|
Оглавление
Предисловие
Интерес к изучению объективного времени в разных областях знания и грамматических времен в языкознании за последние десятилетия растет: "Сопоставляя это беспрецедентное повышение интереса ко времени в практике и теории литературы с некоторыми направлениями в современном естествознании, философии, психологии и культуроведении, пытающимися дать качественный анализ времени, мы убеждаемся в том, что перед нами всеобщая тенденция, своего рода "знамение времени". Суть дела не сводится к одним только открытиям ученых, к новым наблюдениям мыслителей и к оригинальным находкам тех или иных писателей. Очевидно, речь идет о глубоких сдвигах в сознании" [45а, 153]. К сожалению, однако, философы, пишущие о времени, избегают приводить лингвистический материал и интерпретировать его. Языковеды же в большинстве случаев уклоняются от исследования того, какие именно реальные временные отношения событий, протекающих в объективном времени, отражает система времен того или иного языка. По-видимому, камнем преткновения является тот факт, что системы времен разных (даже родственных) языков очень не похожи одна на другую (есть и языки, не имеющие грамматических времен вообще), а объективные временные отношения между явлениями действительности в принципе сходны для всех народов. В данной работе делается попытка исследовать систему времен новояпонского языка на фоне развитой системы наклонений и малоразвитой системы видов, не закрывая глаза на философские вопросы: соотношение объективного и субъективного в изучаемых грамматических категориях, объективного и грамматического, универсального и специфического для данного языка или группы языков; причины грамматических изменений в связи с изменением общественного сознания, причины возникновения различных интерпретаций одной и той же грамматической системы и т.п. Времена глаголов и прилагательных японского языка, даже современного, изучены недостаточно. Специальных работ по этому вопросу мало. В советском японоведении известны только две кандидатские диссертации [30; 119] и шесть статей, написанных в основном по их материалам [32; 33; 34; 118; 120, 121], на западноевропейских языках работ на эту тему нет Изданная в Японии монография Араи Мудзироо "Исследование времен японского языка" [150] посвящена временам в языке классической японской литературы (VIII–XIV вв.) и совершенно не касается современного языка. На японском языке есть еще несколько статей, в которых рассматриваются лишь отдельные стороны данного вопроса [164; 168; 189; 192]. Но, разумеется, ни один автор грамматики или учебника японского языка не может обойти эту проблему, и времена современного языка получают то или иное освещение. Однако трактуются они неодинаково, что свидетельствует об отсутствии единого подхода к их изучению. Достаточно сказать, что даже само количество времен до сих пор является предметом споров: одни находят в современном языке три времени (прошедшее, настоящее и будущее), другие – два (прошедшее и непрошедшее или прошедшее и будущее), третьи – одно (перфект), некоторые – четыре (прошедшее, завершенное, настоящее и будущее) и т.д. Наконец, есть авторы, которые вообще отрицают наличие грамматических времен в современном японском языке. Недостаточная разработанность этого вопроса наносит ущерб и практике. В учебниках японского языка для иностранцев употребление времен, как правило, не освещается, между тем как во всех учебниках западноевропейских языков этому вопросу уделяется много места. Отсутствие специального раздела "Употребление времен" объясняется и тем, что авторы учебников японского языка для русских, например, не могут позаимствовать подробные правила употребления времен из грамматик родного языка для японцев, где такие правила не даются, поскольку носители языка в них практически не нуждаются (там указывается лишь, как образуются формы от глаголов разных спряжений). К тому же японские грамматисты оперируют крайне ограниченным количеством примеров, кочующих нередко из работы в работу Многочисленные теории, по-разному трактующие времена, базируются на общих умозрительных соображениях. Ни один автор довоенных грамматик не указывает, какой же фактический материал он использовал. Создается впечатление, что японские грамматисты вообще не изучали язык современной национальной литературы. Лишь в последние годы появились работы, использующие примеры из литературы [см. 153; 189]. Не удивительно, что ни одна существующая теория времен японского языка не является сколько-нибудь полной. Многие случаи употребления времен остаются необъясненными, а некоторые до сих пор вообще не были замечены. Еще одна попытка по-иному разобрать те же скудные примеры, введенные в научный оборот, ничего не даст. (К этой же мысли пришел и Судзуки Сигэюки [см. 189, 2].) Необходимо привлечь многочисленные разнообразные источники и установить на основе объективных данных, полученных в результате применения новой методики, конкретные частные правила употребления временных форм, а затем сделать выводы и об их общих значениях. Какие же приемы исследования предложены в данной работе? 