|
Оглавление
К читателю
Предлагаемая читателю новая книга "Неизвестная провинция" является плодом долголетней работы автора в проектном институте Спецпроектреставрация. Это позволило подготовить книгу, само название которой обязывает переставить акценты в отечественном искусствознании. История художественной культуры не может быть исчерпана знанием столичных произведений и отдельных памятников такой огромной страны как наша. Переоценка истории архитектуры России на основе углубленного изучения ее региональных памятников – актуальная задача современного искусствознания. Сейчас особенно важно понять, в чем состоят эти региональные, провинциальные ценности, формировавшие на протяжении веков образ национальной, традиционной культуры России. Быть может понимание их на фоне утрат ценностных критериев жизни поможет нам сохранить собственную индивидуальность, так ценимую современным обществом и лучше понять нас самих. Мы надеемся, что новая книга С.С.Попадюка заставит задуматься, почему мы дорожим зданиями, сохраняющими масштаб и художественную выразительность пространства, в котором выросла наша культура. Центр традиционной культуры "Преображенское" намерен и в дальнейшем поддерживать издание исследований, способствующих более широкому и объективному представлению о культуре России. Председатель Центра традиционной русской культуры "Преображенское" И.К.Русакомский Предисловие
– У нас не было заранее построенной теории. Мы просто отправились туда,
чтобы наблюдать и делать выводы из наших наблюдений.
Конан Дойл. Его прощальный поклон I Нет такого памятника архитектуры или градостроительства, который сохранился бы до нашего времени в неприкосновенности первоначального замысла. Люди, использующие результаты своей строительной деятельности по прямому назначению, не могут не подвергать их более или менее радикальным переделкам. Возникают новые практические потребности, изменяются функции, вводятся в употребление иные материалы и технологии, прежние вкусы начинают казаться слишком аскетичными или, напротив, вычурными – и строительный объект принимает все новые и новые формы с той же неизбежностью, с какой совершается развитие живого организма. Город, привлекающий население сосредоточенными в нем возможностями социальной и хозяйственной активности, разрастается в соответствии с условиями природного ландшафта, переживает непрестанную регенерацию и обновление застройки, подвергается перепланировкам, выделяет жилые, торговые, промышленные зоны, требует модернизации инженерных сетей и транспортных коммуникаций. Устойчивая клетка города – квартал, стягивая и сгущая застройку на красных линиях и границах домовладений, заполняя промежутки, наращивая этажность, постепенно полностью перерождается в гипертрофированную парцелляцию, где прежде открытое пространство замкнуто в дворы-колодцы, церковь XVII века непосредственно соседствует с огромным доходным домом, а банк в стиле модерн примыкает к дворцу эпохи классицизма. Дом, выстроенный купцом для собственной семьи, расширяется и надстраивается его наследниками, и через каких-нибудь 70 лет из скромного ампирного особняка превращается в обросшее пристройками многоквартирное здание, богато украшенное декоративной лепниной, с магазином или конторой в нижнем этаже. Растесывают окна, чтобы сделать помещения светлее, перебивают и закладывают кирпичом проемы в связи с изменением внутренней планировки, пристраивают крыльцо, перелицовывают стены, приделывают новый портал... Об обычных поддерживающих ремонтах, исподволь, раз за разом изменяющих облик зданий, нечего и говорить. Это не "искажение", не "порча", – это специфическое бытие архитектурного и градостроительного наследия как окружающей нас "второй природы": органичный двусторонний процесс устаревания–обновления. Заповедная территория, памятник, соблюдаемый в режиме консервации, возможны лишь как коррелирующие элементы повсеместно и непрестанно происходящих изменений. В этих изменениях, каждое из которых обладает собственной "истинностью" по отношению к меняющимся потребностям и вкусам, – жизнь любого строительного объекта. Выпавший из них, предоставленный самому себе, он заведомо обречен. Опустевшее, "бесхозное" здание подвергается набегу соседей, которые выламывают из него все, что еще может пригодиться в другом месте: стропила, полы, "столярку", печные изразцы, металлическую фурнитуру... Дальнейшее разрушение происходит естественным образом: камень размораживается и выветривается, железо уступает коррозии, дерево гниет или заражается жучком, причем в первую очередь рассыпаются, отваливаются и исчезают "украшения" – вторичные индивидуализирующие признаки сооружения, – и значительно дольше сопротивляются разрушению напряженные, работающие конструкции (при желании можно углядеть в этом некий