Караулов Ю.Н.

Словарь Пушкина и эволюция русской языковой способности. Изд. стереотип.

Оглавление

Из вводной части

О лексикализации грамматики

Под языковой способностью человека понимают обычно возможность для него производить и понимать тексты, ранее ему не известные, им не производившиеся и не слышанные. Согласно распространенным представлениям языковая способность складывается из составляющих, которые соответствуют уровням языковой структуры. Так, различают фонетический компонент языковой способности, морфологический, синтаксический, лексический. Последний совпадает с индивидуальным лексиконом, со словарем "в голове" человека и является ответственным за лексико-семантические связи слов, основывающиеся на ассоциативных принципах. В соответствии с подобными представлениями в процессе порождения или восприятия текста происходит соединение, осуществляется синтез разных компонентов, которые в другое время представляют собой независимые одно от другого, самостоятельные образования и хранятся в памяти человека по отдельности: отдельно лексика, отдельно правила словоизменения, отдельно правила соединения слов или правила словообразования. Такова наиболее распространенная модель владения языком, которая в явном или неявном виде разделяется, как кажется, большинством лингвистов.

Проведенные мною исследования усредненной ассоциативно-вербальной сети (ABC) современных носителей русского языка так же как анализ индивидуальной ассоциативно-вербальной сети, дают основания пересмотреть расхожую модель владения языком, во всяком случае в части, касающейся лексико-семантического и грамматического (т.е. словоизменительного и словообразовательного) уровней.

Результаты этих исследований показывают, что грамматика не отделена от лексики, а наоборот, синкретична с ней, разлита, "размазана", так сказать, по ассоциативно-вербальной сети, которая репрезентирует индивидуальный лексикон носителя языка. Грамматика в ней хранится в лексикализованном виде, так что все грамматические формы распределены между узлами-лексемами этой сети. Если бы мы обладали таким средством, которое позволяло бы остановить время, одномоментно зафиксировать грамматическое состояние всех узлов индивидуальной ассоциативно-вербальной сети носителя языка, мы могли бы, в случае такой фиксации, наблюдать картину, при которой каждая находящаяся в своем узле лексема, связанная десятками и сотнями семантических, грамматических и других нитей-связей со многими такими же узлами, оказалась бы запечатленной в одной из своих косвенных словоформ: именно так, синкретично с лексемой соединена грамматическая форма в индивидуальном лексиконе носителя языка. В текущем же, неостанавливаемом времени каждая лексема находится в состоянии постоянной грамматической осцилляции, воплощаясь каждый раз в той словоформе, которая оказывается потребной для проходящего через сознание -- порождаемого или воспринимаемого -- в данное время текста. Однако, взятая в любой отдельный момент, совокупность всех состояний однотипно изменяемых лексем интегрирует целиком и, видимо, интегрирует с многократной избыточностью соответствующую парадигму, которая оказывается тем самым всегда присутствующей в лексиконе, но распределяемой между разными аналоговыми лексемами ассоциативно-вербальной сети. Такой механизм и обеспечивает владение грамматикой, или "языком" в узком смысле слова, т.е. языком на вербально-грамматическом уровне. Как свидетельствует опыт изучения "Ассоциативного тезауруса русского языка", из всего множества лексем, зафиксированных в усредненной ассоциативно-вербальной сети носителя, одномоментно в лемматизированной форме оказывается их не более 20--25%, что в точности соответствует "грамматическому состоянию", т.е. степени грамматикализованности среднего текста на современном русском языке. Следовательно, ассоциативно-вербальная сеть, воплощающая структуру индивидуального лексикона, содержит в себе и признаки словаря, поскольку состоит из набора семантически и грамматически связанных одна с другой единиц, и некоторые признаки текста, поскольку степень грамматической оформленности этих единиц соответствует степени их оформленности в текстах.

Косвенным подтверждением справедливости или, во всяком случае, правдоподобности высказанных положений может служить обращение к словарю индивидуальности, словарю языка писателя, поэта. Такой словарь не является, естественно, одномоментной фиксацией состояния ассоциативно-вербальной сети соответствующего автора, но представляет собой протяженную во времени серию подобных фиксаций, каждая из которых отвечала когда-то тому или иному порождаемому им тексту.