1. Значение и употребление временных форм изучаются в составе не только простого, но и главным образом сложного предложения. Между тем в работах по японской грамматике времена, как правило, рассматриваются в составе простого предложения и вне контекста, хотя сложные предложения в японской литературе встречаются гораздо чаще, чем простые. 2 В отличие от всех известных мне работ, в которых времена японского языка рассматриваются обособленно друг от друга, здесь сделана попытка взять за основу не формы, а синтаксические позиции. Например, изучались временные формы перед союзом то 'если', 'когда'. Было выяснено, какие временные формы встречаются в этой позиции, а какие не встречаются, и уточнены их значения. Сначала употребительность временных форм перед каждым союзом, союзным словом, концовкой и т.п. исследовалась особо. Затем союзные элементы, имеющие одинаковую сочетаемость с временными формами, были сведены в группы. Каждой группе посвящен отдельный раздел пятой главы. В главе третьей рассматриваются срединные формы, в шестой – конечные формы в позиции определения и т.д. 3. Главное предложение, – временные формы в составе которого освещаются в главе седьмой, – также бралось не изолированно, а как рекомендует проф. Н. С. Поспелов, "в составе высказывания". При этом было установлено, что выбор временной формы предикатива-сказуемого главного предложения зависит от временного отношения между процессами, выражаемыми сказуемыми этого и следующего предложения Обычно исследователи грамматических времен не замечают влияния этого отношения на выбор формы того или иного времени и крайне редко анализируют отрывки, состоящие из нескольких предложений 4. Примеры из текстов на современном национальном языке, которым уделено основное внимание в работе, регулярно сопоставляются с примерами из текстов XVI–XVII вв., эпохи, когда нынешняя система времен в основном уже сложилась. Таким путем удалось установить некоторые тенденции в развитии системы времен и дать им объяснение. 5. В работе использован положительный опыт советского японоведения по изучению грамматических категорий японского языка в сопоставлении с соответствующими явлениями алтайских языков (см., в частности, работы Н. И. Фельдман) – привлечены материалы по временам нанайского, маньчжурского, корейского, башкирского и монгольских языков. Кроме того, использованы достижения научной грамматики русского, французского, немецкого, английского, персидского, пушту, арабского, китайского, бирманского и некоторых других языков. Под новояпонским языком в широком смысле в работе понимается общенародный японский язык XVI–XX вв. К этому времени язык утратил старые видо-временные формы с суффиксами -ки, -кэри, -цу, -ну, -ри, а суффикс -тару трансформировался в -та. Одновременно значительно упростилась и система наклонений; исчезли многие модальные суффиксы: -мэри, -раму, -кэму, -маси, -наму, -бэси и др. Связки нари, со:ро: уступили место глаголу бытия ару, стоящему после творительного предикативного на -дэ. Заключительные формы глаголов и прилагательных были вытеснены определительными формами, которые тем самым приобрели более широкое значение конечных форм вообще (в противоположность срединным). (Подробнее см. 123,6–7.) Новояпонский язык противопоставляется старояпонскому языку, обладавшему перечисленными выше видо-временными и модальными формами. В более узком смысле под новояпонским языком можно понимать язык XVI–XVII вв. и, частично, XVIII в., т.е. общенародный язык, развивавшийся на основе западных диалектов. Но, во избежание недоразумений, при упоминании об этом языке в работе употребляется термин "язык XVI–XVII вв.". Современным языком в работе называется прежде всего японский национальный литературный язык, сложившийся на основе восточных диалектов, главным образом на основе диалекта г. Эдо (в 1868 г. переименованного в Токио). Источниками языковых примеров явились в основном оригинальные произведения японской художественной литературы. Из переводной (на японский язык) литературы использованы только памятники, датированные 1593 г.,- "Qincuxu:" ("Сборник золотых изречений", перевод с китайского) и "Esopono Fabulas" ("Басни Эзопа", перевод с латинского перевода). При написании японских слов, взятых из современных источников, в работе используется практическая русская транскрипция, а при написании слов, взятых из старых памятников японского языка, в отличие от принятого европейскими японистами метода модернизации произношения таких слов (см., например, работы Дж. Б. Сэнсома [239] и Е. М. Колпакчи [64]), дана транскрипция, отражающая состав фонем, существовавший в эпоху появления памятника. Так, современному японскому х в цитатах из памятников ранее XVIII в. соответствует ф, в цитатах из памятников VIII в.