моральный урок архитектуры). "Меланхолия руин", "патина времени", если они не поддерживаются искусственно в угоду романтическим восторгам, свидетельствуют лишь о приближающейся гибели памятника. Однако с ускорением технического прогресса, провоцирующим устремленность к тотальному обновлению, бытие архитектурного и градостроительного наследия утрачивает былую органичность. Начинает казаться, что проще и дешевле строить новое на расчищенном месте, чем переделывать старое, и разительно выявляется разрыв со строительными традициями. Неравномерность же экономического развития приводит к тому, что в одном месте старая застройка стремительно, хищнически истребляется под напором бездумного "прогресса", а в другом – тихо, но неуклонно деградирует. В этих условиях все более насущной становится проблема сбережения наследия. Со времен Леонардо, впервые заговорившего о "враче-архитекторе", необходимость охраны и реставрации памятников, кажется, достаточно глубоко проникла в общественное сознание. Теперь уже речь идет о наследии вообще – как о целостном, неотъемлемом контексте сегодняшней жизни и сегодняшнего архитектурно-градостроительного творчества: реальная опасность безвозвратной утраты исторически сложившейся среды разрослась до размеров экологической катастрофы. Многолетняя коллективная работа по составлению Свода памятников художественной культуры России выявила огромные целинные залежи нашего архитектурного и градостроительного наследия, почти не затронутые ни подробными курсами истории русской архитектуры, ни даже обширной краеведческой литературой; одновременно для всех стали очевидны и масштабы надвигающейся катастрофы. Поскольку "оставить все, как есть, и ничего не менять" означает на деле способствовать разрушению, сбережение наследия превращается в актуальную творческую проблему наших дней. Если в отношении уникальных памятников действуют – должны действовать – требования современной научной реставрации, то массовая среда может быть сохранена только путем продолжающихся (или возобновленных) видоизменений. Вопрос – каких? Видоизменение-сбережение (вместо прежнего безотчетного, не отягощенного исторической рефлексией "обновления") предполагает в каждом конкретном случае выведение необходимых проектных предложений из существующего состояния данной среды в соответствии с постигнутой "логикой" ее формирования. Для этого требуется прежде всего исчерпывающая информация обо всех предшествующих видоизменениях. Традиционное искусствоведение, привыкшее иметь дело с предпочтительными синхроническими срезами, не уделяет достаточного внимания процессу устаревания–обновления, который составляет сущностную специфику жизни "недвижимого" наследия. Между тем именно этот динамический аспект чрезвычайно важен для любого проектирования в исторической среде. Практика охраны и реставрации памятников выработала специализированный исследовательский жанр, пожалуй, наиболее полно отвечающий указанному аспекту, – историко-архитектурное исследование в составе обязательных предпроектных разработок по самым разным объектам. Когда, кем и для каких надобностей был создан данный объект? Как выглядел изначально? Что в его форме определялось назначением, типологией, господствующим стилем эпохи и чем он отличался от современных ему родственных объектов? Как и почему видоизменился за время своего существования? Как соотносился с природным и градостроительным окружением? В чем заключается его художественное и культурное значение? Какова причина его деградации? Есть ли и каковы резервы его жизнеспособности? – Вот далеко не полный перечень вопросов, на которые отвечает историко-архитектурное исследование, являющееся основой для собственно проектных решений: какие новые функции способны вернуть объект к жизни, какие допустимые видоизменения с этим связаны, какие из поздних переделок подлежат устранению, какие утраты следует воссоздать и т.д. Вопросы сводятся к трем основным взаимосвязанным задачам исследовательской программы: атрибуции, реконструкции, комментарию. Атрибуция (в широком понимании) включает в себя датировку изучаемого объекта, сведения о строителе (или хотя бы о круге возможных строителей – "школе"), заказчике, владельцах, других обстоятельствах, связанных с его созданием и использованием, в том числе датировку и авторство последующих перестроек. Теоретическая реконструкция предполагает выработку возможно более полного и отчетливого представления о формах объекта на каждом этапе его строительной истории. Комментарий объясняет эти формы и их видоизменения из соответствующих жизненных и культурных контекстов – назначения, среды, традиции, стиля, наличных аналогов и т.