Вводная част ь. ЯЗЫКОВАЯ СПОСОБНОСТЬ И ВОЗМОЖНОСТИ ЕЕ МОДЕЛИРОВАНИЯ |
| | Методологические предпосылки решения задачи и выбор диагностирующей языковой личности |
| | Приемы моделирования процессов понимания |
| | Представления о творческих потенциях и эволюции языковой способности |
Часть I. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ АССОЦИАТИВНО-ВЕРБАЛЬНОЙ СЕТИ (ABC) В ПРОЦЕССАХ ПОНИМАНИЯ ТЕКСТА |
Глава I. | Внешние показатели эволюции слов и их восприятие носителем языка (потенциальный словарь носителя) |
| 1. | Композиционные оправдания |
| 2. | ABC и "сеть" словарей |
| 3. | Лексические вариации в ABC |
| | Словоизменение |
| | Пассивный словарный запас |
| | Варьирование фонетико-морфологического состава слова |
| 4. | Словообразовательные ресурсы ABC |
| 5. | Заимствования |
Глава II. | Эволюция содержательной стороны слова |
| 6. | Процессы семантического развития слов и возможности их освоения ABC читателя |
| 7. | Новые слова |
| | Аббревиатуры советского времени |
| | Явления и реалии современной жизни |
| | Новые явления культуры и техники |
| | Диалектные слова |
| | Слова общего характера |
Глава III. | Некоторые синтаксические новации |
| 8. | Синтаксис словосочетаний и предложений |
| | Новое в словосочетаниях |
| | Двойное обозначение агенса |
| | Синтаксические периоды и парцелляция |
| 9. | Функции двоеточий |
| 10. | Использование скобочной записи |
| 11. | Когнитивные и прагматические предпосылки "безличности" |
| 12. | Итоги работы ABC и переход к другим уровням |
Часть II. ИЗМЕНЕНИЯ В "КАРТИНЕ МИРА" И ПРАГМАТИКОНЕ НОСИТЕЛЯ РУССКОГО ЯЗЫКА |
Глава IV. | Когнитивный уровень функционирования языковой способности |
| 13. | Общая характеристика единиц этого уровня |
| 14. | Новые понятия -- новые знания о мире |
| 15. | Фразеология |
| | ФЕ пассивного словаря |
| | Фразеологизмы послепушкинского времени (1840-1910 г.г.) |
| | Фразеологизмы XX века |
| 16. | Игра слов |
| 17. | Метафора |
| | Метафорический перенос значения |
| | Метафоры-словосочетания |
| | Изобразительные метафоры |
| 18. | Развитие метафорического поля и возникновение образа |
| 19. | Генерализованные высказывания |
| 20. | Новые фреймы |
Глава V. | Прагматика текста и прагматикой читателя |
| 21. | Прагматическая роль элементов композиции |
| | Зачин и композиционные стыки |
| | Мена "точек зрения" в повествовании |
| | Кинематографическая изобразительность |
| | Образ автора |
| 22. | Сюжетная пружина повествования |
| | Ключевые слова |
| | Герои в поисках смысла |
Заключение: Serendipity |
| | Условные обозначения изменений в языке и соответствующих операций на разных уровнях языковой способности человека в процесах понимания текста |
| | Книги того же автора |
О лексикализации грамматики
Под языковой способностью человека понимают обычно возможность
для него производить и понимать тексты, ранее ему не известные,
им не производившиеся и не слышанные. Согласно распространенным
представлениям языковая способность складывается из составляющих,
которые соответствуют уровням языковой структуры.
Так, различают фонетический компонент языковой способности,
морфологический, синтаксический, лексический. Последний совпадает
с индивидуальным лексиконом, со словарем "в голове" человека
и является ответственным за лексико-семантические связи слов, основывающиеся
на ассоциативных принципах. В соответствии с подобными
представлениями в процессе порождения или восприятия
текста происходит соединение, осуществляется синтез разных компонентов,
которые в другое время представляют собой независимые одно
от другого, самостоятельные образования и хранятся в памяти
человека по отдельности: отдельно лексика, отдельно правила словоизменения,
отдельно правила соединения слов или правила словообразования.