- п. Различаются жи и джи, зу и дзу, о: (о долгое открытое) и \^o (о долгое закрытое), перед е согласные ш и ж произносятся мягко: каже 'ветер' (совр. кадзэ). Эта транскрипция применена мной и в некоторых статьях [см. 118; 120; 121; 122]. Такие написания, несмотря на их необычность, будут гораздо ближе к действительному произношению, существовавшему в те эпохи, чем транскрипция современного языка. В японских словах, остающихся без перевода в русском тексте (именах собственных и т.п.), долгота гласного обозначается дополнительной гласной буквой (так, Кю:сю: пишется Кюусюу и т. в. см. 126]). Некоторые нововведения сделаны и в области слитного и раздельного написания сложных слов и частиц. Так, сложные слова, имеющие единый период высокого голосового тона, пишутся слитно; например, такое слово, как нихомбумпо: 'японская грамматика', не только пишется слитно (в списке литературы через дефис), но в его начертании отражается переход н в м перед губными согласными. В этом отношении я присоединяюсь к мнению Плетнера и Поливанова, которые писали: "Нихонно:гё:сирон ('Трактат по истории японского сельского хозяйства'. - Н. С.) - это безусловно одно слово... Могут быть и более сложные слова, напр. Нихонро:до:кумиаихё:гикай ('Совет японских профессиональных союзов'. - Н. С.)..." [91, 44]. Правда, в их книге не указывается, почему такие образования следует считать одним словом. Но сейчас уже можно привести аргументы, учитывающие в этом вопросе специфику японского языка. В частности, такой надежный источник, как глоссарий Тэракава и Кусака, где слова даются в международной фонетической транскрипции с указанием ударения, регулярно отмечает ассимиляцию N, если этот звук является последним звуком второго корня слова, состоящего из четырех корней, например: andzem:atchi [197, 56] "безопасные спички'. Ни одного сложного слова такого типа без ассимиляции обнаружить в этом словаре не удалось. Между тем известно, что в японском языке подобная ассимиляция может быть лишь в составе слова. Слова, имеющие два периода высокого голосового тона, пишутся в работе через дефис. Такое написание (слитное или через дефис) отражает определенную языковую реальность. Как свидетельствуют словари, в которых отмечаются ударения в японских словах, сложные слова с единым значением имеют и единый период высокого голосового тона, а сложные слова, в которых чувствуется противопоставленность их компонентов по значению, имеют два ударения, т.е. сохраняют ударения на каждом компоненте без изменения. Конечно, в случае отсутствия в словарях какого-либо слова, в его написании (слитном или через дефис) могла быть допущена непоследовательность. Частицы -ва, -мо, -мадэ, -дакэ, -бакари, -номи, -сика, -кири, -саэ, -сура и т.п. пишутся в работе через дефис, так как они являются энклитиками, а не самостоятельными словами, и не могут начинать собой синтагмы. Раздельное написание игнорировало бы их агглютинативный характер. Если слово снабжено двумя-тремя частицами или словоизменительными суффиксами, они не отделяются друг от друга дефисом. Ставится только один дефис между основой и формальной частью слова для того, чтобы читатель-неяпонец легче уяснил себе структуру слова. В японском тексте, передаваемом русской транскрипцией, в квадратные скобки заключаются факультативные морфемы, как это делается в японско-русских словарях. Знаки препинания сохранены. Но если часть примера сокращалась, она не (Всегда заменялась многоточием. Эта книга является одним из конкретных трудов по системной лингвистике, признающей одинаково важными как материю (морфологию) элементов данной (грамматической) системы, так и отношения между ними, их взаимозависимость, т.е. структуру. Автор выражает благодарность ответственному редактору – проф. А. А. Холодовичу, улучшившему архитектонику многих глав и удалившему все, не относящееся к временам, и рецензенту – Ю. В. Рождественскому за ряд ценных замечаний. Об авторе
Известный отечественный лингвист-японовед, много сделавший для популяризации японского языка. Доктор филологических наук. Ученик и соратник основателя школы отечественного японоведения, академика АН СССР Н. И. Конрада. Работал в Институте востоковедения АН СССР. Вместе с Н. И. Конрадом и известными японоведами Н. И. Фельдман и К. А. Поповым входил в число инициаторов и активных исполнителей многолетней и многотрудной работы над Большим японо-русским словарем – самым большим из японо-русских словарей, когда-либо издававшихся в СССР. Широкую известность среди востоковедов-японистов и всех интересующихся японским языком получили следующие работы Н. А. Сыромятникова: "Древнеяпонский язык" (1972), "Классический японский язык" (1983) и предлагаемая читателю книга "Развитие новояпонского языка", впервые вышедшая в 1978 г. |
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||