д. Ясно, какое значение имеет правильная атрибуция объекта для его реконструкции и комментария; ясно также, что полноценный комментарий невозможен без детальной, продуманной до мелочей реконструкции. Но очень часто только комментарий, опирающийся на широкое знание историко-архитектурного материала данной эпохи и на понимание ее стилистических принципов, дает возможность уточнить сомнительную атрибуцию или – посредством аналогов и воссоздания утраченных архитектурных деталей по образцу сохранившихся – довести до конца реконструкцию. Каждый объект, как уже говорилось, представляет собой более или менее сложное наслоение строительных этапов, из-под которого иногда лишь просвечивает первоначальный замысел. Запечатленная здесь история возникновения–устаревания–обновления постепенно, пласт за пластом, раскрывается в ходе комплексных изысканий – библиографических, архивных, натурных, археологических, лабораторных. Увлекательно погружаться в нее, прослеживать ее по летописям, государственным актам, челобитным и жалованным грамотам, по писцовым, оценочным и окладным книгам, по архивным планам и чертежам, рисункам, гравюрам, старым фотографиям, по строительным контрактам, сметам, приходо-расходным ведомостям, описям имущества, купчим, закладным, деловой и личной переписке, по статистико-экономическим и топографическим описаниям, мемуарам, справочникам, краеведческим очеркам, распоряжениям должностных лиц и отчетам исполнителей. Вести расследование широким фронтом или отыскивать конец ниточки, которая – от известного к неизвестному – приведет к цели кратчайшим путем. Шаг за шагом собирать материал. Вникать в исторические документы, медленно вчитываться в них, стараясь догадаться о том, что стоит за текстом, в чем заключается то, само собой разумеющееся, о чем документы всегда умалчивают. Анализировать и сопоставлять добываемые факты. Не пренебрегать мельчайшими косвенными сведениями, которые потом, когда из разрозненных данных начнет складываться общая картина, могут обрести решающее значение. Строить эту картину, заполняя неизбежные пустоты, добиваясь связности, поочередно испытывая провалы и озарения, проверяя версии, привлекая аналоги, преодолевая возникающие противоречия. Сочетать логику с интуицией. Но, конечно, основным источником информации остается сам объект. Возраст древесины, состав раствора, размеры и клейма кирпича, стратиграфия кладки, остатки бывших примыкающих стен и срубленных архитектурных деталей под поздней штукатуркой, выявленная зондажами пята разобранного свода, фундамент утраченного строительного объема в выкопанном шурфе, прудовая дамба, трассировка подъездной аллеи, планировка домовладения, парцелляция квартала, система высотных доминант, восходящая к средневековому городу, улочка, уцелевшая при регулярной перепланировке, – вот те данные, которые, будучи зафиксированы на точных обмерных чертежах, наполняют реальным содержанием добытые исторические сведения и позволяют достоверно реконструировать каждый строительный этап, "истинность" которого подтверждает комментарий. Атрибуцией, реконструкцией, комментарием исчерпываются "научные" задачи историко-архитектурного исследования. Здесь – ремесло историка архитектуры, но – только ремесло. "Мнение профессора: не Шекспир главное, а примечания к нему", – язвительная чеховская ирония вполне справедлива до тех пор, пока дело обходится без интерпретации. Речь ведь идет не просто о строительных объектах – объемах, комплексах, планировках. Мы говорим о произведениях архитектурного и градостроительного искусства, и как таковые они ждут от нас восприятия своей художественности, проникновения в созданные художественные смыслы, не вполне, может быть, осознававшиеся самими творцами, но единые в своей основе. Эти смыслы невозможно "изучать", они не входят в компетенцию "научного" исследования. Они только каждый раз заново воссоздаются усилиями творческой активности, как бы повторяющими усилия автора-творца, так сказать, в идеальном плане. Нужно мысленно поставить себя на его место, в конкретную (изученную) ситуацию его творчества со всем имеющимся в его распоряжении арсеналом средств, вжиться, вчувствоваться в стоящую перед ним проблему, пережить ее как свою и, значит, отождествить ее с сегодняшними проблемами, которые я концентрирую в себе как потенциальный художник, а затем заново, вслед за ним, пройти его путь, но с открытыми глазами, отдавая себе отчет в каждом шаге, оценивая меру совершенства, достигнутого в данный момент и в данном месте. Сотворить, воссоздать, про-играть (re-enact, по Коллингвуду) его произведение как единственно возможное в данных условиях решение проблемы. К обусловленной необходимости вот этого, данного решения я прихожу не "снаружи", со стороны добытых исследованием объективных фактов, порождающих иллюзию, будто "иначе и быть не могло", а "изнутри", из глубины творческого прозрения, опознающего подлинные намерения автора, его находки, его компромиссы, отвергнутые варианты и всю проблематичность сделанного выбора. "Мы ведь до тех пор исследуем известные вещи, – говорит Аристотель, – пока не определим, возможно или невозможно нам их сделать". Verum et factum convertuntur Джамбаттисты Вико. Пушкинское "будь заодно с гением". Вне этой установки и направленности (intentio) воспринимающего сознания любое художественное произведение не существует как произведение и остается только вещью – размалеванным холстом, сумбуром звуков, нагромождением кирпичей. Когда экскурсовод, ознакомив публику с "анкетными данными" произведения (датировкой, авторством и т.