Если ABC свойственно одно какое-то грамматическое состояние узлов, то в индивидуальном словаре мы обнаруживаем интересующую нас лексему отмеченной в разных состояниях, но и принадлежащей разным контекстам. При этом для подавляющего большинства лексем, несмотря на их относительно высокую встречаемость в текстах определенного автора, характерна неполнота грамматической парадигмы. Так, слово болезнь употреблено в трилогии М.Горького 15 раз, но среди его форм отсутствуют Вин. и Предл. п. ед. ч., Им., Вин. и Твор. падежи мн. ч. В словаре к произведениям А.С.Пушкина то же слово мы находим с частотой 56, но его парадигма опять-таки полностью не восстанавливается из этих словоупотреблений, так как ни разу не зафиксированным оказался Дат. п. ед. и мн. ч. С аналогичной картиной мы столкнемся, обратившись к словоформам этой лексемы, например, в романе Л.Н.Толстого, где ее частота равна 60, или в творчестве М.Ю.Лермонтова, употребившего это слово в своих текстах 38 раз. Значит ли это, что Горькому была неведома форма предложного падежа этого слова, а Пушкин никогда не употреблял или не слышал его словоформы в дательном падеже? Вопрос кажется абсурдным.

Словарь и сеть

Конечно, словарь к одному произведению или даже словарь всего творчества того или иного автора не в состоянии охватить всех словоупотреблений, произведенных или воспринятых данной индивидуальностью в течение своей жизни. Но даже и это множество слов, коль скоро его удалось бы зафиксировать, не покрывало бы всех возможных словоформ и дериватов, представленных в современном данной личности варианте литературного языка. Тем не менее, владеющий языком человек в состоянии опознать и идентифицировать никогда им ранее не встречаемую и самим не использованную форму известной ему лексемы или ее деривата. В этом, как было сказано выше, и состоит суть владения языком, суть языковой способности человека.

Словарь творческой индивидуальности, скажем, словарь языка писателя, в каком-то смысле подобен ассоциативно-вербальной сети, отличаясь от нее двумя особенностями. Во-первых, ассоциативно-вербальная сеть экономнее чем индивидуальный словарь, так как не совмещает в одном узле более одной словоформы одной и той же лексемы, тогда как словарь под именем лексемы включает (или может включать) все ее употребления в разных текстах. Ср., например, слово болото в упомянутом словаре Горького, где оно в соответствующей словарной статье приведено в таких формах: болото, на болоте, в болоте, болота. Во-вторых, ассоциативно-вербальная сеть обладает большей динамичностью, поскольку грамматическое состояние любого узла не предопределено заранее, а зависит от производимых или воспринимаемых текстов. В словаре же все формы статичны, зафиксированы раз и навсегда.

Итак, мы вплотную подошли к формулировке нашей задачи и раскрытию содержания проводимого для ее решения эксперимента. Чтобы моделировать языковую способность человека, достаточно имеющемуся в нашем распоряжении словарю какого-то автора, в котором воплощается его индивидуальный лексикон, придать ту же степень динамичности, которая свойственна ассоциативно-вербальной сети. Достичь динамичности можно лишь в процессе функционирования лексикона или сети, функционирования в продуктивном или рецептивном режиме. Что касается первого, то трудно себе представить ситуацию, чтобы некто, вооруженный всеми словоформами, находящимися в словаре какого-то автора, смог воспроизвести созданные им тексты. Даже словоформы одного небольшого художественного произведения, например, стихотворения Пушкина, будучи предложенными в качестве материала человеку, который не знает этого стихотворения наизусть, не приведут нового "автора" к тому же результату. И это понятно: текст, а тем более художественный, не состоит из соединения лексической семантики с грамматикой, при его создании в действие включаются обязательно более глубокие и сложные уровни организации языковой личности, а именно, когнитивный, или уровень знаний о мире, и прагматический, или целеполагающий и мотивационный. Моделировать же их индивидуальную структуру и содержание принципиально невозможно.