Такова наиболее распространенная модель владения
языком, которая в явном или неявном виде разделяется, как кажется,
большинством лингвистов.
Проведенные мною исследования усредненной ассоциативно-вербальной
сети (ABC) современных носителей русского языка так же
как анализ индивидуальной ассоциативно-вербальной сети, дают
основания пересмотреть расхожую модель владения языком,
во всяком случае в части, касающейся лексико-семантического и грамматического
(т.е. словоизменительного и словообразовательного)
уровней.
Результаты этих исследований показывают, что грамматика
не отделена от лексики, а наоборот, синкретична с ней, разлита, "размазана",
так сказать, по ассоциативно-вербальной сети, которая репрезентирует
индивидуальный лексикон носителя языка. Грамматика
в ней хранится в лексикализованном виде, так что все грамматические
формы распределены между узлами-лексемами этой сети. Если бы
мы обладали таким средством, которое позволяло бы остановить время,
одномоментно зафиксировать грамматическое состояние всех узлов
индивидуальной ассоциативно-вербальной сети носителя языка,
мы могли бы, в случае такой фиксации, наблюдать картину, при которой
каждая находящаяся в своем узле лексема, связанная десятками
и сотнями семантических, грамматических и других нитей-связей
со многими такими же узлами, оказалась бы запечатленной в одной
из своих косвенных словоформ: именно так, синкретично с лексемой
соединена грамматическая форма в индивидуальном лексиконе носителя
языка. В текущем же, неостанавливаемом времени каждая лексема
находится в состоянии постоянной грамматической осцилляции,
воплощаясь каждый раз в той словоформе, которая оказывается потребной
для проходящего через сознание -- порождаемого или воспринимаемого -- в данное время текста. Однако, взятая в любой отдельный
момент, совокупность всех состояний однотипно изменяемых
лексем интегрирует целиком и, видимо, интегрирует с многократной
избыточностью соответствующую парадигму, которая оказывается
тем самым всегда присутствующей в лексиконе, но распределяемой
между разными аналоговыми лексемами ассоциативно-вербальной
сети. Такой механизм и обеспечивает владение грамматикой, или
"языком" в узком смысле слова, т.е. языком на вербально-грамматическом
уровне. Как свидетельствует опыт изучения "Ассоциативного
тезауруса русского языка", из всего множества лексем, зафиксированных
в усредненной ассоциативно-вербальной сети носителя, одномоментно
в лемматизированной форме оказывается их не более
20--25%, что в точности соответствует "грамматическому состоянию",
т.е. степени грамматикализованности среднего текста на современном
русском языке. Следовательно, ассоциативно-вербальная сеть, воплощающая
структуру индивидуального лексикона, содержит в себе
и признаки словаря, поскольку состоит из набора семантически и грамматически
связанных одна с другой единиц, и некоторые признаки
текста, поскольку степень грамматической оформленности этих единиц
соответствует степени их оформленности в текстах.
Косвенным подтверждением справедливости или, во всяком случае,
правдоподобности высказанных положений может служить обращение
к словарю индивидуальности, словарю языка писателя, поэта.
Такой словарь не является, естественно, одномоментной фиксацией
состояния ассоциативно-вербальной сети соответствующего автора,
но представляет собой протяженную во времени серию подобных
фиксаций, каждая из которых отвечала когда-то тому или иному порождаемому
им тексту.
Если ABC свойственно одно какое-то грамматическое состояние
узлов, то в индивидуальном словаре мы обнаруживаем интересующую
нас лексему отмеченной в разных состояниях, но и принадлежащей
разным контекстам. При этом для подавляющего большинства
лексем, несмотря на их относительно высокую встречаемость в текстах
определенного автора, характерна неполнота грамматической
парадигмы. Так, слово болезнь употреблено в трилогии М.Горького
15 раз, но среди его форм отсутствуют Вин. и Предл. п. ед. ч., Им., Вин.