д.), взывает к ней: посмотрите, как это прекрасно! – а уставшая и уже пресытившаяся "прекрасным" публика готова, скорее, поверить ему на слово, чем заново переживать "прекрасное", – мы наблюдаем бессилие "научного" подхода при полном отсутствии творческого соучастия, которое в познавательном плане принимает форму интерпретации. Отталкиваясь от получаемых результатов исследования, корректируя ими свою "установку", интерпретация воссоздает изучаемое произведение именно как определенную художественную целостность, отвечающую конкретным условиям и обоснованную в каждой детали. От реконструкции она отличается тем, что восстанавливает не материальную субстанцию произведения, а его структуру, смысловое взаимодействие составляющих элементов; от комментария – тем, что ориентируется не на "эпоху", "стиль" и тому подобные "внешние" определения произведения, а на воплощенный в нем индивидуальный творческий процесс. Интерпретация – это вос-создающий, со-творческий акт, отрефлексированный как понимающий диалог, в котором прошлый и сегодняшний художественные опыты отбрасывают свет друг на друга. "...Произведение искусства просыпается к новой жизни благодаря встрече с интерпретатором или зрителем, к которому оно изволит обратиться, которому оно открывается. В этой встрече оно достигает истинного настоящего и одаряет им зрителя, впускает его в свою тайну... Только тогда мы можем определить, что оно означает в качестве исторического события и какие исторические предпосылки были у этого прошедшего события". Поскольку бытие архитектурного и градостроительного художественного наследия, запечатленного, казалось бы, в самых долговечных материалах, но тесно связанного с практической жизнью, отличается непрестанной изменчивостью (устареванием–обновлением), каждый объект предстает перед нами как результирующее воплощение не одного, а множества различных по масштабу и значимости творческих процессов, или, если угодно, как воплощение единого, длительного, коллективного процесса, в котором стиль накладывался поверх стиля, функция – поверх функции, технология – поверх технологии и который то ускорялся под воздействием чьей-либо личной инициативы, то протекал постепенно, складываясь из мелких анонимных инициатив. Процесса, что самое главное, незавершенного, открытого, оставляющего на каждой своей стадии – и сегодня тоже – возможность выбора из самых разных дальнейших путей. Этот процесс, соотносимый с отдельными дискретными состояниями (строительными этапами), и воспроизводится в акте интерпретации. Интерпретация предшествует собственно исследованию – в качестве первого, "пред-понимающего" суждения о памятнике. Интерпретация определяет исходный пункт и направление исследования. Интерпретация понимает исторические документы и натурные наблюдения, проецируя добываемые сведения, всегда неполные, отрывочные, намекающие, на некую целостную реальность, которую сама же и конструирует. (Многочисленные, разрозненные факты и фактики прыгают и соударяются в твоей голове, как горошины в детской погремушке, и никак, хоть плачь, не желают сцепляться друг с другом, пока, после множества разнообразных переборов, мучительных проб и ошибок, трудов пристального всматривания – intuitio, – не выделятся два-три из них, между которыми установилась прочная причинная связь; с этого все и начинается: вспыхивает цепная реакция. Факты взаимодействуют с возрастающей скоростью, с бешеным выделением энергии, с вовлечением новых, неизвестных ранее фактов, лавинообразно; потом эта горячая, текучая плазма, остывая, сжимаясь, отвердевает в единственный факт – воссозданную реальность.) Интерпретация так или иначе, пусть скрытно, незримо присутствует в атрибуции, реконструкции, комментарии, управляя ими; пожалуй, зачастую они и невозможны без нее. Она, и только она, производит качественную оценку. Наконец, именно она, вжившись, вработавшись в динамику изучаемого процесса (s'\'etant install\'ee dans le mouvement, по выражению Бергсона), уяснив его логику и уловив перспективу, играет решающую роль в создании сегодняшнего проекта – как обоснованной "истины" очередного строительного этапа. История формирования