпох, когда прошлое казалось действительно прошлым, уже ушедшим в историю, а будущее представлялось действительно будущим, т.е. чем-то еще не возникшим. Вместе с тем научные революции с настоятельностью требуют ретроспекции и прогноза, уходя назад и вперед из сейчас, иначе слившиеся и противоборствующие раньше и позже не могут быть определены. Между тем в самой исторической последовательности научных революций можно увидеть некоторую необратимую трансформацию. Они преобразуют все более фундаментальные представления о мире и все более общие методы его познания. Соответственно они сопровождаются все более радикальными и хронологически далекими ретроспекциями и прогнозами. Наше время – время тысячелетних прогнозов и тысячелетних ретроспекций. Последние охватывают генезис науки, древнегреческую натурфилософию. Основная коллизия античной философии – коллизия
логического охвата мира в его целом и эмпирического,
чувственного познания. Коллизия Логоса и Сенсуса. Однако
греческая натурфилософия не была натурфилософией
в том смысле, какой это понятие приобрело
в XVII–XIX вв. Коллизия Логоса и Сенсуса в древности
не была гегемонией Логоса хотя бы потому, что она была
коллизией эстетического познания мира. Даже чисто
логические на первый взгляд апории Зенопа не исключали
чувственно воспринимаемых и в этом смысле достоверных
образов летящей стрелы или бегущего Ахиллеса, – именно такие образы делали парадоксальным вывод
элеатов: "Движения нет!". Коллизия Логоса и Сенсуса
не уничтожала единства этих полюсов, которые получили
особенно отчетливое противопоставление в отрицании
движения у элеатов и покоя у Гераклита. Еще более
фундаментальным было различие линии Платона – субстанциальности
чувственно не воспринимаемых идей –
и линии Демокрита – субстанциальности в принципе
наблюдаемых, чувственно представимых атомов. У Демокрита
эти чувственные образы переносились в чувственно
недоступную, ультрамикроскопическую (если такой
термин подходит для времени, когда до микроскопа
было очень далеко) область, а непротяженные и недоступные
эмпирическому восприятию идеи Платона представлялись
в форме художественных образов. У Аристотеля
эмпирическое постижение мира (вспомним колоссальные
по объему сведения, которые направлял философу
штаб его ученика Александра Македонского)
и логика познания сблизились в значительной мере, еще
более возраставшей в силу общей для аттической мысли
сенсуально-художественной формы логических конструкций.
Но все это было и логически и исторически очень
далеко от слияния Логоса и Сенсуса в современной меганауке. Об авторе
Известный отечественный историк естествознания, специалист в области методологии и философии науки. Окончил аспирантуру Института экономики Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук. Работал в Институте истории науки и техники, в Комиссии по истории естествознания АН СССР. В 1937 г. защитил докторскую диссертацию. С 1944 г. занимал пост заместителя директора Института истории естествознания и техники АН СССР. Б.Г.Кузнецов – автор многих книг по истории, методологии и философии науки, получивших широкое признание читателей. Большую популярность имели его трилогия о развитии физической картины мира в XVII–XX вв., одно из лучших в мировой литературе жизнеописаний Альберта Эйнштейна, книги о жизни и научной деятельности Исаака Ньютона, Галилео Галилея, Джордано Бруно, а также многие другие работы о становлении современной научной картины мира. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||