и Твор. падежи мн. ч. В словаре к произведениям А.С.Пушкина то же слово мы находим с частотой 56, но его парадигма опять-таки полностью
не восстанавливается из этих словоупотреблений, так как
ни разу не зафиксированным оказался Дат. п. ед. и мн. ч. С аналогичной
картиной мы столкнемся, обратившись к словоформам этой лексемы,
например, в романе Л.Н.Толстого, где ее частота равна 60, или
в творчестве М.Ю.Лермонтова, употребившего это слово в своих текстах
38 раз. Значит ли это, что Горькому была неведома форма предложного
падежа этого слова, а Пушкин никогда не употреблял или не слышал
его словоформы в дательном падеже? Вопрос кажется абсурдным.
Словарь и сеть
Конечно, словарь к одному произведению или даже словарь всего
творчества того или иного автора не в состоянии охватить всех словоупотреблений,
произведенных или воспринятых данной индивидуальностью
в течение своей жизни. Но даже и это множество слов, коль
скоро его удалось бы зафиксировать, не покрывало бы всех возможных
словоформ и дериватов, представленных в современном данной
личности варианте литературного языка. Тем не менее, владеющий
языком человек в состоянии опознать и идентифицировать никогда
им ранее не встречаемую и самим не использованную форму известной
ему лексемы или ее деривата. В этом, как было сказано выше,
и состоит суть владения языком, суть языковой способности человека.
Словарь творческой индивидуальности, скажем, словарь языка
писателя, в каком-то смысле подобен ассоциативно-вербальной сети,
отличаясь от нее двумя особенностями. Во-первых, ассоциативно-вербальная
сеть экономнее чем индивидуальный словарь, так как
не совмещает в одном узле более одной словоформы одной и той же лексемы,
тогда как словарь под именем лексемы включает (или может
включать) все ее употребления в разных текстах. Ср., например, слово
болото в упомянутом словаре Горького, где оно в соответствующей
словарной статье приведено в таких формах: болото, на болоте,
в болоте, болота. Во-вторых, ассоциативно-вербальная сеть обладает
большей динамичностью, поскольку грамматическое состояние любого
узла не предопределено заранее, а зависит от производимых или
воспринимаемых текстов. В словаре же все формы статичны, зафиксированы
раз и навсегда.
Итак, мы вплотную подошли к формулировке нашей задачи
и раскрытию содержания проводимого для ее решения эксперимента.
Чтобы моделировать языковую способность человека, достаточно
имеющемуся в нашем распоряжении словарю какого-то автора, в котором
воплощается его индивидуальный лексикон, придать ту же степень
динамичности, которая свойственна ассоциативно-вербальной
сети. Достичь динамичности можно лишь в процессе функционирования
лексикона или сети, функционирования в продуктивном или рецептивном
режиме. Что касается первого, то трудно себе представить
ситуацию, чтобы некто, вооруженный всеми словоформами, находящимися
в словаре какого-то автора, смог воспроизвести созданные
им тексты. Даже словоформы одного небольшого художественного
произведения, например, стихотворения Пушкина, будучи предложенными
в качестве материала человеку, который не знает этого
стихотворения наизусть, не приведут нового "автора" к тому же результату.
И это понятно: текст, а тем более художественный, не состоит
из соединения лексической семантики с грамматикой, при его создании
в действие включаются обязательно более глубокие и сложные
уровни организации языковой личности, а именно, когнитивный, или
уровень знаний о мире, и прагматический, или целеполагающий
и мотивационный. Моделировать же их индивидуальную структуру
и содержание принципиально невозможно.
Иначе обстоит дело с функционированием словаря (или индивидуального
лексикона, или ABC -- теперь, после сделанных разъяснений,
эти понятия можно употреблять как синонимы) в рецептивном
режиме, т.е. в режиме восприятия, например, чтения с данным словарем
текстов других авторов. Те лакуны, те несовпадения, которые
будут обнаруживаться при сопоставлении, при наложении друг
на друга словников, с одной стороны, индивидуального лексикона или
авторского словаря, а с другой стороны, словника текста, читаемого
как бы носителем этого лексикона, получат объяснения на основе реконструкции
ассоциативно-вербальной сети, выявления ее потенций,
ее системной экстраполяции за пределы реального, материализованного
и зафиксированного в словаре словника.