архитектурного или градостроительного объекта осознается как целостная, неповторимая, открытая в будущее судьба; исследование непосредственно перерастает в видоизменяюще-сберегающее действие. Таким образом, интерпретация – не только сверхзадача историко-архитектурного исследования, но и его движущая сила, последовательно выводящая его в деятельностный, созидательный план. Переход к продолжению незавершенного процесса начинается уже с описания, которое воссоздает, "изображая словом как бы на некоторой картине" (Григорий Нисский), развернутую во времени художественную структуру объекта. Слово является тем идеальным посредником, который обеспечивает встречу и понимающий диалог сегодняшнего художественного опыта с прошлым. Изначально конструирующее смыслы, оно пробуждает нашу творческую активность; расчленяя, упорядочивая, отвлекая от бесчисленных подробностей предстоящую нам безразличную или смутно воздействующую художественную форму, оно внедряет ее в наше сознание содержательной, ясной, исполненной актуальных значений, – осваивает для нас то, что есть в ней нашего, и выделяет непроницаемый "иррациональный остаток", который загадочно увеличивается по мере обнаружения "своего" (отчетливое ощущение этого "остатка" и составляет особенность художественного восприятия). Эту конструирующую роль описания имел в виду Ле Корбюзье, когда советовал ученикам "непрестанно говорить о том, что видишь", а отсюда – "уметь видеть то, на что смотришь". Поразительный эффект перехода от простого созерцания к словесной фиксации неизмеримо возрастает при переходе к письменной фиксации, когда язык, по выражению Мерло-Понти, "ощупью пробирается вокруг интенции обозначения". Все относящиеся к делу факты давно уже кружатся в голове исследователя, примериваясь и прилаживаясь друг к другу; но требуется такое напряжение, такая предельная сосредоточенность, при которой не только сознание, но, кажется, все существо человека, собранное воедино, вовлекается в осмысление этих фактов, и которая возможна лишь за письменным столом, при обдумывании очередной фразы, наилучшего способа изложения, чтобы вдруг, в какой-то момент, словно сами собой, стали возникать совершенно новые факты, изумляющие своей очевидностью и простотой. Они не выводятся из тех, эмпирических фактов – они именно возникают; напротив, те, эмпирические, теперь выводятся и получают объяснение из этих. "Предложение, – говорит Витгенштейн, – конструирует мир с помощью логического каркаса, и поэтому в предложении, если оно истинно, действительно можно усмотреть все логические черты реальности". Усилия, необходимые для того, чтобы составлять фразы, выстраивать их в определенной последовательности, добиваясь от них соответствия формирующемуся пониманию (которое, собственно, и формируется в процессе составления, выстраивания фраз), – эти усилия уравнивают нас с воспринимаемым произведением. "...А что подобное исследование есть дело искусства, с этим, вероятно, согласится каждый". И, как "дело искусства", этот исследовательский акт всегда рискован, проблематичен. Он не гарантирован никаким алгоритмом. Он может удаться в большей или меньшей степени, может окончиться и полной неудачей. Но он никогда не бессмыслен. Помимо того, что от него в любом случае остаются добытые исторические сведения, он имеет и самостоятельное значение – как любая творческая попытка. Даже безнадежная. Тем более – безнадежная. И, выходит, Чехов прав был только отчасти: Шекспир, конечно, главное, но и "примечания" к нему. II В этой книге собраны историко-архитектурные исследования, выполненные автором в составе проектов реставрации и приспособления памятников архитектуры, зон охраны, регулирования застройки и заповедных территорий мемориальных комплексов и исторических городов. Нельзя не признать, что подбор объектов довольно случаен: он продиктован практикой поступления и распределения заказов в институте "Спецпроектреставрация", где выполнялись указанные проектные разработки. Он включает главным образом неизвестные или малоизвестные памятники российской провинции, однако не претендует на открытие "неведомых шедевров". Надо сказать, что понимание произведений как процессов неотделимо от представления о единстве и непрерывности художественного опыта, в свете которого каждое отдельное произведение, с необходимостью закрепленное на "вещи" и лишь в силу этого отдельное, является малым фрагментом бесконечно большого Произведения, вечно становящегося, вечно незавершенного, возникающего одними частями и исчезающего другими, постоянно восстанавливающего, – в памяти ли, в живой восходящей традиции, в догадках и предвосхищениях, – исчезнувшие части вместе с бесчисленными нереализованными возможностями, – фрагментом, в большей или меньшей степени отражающим все свойства этой открытой