Иначе обстоит дело с функционированием словаря (или индивидуального лексикона, или ABC -- теперь, после сделанных разъяснений, эти понятия можно употреблять как синонимы) в рецептивном режиме, т.е. в режиме восприятия, например, чтения с данным словарем текстов других авторов. Те лакуны, те несовпадения, которые будут обнаруживаться при сопоставлении, при наложении друг на друга словников, с одной стороны, индивидуального лексикона или авторского словаря, а с другой стороны, словника текста, читаемого как бы носителем этого лексикона, получат объяснения на основе реконструкции ассоциативно-вербальной сети, выявления ее потенций, ее системной экстраполяции за пределы реального, материализованного и зафиксированного в словаре словника.

Предлагаемый здесь эксперимент может быть назван так: "Пушкин читает Маканина". В качестве активно функционирующего индивидуального лексикона, моделирующего тем самым языковую способность, используется четырехтомный словарь произведений А.С.Пушкина, а объектом его восприятия становится рассказ В.Маканина "Человек свиты". В итоге мы получаем ответ на вопрос, мог бы носитель русского языка, принадлежащий по своему воспитанию и уровню знаний к первой трети прошлого века, даже такой выдающийся представитель этой эпохи как Пушкин, воспринять и понять текст, относящийся к нашему времени, входящий в контекст современной русской литературы. Выбор текста, на полтора века отстоящего от времени существования личности, которой принадлежит диагностирующий словарь, интересен в нескольких отношениях: он дает возможность ответить на три группы вопросов -- вопросы, относящиеся к языку, его эволюции; вопросы, касающиеся языковой личности вообще и той конкретной индивидуальности, чей словарь мы используем; наконец, вопросы методологического плана. Среди первой группы вопросов я бы назвал такие:

-- какие изменения произошли в структуре языка, в его семантике, грамматике, лексическом составе;

-- как изменилась картина мира у современного носителя русского языка по сравнению с картиной мира русского человека первой трети прошлого века и какое отражение это нашло в данном тексте и используемых языковых средствах;

-- каковы собственно языковые и текстоорганизующие показатели происшедших за полтора века коммуникативно-прагматических изменений, связанных с построением текста, отражением в нем позиции автора и ее соотношения с позицией читателя, с особенностями мотивации действий персонажей, используемой аргументации, идеалов и целей и т.п.

Что касается вопросов второй группы, то здесь я выделю следующие:

-- как функционирует индивидуальная ABC в рецептивном режиме, каковы закономерности ее самоорганизации и саморазвития;

-- как соотносятся друг с другом активный и пассивный словарь личности -- и в качественно-содержательном отношении, и в количественном;

-- какие единицы "картины мира" становятся наблюдаемы при таком подходе, как они воспринимаются и взаимодействуют с единицами ABC;

-- в чем проявляется специфика единиц прагматикона личности, и каковы их изменения за указанное время.

К вопросам методологического плана следует отнести по меньшей мере два:

-- в чем суть процесса понимания, каковы факторы, его затрудняющие на разных уровнях структуры языка и на разных уровнях организации языковой личности;

-- как с учетом упомянутых факторов должен строится комментарий к тексту, облегчающий его понимание.

Теперь, когда сформулированы исходные положения и намечены задачи исследования, мы можем приступить к описанию техники анализа. Рациональнее сделать это в несколько этапов: сначала продемонстрировать методические приемы при сплошном продвижении по тексту с диагностирующим словарем Пушкина, и этому, собственно говоря, посвящена "Вводная часть". Далее, в соответствии с уровнями организации языковой способности, последовательно прокомментировать особенности функционирования "регистрирующих структур" каждого уровня -- ABC, тезауруса и прагматикона. Текст рассказа был введен в ЭВМ, и были получены необходимые для его анализа словник, частотные характеристики текста и словника, а также конкорданс.

Об авторе

Лингвист, специалист по общему и русскому языкознанию, автор 300 научных работ, в том числе 11 монографий и 10 словарей. Исследовательская деятельность ученого связана с тремя направлениями, в разработке которых им получены существенные результаты: теория языковой личности, ассоциативная лингвистика, теория и практика лексикографии.

Ю.Н.Караулов -- лауреат Государственной премии СССР (1991) и премии Президента Российской Федерации (2003). Сформировавшаяся на базе его работ научная школа "Русская языковая личность" стала сегодня одним из лидирующих направлений в отечественной лингвистике и лингводидактике, которое развивается в десятках научных и образовательных центров России. Перечень публикаций и защищенных диссертаций по проблематике научной школы за период 1990--2005 гг. охватывает более 250 названий.