Предлагаемый здесь эксперимент может быть назван так:
"Пушкин читает Маканина". В качестве активно функционирующего
индивидуального лексикона, моделирующего тем самым языковую
способность, используется четырехтомный словарь произведений
А.С.Пушкина, а объектом его восприятия становится рассказ
В.Маканина "Человек свиты". В итоге мы получаем ответ на вопрос,
мог бы носитель русского языка, принадлежащий по своему воспитанию
и уровню знаний к первой трети прошлого века, даже такой
выдающийся представитель этой эпохи как Пушкин, воспринять
и понять текст, относящийся к нашему времени, входящий в контекст
современной русской литературы. Выбор текста, на полтора века
отстоящего от времени существования личности, которой принадлежит
диагностирующий словарь, интересен в нескольких отношениях:
он дает возможность ответить на три группы вопросов -- вопросы,
относящиеся к языку, его эволюции; вопросы, касающиеся языковой
личности вообще и той конкретной индивидуальности, чей словарь
мы используем; наконец, вопросы методологического плана.
Среди первой группы вопросов я бы назвал такие:
-- какие изменения произошли в структуре языка, в его семантике,
грамматике, лексическом составе;
-- как изменилась картина мира у современного носителя русского
языка по сравнению с картиной мира русского человека первой трети
прошлого века и какое отражение это нашло в данном тексте и используемых
языковых средствах;
-- каковы собственно языковые и текстоорганизующие показатели
происшедших за полтора века коммуникативно-прагматических изменений,
связанных с построением текста, отражением в нем позиции
автора и ее соотношения с позицией читателя, с особенностями
мотивации действий персонажей, используемой аргументации, идеалов
и целей и т.п.
Что касается вопросов второй группы, то здесь я выделю следующие:
-- как функционирует индивидуальная ABC в рецептивном режиме,
каковы закономерности ее самоорганизации и саморазвития;
-- как соотносятся друг с другом активный и пассивный словарь
личности -- и в качественно-содержательном отношении, и в количественном;
-- какие единицы "картины мира" становятся наблюдаемы при
таком подходе, как они воспринимаются и взаимодействуют с единицами
ABC;
-- в чем проявляется специфика единиц прагматикона личности,
и каковы их изменения за указанное время.
К вопросам методологического плана следует отнести по меньшей
мере два:
-- в чем суть процесса понимания, каковы факторы, его затрудняющие
на разных уровнях структуры языка и на разных уровнях организации
языковой личности;
-- как с учетом упомянутых факторов должен строится комментарий
к тексту, облегчающий его понимание.
Теперь, когда сформулированы исходные положения и намечены
задачи исследования, мы можем приступить к описанию техники
анализа. Рациональнее сделать это в несколько этапов: сначала продемонстрировать
методические приемы при сплошном продвижении
по тексту с диагностирующим словарем Пушкина, и этому, собственно
говоря, посвящена "Вводная часть". Далее, в соответствии
с уровнями организации языковой способности, последовательно прокомментировать
особенности функционирования "регистрирующих
структур" каждого уровня -- ABC, тезауруса и прагматикона. Текст
рассказа был введен в ЭВМ, и были получены необходимые для его
анализа словник, частотные характеристики текста и словника, а также
конкорданс.
Юрий Николаевич Караулов
Лингвист, специалист по общему и русскому языкознанию, автор 300 научных
работ, в том числе 11 монографий и 10 словарей. Исследовательская
деятельность ученого связана с тремя направлениями, в разработке которых им
получены существенные результаты: теория языковой личности, ассоциативная
лингвистика, теория и практика лексикографии.
Ю.Н.Караулов -- лауреат Государственной премии СССР (1991) и премии
Президента Российской Федерации (2003). Сформировавшаяся на базе его работ
научная школа "Русская языковая личность" стала сегодня одним из лидирующих
направлений в отечественной лингвистике и лингводидактике, которое
развивается в десятках научных и образовательных центров России. Перечень
публикаций и защищенных диссертаций по проблематике научной школы за период
1990--2005 гг. охватывает более 250 названий.