целостности. Тот или иной фрагмент – шедевр или рядовой памятник – потенциально актуализирует всю сферу художественного опыта. Интерпретация – самый надежный (если не единственный) инструмент познания в отношении "ранга и ценности" – способна уловить искру творческого духа там, где дилетантский взыскательный вкус не находит ничего примечательного. К тому же, как добавил бы Шерлок Холмс, "каким бы простым поначалу ни показался случай, он всегда может обернуться гораздо более сложным". Именно случайность, непреднамеренность выборки представленных здесь объектов сообщает им определенную репрезентативность – вот наше наследие, каково оно есть в своей массе – и, кроме того, подчеркивает индивидуальность, историческую уникальность каждого отдельного примера, наудачу выхваченного из этой "массы", которая, как становится очевидно, вся состоит из таких вот неповторимых "случаев". Выясняется также, что исторический путь русской архитектуры проходит не мимо них, а через них, так или иначе – но каждый раз иначе – воплощаясь в самой минимальной художественной структуре. Под отрывочной историей известных шедевров проступает массовый, разнообразный и непрерывный архитектурно-исторический процесс – та почва, из которой вырастают шедевры и без которой они не могут быть по-настоящему поняты, так же как невозможно понять поэтический язык в отрыве от языка как такового. Здесь представлены жилые дома, храмы, монастырский ансамбль, крупные хозяйственные сооружения, помещичьи усадьбы, планировка и ценная историческая застройка "малых" городов России. Датировки строительных этапов колеблются от XII в. (возникновение города Плеса) до разрушений и перестроек советского времени, захватывая, в основном, период XVIII – начала XX вв. Типологическое и стилистическое разнообразие объектов, их широкий географический разброс (Подмосковье, Верхнее и Среднее Поволжье, Астрахань, Сибирь, не считая многочисленных привлекаемых аналогов), дают возможность судить о русской провинциальной архитектуре в целом. Конечно, такие города, как Свияжск и Елабуга, такие мемориальные усадьбы, как Болдино, Мураново, Карабиха, трудно назвать "неизвестными"; но и они, вместе с другими представленными здесь памятниками, впервые фигурируют в качестве объектов историко-архитектурного исследования, с исчерпывающим привлечением архивного и натурного материала, который содержит драгоценные сведения о быте и строительной культуре российской провинции. Полнота использованного материала, с одной стороны, и методика углубленного со-творческого воссоздания – с другой, позволяют раскрыть логику возникновения и последующих видоизменений данной архитектурной или планировочной формы, интерпретировать ее как индивидуальную, исторически обусловленную и значимую структуру. Понятно, что ход исследования (расследования) зависит от особенностей самого объекта, от его древности, интенсивности перестроек, сложности, сохранности, а также от количества и характера добываемых сведений. Соответственно и тексты, приведенные ниже, отражают самые разные исследовательские ситуации. Бывает так, что материал, как говорится, сам плывет в руки, и достаточно расположить его в хронологическом порядке, чтобы перед нами предстала вся история изучаемого объекта от его возникновения до сегодняшнего дня ("Церковь Покрова в Красноярске", "Елабуга"). Иногда возникает необходимость в группировке хронологических рядов: "объемно-пространственное решение", "перекрытия", "двери", "окна", "полы" и т.д. ("Спасский монастырь в Енисейске"). Случается, что в работе со сложным, радикально перестроенным, понесшим значительные утраты памятником на первый план выступает проблема реконструкции его первоначального облика, и тогда целесообразно рассматривать материал в регрессивной последовательности – от существующего состояния к моменту создания, – с тем, чтобы интерпретировать этот исходный момент ("Митрополичий конюшенный двор в Ростове Великом"). В других случаях, при нехватке нужных сведений, приходится группировать материал по проблемам ("Церковь Благовещения в Красноярске") или выстраивать его сужающимися кругами, от общего к частному, ориентируя на ключевую проблему ("Болдино"). Далеко не всегда удавалось приблизиться к тому идеалу историко-архитектурного исследования, который был набросан выше. Но неизменным оставалось одно – стремление стать вровень с исследуемым произведением. Все описания соответствуют времени обследования памятников. Натурная и архивная фотосъемка выполнена И.В.Асташовым, В.С.Зенкиным, Е.А.Зиновьевым, В.А.Ипатовым, Н.А.Лобовым, Г.Н.Мурашовой, С.С.Попадюком, Н.С.Федоровым, В.И.Черником, Н.В.Шемшуриной. Особая благодарность В.М.Рудченко за большую помощь в изготовлении иллюстративного материала этой книги. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||